Провидению было угодно, чтобы события мой личной жизни, в течение двадцатитрехлетнего царствования Императора Николая II, находились в тесной связи с трагическими датами русской истории. Вначале я мирился с событиями и старался создать мой семейный очаг на фоне хаоса. Этим я обязан был моей жене, так как мною руководила любовь к ней. Наш медовый месяц был прерван смертью ее отца, и мы возвратились в Петербург, желая помочь Никки и Аликс в их первых шагах. Едва ли можно было бы найти две другие пары молодоженов, которые были более близки друг к другу, чем мы четверо. Вначале мы занимали смежные апартаменты в Аничковом дворце, так как хотели быть ближе к вдовствующей Императрице Марии. Потом мы все переехали в Зимний Дворец, который подавлял своими размерами, с громадными, неуютными спальными. Весной мы жили в Гатчине, летом в Петергофе. Осенью ездили в Аббас-Туман, чтобы навестить Жоржа, и в Крым, где наше и Ай-Тодор примыкало к Ливадийcкому дворцу. Мы были таким образом всегда вместе, никогда не утомляясь ни друг другом, ни нашей дружбой. Когда в 1895 году родилась моя дочь. Ирина, Никки и Аликс делили со мною мою радость и проводили часами время у постели Ксении, восхищаясь красотой будущей княгини Юсуповой. Вполне понятно, что Александра Федоровна, прибыв в Россию недавно, стремилась проводить время в обществе людей, которым она всецело доверяла и которых понимала. Это способствовало тому, что наша дружба достигла редкой в отношениях между родственниками сердечности. После обеда мы долго еще оставались вместе, просматривая представленные Государю его министрами доклады. Горя желанием принести пользу престолу, я преувеличивал в то время значение постройки большого русского военного флота. Десять лет проведенных на службе во флоте, открыли мне глаза на многие недостатки нашей морской обороны. Я мог похвастаться большими познаниями в моей специальности и мог представить Государю все необходимые данные. Он решил, что я должен составить краткую записку, которую надо было отпечатать в количестве ста экземпляров и раздать высшим морским начальникам. Это был, так сказать, заговор между мною и Никки против морского министра адмирала Чихачева и генерал-адмирала Великого Князя Алексея Александровича. До тех пор, пока мои действия соответствовали намерениям Государя, я был готов принять все неудовольствие заинтересованных лиц на себя. Государыня принимала в осуществлении нашего заговора самое деятельное участие. Я помню, как она тихо спросила меня во время короткого завтрака в апреле 1896 года: Вы отправили записку адмиралам.
– Да, сегодня утром, прошептал я в ответ, нагнувшись, чтобы поцеловать ее руку. Наши соседи за столом навострили уши и выглядели весьма заинтересованными. На следующее утро Аликс позвала меня к себе, чтобы сообщить, что дядя Алексей и Чихачев угрожали подать Государю прошение об отставке, если я «не принесу официальных извинений». Я пошел прямо к Государю.
– Я надеюсь, что ты помнишь, что я написал эту записку с твоего разрешения и благословением?
– Конечно, конечно, – вздохнул Никки. – Но разве ты не видишь, Сандро, что в том, что говорит дядя Алексей, есть большая доля правды? Не могу же я позволить моему зятю подрывать дисциплину во флоте! Я был ошеломлен.
– Ради Бога, Никки! Разве не тебе первому я прочел эту записку в еще необработанном виде?
– Конечно, конечно. Но я обязан заботиться о мире в нашей семье, Сандро. Будь благоразумен и согласись с предложением дяди Алексея.
– Что ж он предлагает?
– Он предлагает назначить тебя командиром броненосца Император Николай I, который плавает в китайских водах.
– Понимаю. Значит я должен отправиться в изгнание за то, что я исполнил твои приказания?
Его лицо передернулось.
– Это просто вопрос поддержания дисциплины.
– А если я не приму этого назначения?
– Тогда я, право, не знаю, что мы будем делать. Я полагаю, что дядя Алексей будет настаивать, чтобы тебя исключили из флота.
– Благодарю тебя, Никки, – сказал я: – молю Бога, чтобы Он помог мне удержать власть над собой. Я предпочитаю принять твое второе предложение.
Он сразу весь прояснился и обнял меня.
– Я знаю, Сандро, что ты будешь благоразумен. Оставь на некоторое время в покое дядю Алешу, а потом через год или два мы посмотрим, что можно будет предпринять для твоего полного удовлетворения. Подумай только, как счастлива будет Ксения, когда узнает, что теперь ты будешь нераздельно с нею.
Ксения была действительно счастлива. Из-за нежелания Никки принять в Петергофской битве мою сторону, мы провели с моей женой самые счастливые годы нашей супружеской жизни. Дети рождались один за другим. Мой сын Андрей – старший из шести мальчиков – родился в январе 1897 года, рождение остальных следовало в промежутке времени между 1899 и 1906 годами. Я никогда не симпатизировал отцам, терявшим в день рождения детей голову. Сам я неизменно оставался при Ксении пока все не было благополучно окончено. Чтобы облегчить ей родовые муки придворный доктор давал ей обычно небольшую дозу хлороформа. Это заставляло ее смеяться и говорить разные забавные вещи, так что наши дети рождались в атмосфере радости. Каждый раз, при рождении ребенка, я считал своим долгом следовать старинному русскому обычаю. Он заключался в том, что при первом крике ребенка, отец должен зажечь две свечи, которые он и его жена держали во время обряда венчания, а потом он должен завернуть новорожденного в ту рубашку, которую он надевал предыдущей ночью. Это, быть может глупое суеверие, но мне казалось, что это придавало больше уверенности Ксении. Увеличение моего семейства сопровождалось расширением Ай-Тодорского имения. Я испытывал громадное наслаждение, сажая новые деревья, работая на виноградниках и наблюдая за продажей моих фруктов, вин и цветов. Было что-то необыкновенно ободряющее в возможности встать с восходом солнца и говорить самому себе, скача верхом по узкой тропинке, окаймленной непроходимыми насаждениями роз: – Вот это реально! Это все – мое! Это никогда мне не изменить! Здесь мое место и здесь я хотел бы остаться на всю жизнь. Скоро для нормального расширения и увеличения моего имения возникла необходимость прикупить соседние земли у крымских татар. Покупка каждой новой десятины земли доставляла мне такое же наслаждение, как рождение сына. Живописная дорога, построенная мною чрез мои новые владения, и соединявшая Ай-Тодор с Ливадией, получила впоследствии название Императорской дороги, так как Никки и Аликс шли по ней при своих ежедневных визитах к нам. Я никогда не упрекал Никки за мое отчисление из флота. Я огорчался неустойчивостью его характера, но мне не хотелось портить ему крымской идиллии разговорами, которые могли быть неприятными нам обоим. Княгиня Зинаида Юсупова часто делила наше общество во время наших пикников и увеселений. Наша дружба качалась еще в семидесятых годах, в С. Петербурге, когда мы по воскресениям катались вместе на коньках. Женщина редкой красоты и глубокой духовной культуры, она мужественно переносила тяготы своего громадного состояния, жертвуя миллионы на дела благотворительности и стараясь облегчить человеческую нужду. Она вышла замуж за несколько лет до моей свадьбы и приехала в Ай-Тодор в сопровождении своего красавца сына Феликса. Тогда я не предполагал, что восемнадцать лет спустя моя маленькая Ирина будет его женой. Прошло три года. Я был счастлив в моей семейной жизни. К сожалению, я не мог, живя в Петербурге, оставаться праздным, и я посвятил свое время изданию Морского Ежегодника, а также сотрудничеству в других изданиях, имевших отношение к военно-морским вопросам. Это было тяжело, так как лишний раз доказывало, что нельзя превратить моряка в сухопутного человека. Мне кажется, что я бы с удовольствием остался навсегда в Ай-Тодоре, вполне удовлетворенный путешествиями на моей яхте Тамаре и созерцанием отблеска лучей нашего маяка на волнах. Но страсть моряка была у меня в крови. Напрасно я пробовал заинтересоваться общей политикой и предпринять что-либо вне области военного флота. Но тотчас же в моем мозгу возникала карта, с намеченным на ней маршрутом плавания воображаемого крейсера, или же я с увлечением играл в морскую игру, изобретенную мною в 1897 году и принятую в Морском училище. В 1899 году я более не мог уже выдержать. Я попросил Никки выяснить настроение дяди Алексея. Я надеялся, что три года обильных возлияний и общества хорошеньких женщин заставили генерал-адмирала забыть нанесенную ему обиду.
В ответ на вопрос Государя, дядя Алексей любезно улыбнулся.
– Наконец-то наш кавказский мятежник и сеятель раздора Сандро понял свои ошибки!
– Да, дядя Алексей, – подтвердил Никки – я не сомневаюсь, что Сандро раскаялся.
– Хорошо! Хорошо! Спасибо за добрые вести! Скажи ему, что я согласен забыть его невозможное поведение три года тому назад. Я назначу его помощником командира судна береговой обороны. Летом того же года мы потеряли Жоржа (Георгия Александровича). У него случилось внутренние кровоизлияние в то время, как он предпринимал свою обычную утреннюю поездку на мотоциклете, и он скончался в избе одной крестьянки в нескольких верстах от Аббас-Тумана. Это была третья жертва туберкулеза в Императорской семье. От той же болезни умер мой младший брат Алексей Михайлович в 1895 году и мой двоюродный брат Вячеслав Константинович в 1882 году.
Великий князь Александр Михайлович Романов, «Книга воспоминаний»
Оценили 8 человек
10 кармы