Ты была Русью-тройкой, была экипажем...

Я смотрел на кипящую площадь Каира,

Там народ выражал свою волю: «Уйди!»

Будто жар исходил от картинки эфира:

«Уходи, президент! Нет с тобой нам пути!

Тридцать лет мы терпели твоё казнокрадство,

Удушающий гнёт твоих «жирных котов».

Мимо нас проплывали все наши богатства…»

Свинкс-Египет проснулся. А наш - не готов.

Не готовы мы выйти на Красную площадь

Под зубчатые древние стены Кремля,

Нет, Россия не сфинкс, а рабочая лошадь,

И у ней из под ног уплывает земля.

Не у тех, кто её сделал жалкой конягой,

Исхудавшей, мосластой… Считай – на убой,

Ветер ею играет, как речка корягой,

Что за воз она тянет, тряся головой?

Кто запряг, кто нещадно её погоняет,

Кто вожжами сечёт по костлявым бокам?

И с издёвкой при этом ещё повторяет:

«Потерпи, мы к кисельным идём берегам

Там молочные реки, там вольно и сытно,

Распряжём, нагуляешь себя по овсам»

И коняга надсадно, сбивая копыта,

Тянет, тянет свой воз, закрывая глаза.

На жестокость возницы, довольного делом,

И на тяжесть поклажи на хлипком возу,

И обильно потея слабеющим телом,

Потакает судьбе: «Ничего, довезу-у-у…»

Ты была Русью-тройкой, была экипажем,

Век двадцатый промчалась на полном скаку,

А вершишь эстафету не лошадью даже,

Доходягой-конягой, покорной врагу…