Совершенно чудовищный по уровню смертности голод в КНР в 1957-1961 гг. как две капли воды похож на сталинский голод в СССР в начале 30-х годов. Как и Сталина, Мао совсем не интересовали миллионы тех, кто умер голодной смертью. Та же коллективизация, экспорт зерна во время голода, массовые репрессии против крестьян, не желающих выполнять идиотские волюнтаристские проекты власти.
По замыслу Мао, за очень короткий срок предстояло перевернуть весь жизненный уклад крестьян, обязав их вступать в гигантские объединения из десятков тысяч крестьянских дворов: обобществлялись все орудия труда и собственность, в том числе — продукты питания. Тут же появился лозунг момента: «Три года труда и лишений и тысяча лет благоденствия!»
Под трепещущими на ветру красными флагами работа кипела днем и ночью, производилось «больше, быстрее, лучше и экономнее», местные власти рапортовали о рекорде за рекордом. Планка поднималась все выше и выше. Социалистическое соревнование движется: ликвидированы частные наделы, приусадебные участки, закрыты сельские рынки, отменяется право увольняться из трудового коллектива, проводится повсеместный сбор металлической кухонной утвари для переплавки в сталь, нередко снимаются с петель деревянные двери для поддержания огня в пресловутых малых плавильных печах.
Партийные чиновники на местах быстро уяснили, что проще и гораздо безопаснее подтасовать показатели трудовых достижений и заставить подчиненных сделать то же самое для получения намеченных результатов, чем признаться, что священные задания не выполнены. Ведь по Мао, «сползание влево» (волюнтаризм, догматизм и насилие считались левизной) было всегда не так опасно, как правая «серость». В 1958–1959 годах чем грубее была ложь, тем быстрее продвигался вверх по карьерной лестнице ее автор. Бег ускоряется, страсти накалены, скептики сидят в тюрьме или роют оросительные каналы.
Некоторые агрономические методы были навеяны опытом советского лжеученого Лысенко. При волюнтаристском отрицании генетики они стали в Китае, как и в СССР, непреложной догмой. Навязанные крестьянам, они приводили к удручающим результатам, но Мао уверял, что «чем гуще посеять зерна, тем легче им взойти в хорошей компании; когда они растут вместе, то чувствуют себя лучше». Вот что значит творчески применить к природе понятие классовой солидарности! Тем временем загущенность посевов в пять-десять раз выше нормы убивала молодые всходы, слишком глубокая вспашка сушила почву и выступала соль.
Массовое уничтожение вредителей зерна — воробьев — привело к большим потерям урожая из-за засилья вредных насекомых.
Китайцы на митинге с тушками убитых воробьев
Огромная сеть примитивных ирригационных сооружений оказалась непродуктивной, а то и вредной, и поэтому в одних районах поля были залиты водой из-за разрыва ненадежно состыкованных гидротехнических сооружений, а в других — почва подвергалась быстрой эрозии от избыточной сухости. В Фуцзяни ради расширения посевов риса были уничтожены ценнейшие чайные плантации.
Как и в сталинском СССР, коммунистический режим не мог допустить, чтобы огромные массы людей бежали от голода, бросая «народные коммуны» и подрывая авторитет непогрешимой партии и ее мудрого Вождя. Дороги были заблокированы отрядами милиции и солдат.
Еще не были обмолочены «сногсшибательные» урожаи 1958 года, а государство уже решило снизить на 13% площади, отводимые под зерновые. Результатом такого соединения экономического бреда и политического вранья стала уборочная кампания 1960 года. Провинция Хэнань, первой объявившая о 100% завершении ирригационных работ и строительства дамб, стала впоследствии одним из наиболее пострадавших от голода регионов; по оценкам из разных источников, здесь погибли от двух до восьми миллионов человек. Отчисления зерна государству в это время достигают самых высоких цифр: 48 миллионов тонн (17% зернового запаса) в 1957 году и 67 миллионов (28%) в 1959 году. Обманщики оказались в ловушке, но больше всего пострадали те, кем они командовали. Было объявлено, что в Фыньяне, «образцовом» районе провинции Аньхой, собрано в 1959 году 199 тысяч тонн зерна, больше, чем годом раньше (178 тысяч!). На самом же деле было собрано 54 тысячи тонн по сравнению с 89 тысячами в 1958 году, но государство потребовало свою долю, — 29 тысяч тонн несуществующего урожая!
Казалось, время ослабить петлю и приступить к исправлению положения настало уже в декабре 1958 года. Однако начавшиеся трения в отношениях с СССР и, особенно, выступление авторитетного маршала Пэн Дэхуая на июльском пленуме КПК 1959 года против проводимой Мао стратегической линии вынудили "Великого Кормчего" по соображениям политической тактики отказаться признать стоящие перед страной трудности и, следовательно, хотя бы малейшую ошибку со своей стороны. На смену слишком смелому министру обороны Китая пришел другой маршал, Линь Бяо, который вел себя как услужливый приспешник «Кормчего». Отправленного в отставку Пэн Дэхуая в 1967 году вначале исключили из партии, а потом арестовали и приговорили к пожизненному заключению. Он умер в тюрьме в 1974 году.
1958. Кустарная металлургия по-китайски
Вскоре страшный голод охватил всю страну. Каждая спортплощадка в Пекине была вскопана под огород. Несмотря на огромные земельные площади и разнообразие сельскохозяйственных культур, от голода не спаслась ни одна провинция. Этого достаточно, чтобы опровергнуть ссылки властей на «самые ужасные в этом веке природные катастрофы». Только 1954 и 1980 годы были неблагоприятными с точки зрения погодных условий. В 1960 году только восемь из ста двадцати китайских метеостанций зарегистрировали сильную засуху, а одна треть всех станций — сухую погоду. Урожай 1960 года— 143 миллиона тонн зерна — был на 26% ниже урожая 1957 года (чуть больше, чем в 1958 году). Он упал до уровня 1950 года, а численность населения Китая возросла на сто миллионов человек. Города оказались в более благоприятном положении за счет близости центральных властей и введения твердых норм на продовольствие. В наиболее тяжелый момент — в 1961 году — горожане получали в среднем 181 кг зерна на душу населения, тогда как крестьянам отпускали по 153 кг. Нормы продовольствия на человека снизились в деревнях на 25%, а в городах — на 8%. Мао Цзэдун, верный традициям великих китайских правителей, но вопреки угодливо сотканной вокруг его имени легенде, проявил весьма скупое сочувствие к массовой гибели крестьян... Политика партии категорично навязывала «народным коммунам» диктат самообеспечения и накладывала запрет на перевозку продуктов питания через территориальные границы. Остро ощущалась нехватка угля. Голодные шахтеры бросали забои и уходили на поиски еды или работали на приусадебных огородах. Повсеместно процветал каннибализм. Голод провоцировал всеобщую апатию и рост преступности.
То, что голод имел политические причины, видно из того факта, что самая большая смертность приходилась на те провинции, где правили самые радикальные маоисты, хотя их провинции в прежние годы были главными экспортерами зерна. Это Сычуань, Хэнань, Аньхой. В Аньхое, центре Северного Китая, жертвы голода наиболее многочисленны. Здесь в 1960 году смертность достигла 6,8% (по сравнению с 1,5% в обычные годы), а рождаемость упала до 1,1% (против прежних 3%). В результате за один только год население уменьшилось на два миллиона человек, что составляет 6% от всего населения провинции.
Активисты Хэнани в унисон с Мао уверяли, что в трудностях виноваты утаивающие зерно крестьяне. Знакомая риторика, точно так же обвиняли крестьян при Сталинском голоде 30-х годов. Вот высказывание представителя городских властей Синьяна (города в провинции Хэнань), где проживало десять миллионов человек и где возникла первая в стране «народная коммуна»: «Еды хватит, и зерно есть. Беда, что 90% населения не в ладах с идеологией».
Именно на сельское население осенью 1959 года обрушивается атака сродни военной, и начальники, отставив на время тезис об «общих классовых шеренгах», извлекают на свет приемы времен партизанской войны с Японией. Не менее десяти миллионов крестьян отправлены в тюрьмы, а многие гибнут от голода. Дан приказ отобрать у владельцев и разбить вдребезги всю кухонную утварь (уцелевшую после переплавки в некондиционную сталь), чтобы тем было неповадно кормиться дома и расхищать кооперативные ресурсы. Нельзя разводить огонь, хотя на носу суровая зима! Шквал репрессий обрушивается на все население. В провинции Аньхой, где принято решение «держать красное знамя, даже если 99% из нас умрут», тем временем возрождаются обычаи прошлого: людей живьем закапывают в землю или пытают каленым железом. Запрещено хоронить покойников, власти боятся, как бы массовые похороны не переросли в общественные демонстрации протеста. Запрещено подбирать беспризорных детей: «Чем больше детей мы подберем, тем больше их нам подбросят».
В середине XX века, в эпоху первых космических полетов, в стране с сетью железных дорог протяженностью в 30 тысяч километров, с радио и телефоном совершались жестокости, подобные тем, что случались в средневековых европейских монархиях, где борьба за выживание шла не на жизнь, а на смерть. Теперь же подобные зверства творились в стране с населением, равным населению всего мира в XVIII веке. Толпы истощенных людей утоляли голод отварами трав или древесной корой, а в городах — листьями тополей. Они бродили по дорогам в поисках съестного, нападали на продовольственные конвои. Иногда безысходное отчаяние толкало их на бунт, подобный разразившемуся в уездах Синьян и Ланькао в Хэнани.
Люди стали подопытным материалом, на котором проводилось апробирование новых «питательных» эрзац-смесей, например, муки с 30% целлюлозы для выпечки хлеба или болотного планктона с рисовой кашей. От первого продукта страдали непроходимостью кишечника и некоторые умирали в мучениях; от второго также болели, а самые слабые гибли. Наконец, специалисты выбрали оптимальный вариант — труху из молотых стержней кукурузных початков, и это «достижение» триумфально внедрялось по всей стране.
По всем показателям, особенно по абсолютным цифрам, это не только самый жестокий голод за всю историю Китая (на втором месте стоит голод 1877–1878 годов, унесший на севере страны от 9 до 13 миллионов жизней), но и самый тяжелый по людским потерям в мировой истории. Голод 1932–1933 годов в СССР, в сходных политико-экономических условиях, стоил жизни примерно 6-7 миллионам человек. Смертность в деревнях была на 30%—60% выше, чем в городах в обычные годы, а в 1960 году она удвоилась (2,9% против 1,4%). С 1957 по 1961 год было забито на мясо 48% государственного свиного стада и 30% всего тяглового скота.
В процессе голода продавалось зерно за рубеж, в первую очередь в СССР. Экспорт составил 2,7 миллиона тонн в 1958 году, 4,2 миллиона тонн в 1959 году и 2,7 миллиона тонн в 1960 году. В 1961 году, наоборот, — ввозится 5,8 миллиона тонн (против 66 тысяч в 1960 году), но это очень мало для такой страны, как Китай. Ни одна страна, способная предоставить помощь, не подозревает о злоключениях социализма по-китайски, ведь все тщательно скрывалось китайскими властями. Самым бедствующим государство выдало субсидии — в общей сложности 450 миллионов юаней в год, то есть по 0,8 юаня каждому жителю страны, а килограмм риса стоит на рынке 2–4 юаня…
С августа 1959 и до 1961 года партия, словно оцепенев после тотальной катастрофы, затаилась в ожидании дальнейшего поворота событий. Критиковать «большой скачок» — детище Мао — было опасно, но положение было настолько безвыходным, что человек номер два в китайском руководстве, Лю Шаоци, заставил-таки Мао отступить на оборонительные позиции и вернуться к «мягкой» коллективизации, какой она была перед движением за «народные коммуны». Снова были разрешены приусадебные участки, крестьянские рынки, частные ремесленные мастерские. Проведено разукрупнение гигантских хозяйств. Жители каждой деревни были объединены в отдельную рабочую бригаду, равнозначную прежней деревне и управляемую крестьянами. Эти меры позволили быстро ликвидировать голод, но не крайнюю бедность населения. Сельскохозяйственное производство, набравшее силу между 1952 и 1958 годами, было разгромлено и не смогло оправиться в течение двух последующих десятилетий. Было подорвано доверие крестьян, и слишком свежи в памяти неудачные проекты (политика «народных коммун») и гибельные бедствия 1959–1961 годов. Валовое производство сельскохозяйственной продукции выросло вдвое между 1952 и 1978 годами, но и население за те же годы увеличилось с 574 до 959 миллионов человек, и таким образом прирост продукции на душу населения оказался совсем небольшим.
Документы периода «культурной революции» подтверждают, что крайняя бедность сельского населения, долгие годы находившегося на грани голодания и лишенного самого необходимого для жизни (одна бутылка масла воспринималась как семейное сокровище), и рана, нанесенная «большим скачком», рождали недоверие к пропагандистским ухищрениям режима. Неудивительно, что бесправные крестьяне быстрее всех откликнулись на либеральные реформы Дэн Сяопина и стали ударной силой рыночной экономики Китая ровно через двадцать лет после «народных коммун».
Катастрофа 1959–1961 годов — «великая тайна» маоистского режима, в раскрытие которой внесли значительный вклад многие иностранные очевидцы, так никогда и не была признана таковой в Китае. Лю Шаоци в январе 1962 года сделал большой шаг вперед, заявив на закрытой конференции кадровых работников, что недавний голод на 70% был спровоцирован людьми, а не обстоятельствами. В тот момент нельзя было прямо указать на Мао как виновника этой трагедии. Даже после его смерти и до вынесения «окончательного приговора» КПК в 1981 году «великий скачок» не подвергался осуждению, во всяком случае во всеуслышание...
Великий китайский голод (кит. 三年大饑荒) — период с 1959 по 1961 годы, когда от массового голода в Китайской Народной Республике, только по правительственным данным, погибло около 15 миллионов человек. Неофициальные источники по-разному оценивают число жертв голода, некоторые из них насчитывают до 36 миллионов человек и более. В Китае данную трагедию обычно именуют «Тремя годами стихийных бедствий» или «Тремя горькими годами».
Источники:
Китай: великий поход в ночь https://scisne.net/a-1046?pg=7...
Самый страшный голод в истории https://www.e-reading.club/cha...
Великий китайский голод https://ru.wikipedia.org/wiki/...
Оценили 22 человека
35 кармы