Ирина Алкснис
Несгибаемый борец за украинский язык Лариса Ницой вновь устроила онлайн-перформанс, по традиции вызвавший широкий информационный резонанс.
На этот раз ее истерику в «Фейсбуке» вызвало возвращение в украинские школы «пропагандистских» учебников по русскому языку. В них среди прочего рассказывается о гербе и гимне России, а также говорится о двуглавом орле – «птице гордой и хищной», с которой опасно воевать.
Обычно подобные события являются поводом обсудить – в драматическом или ерническом тоне – до какого маразма и бреда дошла общественно-политическая жизнь нашей юго-западной соседки.
Однако у происходящего есть еще сторона, которая заставляет задуматься не только над проблемами Украины, а о куда более широком и сложном спектре вопросов.
Речь идет о том, что Лариса Ницой по своей основной профессиональной деятельности детская писательница. То есть, если говорить прямо, эта злобная, глупая, неадекватная на почве ненависти к России и всему русскому женщина зарабатывает тем, что сеет свои идеи, мысли и чувства в головы маленьких детей. Маленьких, поскольку именно на такую – дошкольную и младшешкольную – аудиторию рассчитаны ее книги.
При этом нельзя сказать, что хуже – когда она публикует «патриотические» книжки, в которых добрые и хозяйственные муравьи борются с агрессией злобных муравьев, или же когда маленькие читатели знакомятся с ее общественно-политической позицией без литературных аллегорий и метафор. А они с ней, безусловно, знакомятся, поскольку каждый устраиваемый Ницой скандал получает широкое освещение в СМИ. В результате украинские дети так или иначе оказываются в курсе происходящего.
Но Ницой в данном случае выступает квинтэссенцией феномена, над природой которого и над вопросами, встающими в связи с ним, вынуждены задумываться в любом обществе. Вопросов в связи с ним возникает множество, но два из них являются ключевыми.
Первый: до какой степени могут (или должны) быть идеологизированы произведения искусства, предназначенные для детей?
Второй: должно ли общество контролировать личность авторов, работающих для детской аудитории, и вводить какие-то ограничения на профессии, если человек демонстрирует те или иные качества, воспринимаемые обществом как просто опасные для детей?
Этот второй вопрос – он относительно новый и связан именно с кардинальной информационной прозрачностью современного мира.
Даже минимальное углубление в биографии выдающихся деятелей культуры, работавших для детей, в массовом порядке обнаруживает у них отталкивающие пороки, отвратительные поступки и неприятные качества. Однако это не помешало этим людям создать великие произведения искусства, на которых растут уже многие поколения детей.
Отечественной аудитории пришлось столкнуться с этим феноменом в результате краха СССР, когда начали массово выпадать скелеты из шкафов советских классиков.
Однако в полный рост и в мировом масштабе эта проблема возникла именно в наше время, поскольку раньше общество в массе своей было просто не в курсе спорных, сомнительных и откровенно отрицательных качеств авторов, поскольку те оставались внутри узкого круга близких им людей и коллег. Теперь же, во времена социальных медиа, повсеместных видеокамер и интернет-СМИ у людей нет шанса укрыться от общественного внимания, даже если они этого хотят.
А уж что делать с такими персонажами, как Ницой, вообще непонятно.
Может ли общество (или государство) вводить какие-то ограничения по работе с детьми для человека, одержимого ксенофобией и целенаправленно распространяющего эту ненависть? И какими они могут быть, если человек не совершает ничего противозаконного? В конце концов, 282-я статья относится к российской специфике, и ее аналоги есть далеко не во всех странах, да и в России ее существование подвергается жесточайшей критике.
Не менее, а может быть, даже более сложным является вопрос об идеологии и пропаганде в детской литературе, кино и других произведениях для детей.
В советском прошлом это была крайне насыщенная идейно сфера, и помимо, так сказать, общечеловеческих ценностей, вроде честности, дружбы и любви к семье, мы выросли на «Мальчише-Кибальчише», рассказах о пионерах-героях и других темах, которые по нынешним временам могут показаться избыточно милитаризованными и жесткими, чтобы растить на них детей.
В то же время абсолютное большинство выросших на тех книгах и фильмах граждан России твердо будут стоять на точке зрения, что советская пропаганда на детскую аудиторию была совершенно особым феноменом, поставить с которым современную украинскую даже рядом нельзя. И дело не только в одаренности советских авторов и в том, что тот же «Мальчиш-Кибальчиш» – просто гениальное произведение, цепляющее в том числе и современных детей, какие бы пороки исследователи ни обнаруживали в личности Аркадия Гайдара.
Очевидной особенностью в те времена было то, что советская цензура не допускала перехлеста, например, в сторону ненависти к врагам и сосредоточивалась на любви к Родине и преданности ей. Причем это касалось не только произведений для детей.
Для многих взрослых людей нынешний уровень идейного наполнения произведений для российских детей кажется недостаточным, слишком аморфным и мягким по сравнению с их собственным детством.
По сути, Россия и Украина, оттолкнувшись от общего советского пропагандистского бэкграунда, дальше направились совершенно разными путями. Россия смягчила уровень идеологической насыщенности детских произведений, а Украина, наоборот, усилила его. Ну и – в силу неизменно срабатывающей украинской закономерности – она выродилась в крайнюю и откровенно уродливую форму.
Оценили 9 человек
20 кармы