Шок

Добрый день, друзья! Проснулся сегодня утром – и первым делом, не знаю даже почему – слышу, звучит в голове вопрос: «А было ли в твоей жизни что-то, что по-настоящему тебя шокировало?» Я не успел задуматься, ответ уже был готов. Показалось, будто он пришёл одновременно с вопросом. Вспомнилась давнишняя история, которая и теперь отзывается странным осадком. 

Это ещё в институте, по-моему, даже на первом курсе. Оказался я на чьей-то свадьбе, в кругу незнакомых людей. И как-то мгновенно завёл себе друга. Его звали Толик, сидел за столом как раз рядом. Слово за слово, подружились, обменялись телефонами и уже даже что-то запланировали на будущее. А потом... 

А через пару дней мне сообщили, что Толя погиб. По глупости. Схватился в бане за какой-то провод... Царствие Небесное. Шок? Ну, наверное. Конечно, шок. Но ещё не в той мере, каким он будет дальше. Жалко парня, слов нет! Я и не успел его увидеть без улыбки на лице... 

Помню, я шёл по лестнице института, переживал, сокрушался: «Ну как же так, Толя? Да разве же это правда? Ведь вот только позавчера!.. Ох, Толя...» И вдруг... стыдно признаться. До сих пор стыдно, ну да что уж теперь. На ногах у меня была какая-то новая обувь. Натирала. И вот я ловлю себя на мысли, что боль от мозоли вытесняет во мне горе о Толике. Палец! Ничтожная мозоль, которая завтра пройдёт, – и она оказывается важнее, чем жизнь человека! Меня передёрнуло. Хотелось провалиться от стыда. 

Шок? Ещё больший? Да. Конечно, шок. Но главное ещё впереди. 

И тут я с какой-то дерзкой, обнажённой чёткостью понимаю, что вот это – «мой палец важнее чужой жизни» – естественно для человека. Это нормально. Это так и есть. Всегда и у каждого. Потому что палец – он сейчас, он здесь; а Толик... А Толик – нет. Для нас, воспитанных в духе любви и сострадания, это – естественно? Вот это звенело в ушах. Это был действительно шок. И отходил я долго. Не уверен, что отошёл по сегодняшний день. 

Да, я не знал тогда про «остави мертвых погребсти своя мертвецы», я не понимал, что обернувшись назад, мы отворачиваемся от жизни. Мне, юному идеалисту, сострадание виделось обязательным умалением себя – с непременной болью и самоуничижением – и не важно, насколько эти сострадание и боль нужны другому. Не знаю, сколько бы ещё пребывать в иллюзиях, если бы не этот палец. Если бы не эта мозоль. Хотя, не в них тут дело, конечно. Наверное, с того момента во мне и возникло желание изучать человека, познавать его, проникать в его тайны. Наверное, так... 

Царствие тебе Небесное, Анатолий. Спи спокойно. Я помню о тебе, друг. Видимо, нет такой смерти, которая не воззвала бы к жизни кого-то другого. Как ни горько это говорить. Я благодарен тебе, Толя. Я помню. 

.