В 1966 году решил поучаствовать в первой киевской олимпиаде по математической лингвистике. Особым лингвистом я не был, в школе учил французский язык, который так и не выучил. Конечно, знал украинский язык и ещё понимал примитивный идиш, хотя ни читать, ни говорить на нём не мог. Но было мне 17 лет, я любил физику-математику и - почему бы и нет!
За час до назначенного времени подошёл к главному зданию киевского университета. Основан университет был Николаем Первым в 1833 году как Императорский киевский университет Святого Владимира. Далее переименовывался много раз и стал имени Шевченко. По легенде советских лет, во время очередных студенческих беспорядков, царские солдаты застрелили каких-то студентов. Поэтому при Советской власти университет покрасили в тёмно-красный цвет крови. Снаружи здание выглядит как кровавый казённый дом, а внутри, там, где я бродил в поисках нужной аудитории, как средневековая крепость с казематами. Как в нём учиться я не знаю, но вести оборонительные бои можно очень даже успешно: толстенные проёмы окон, нет прямых коридоров, пол всё время то поднимается на две, три, четыре ступени, то опускается, двери крепостные, открываются медленно. С двух сторон идут плохо освещённые лекционные комнаты разных размеров, некоторые просто миниатюрные.
Хожу, хожу по кривым тёмным коридорам нижнего этажа и не могу найти нужную мне аудиторию. Логика номеров комнат и направлений отсутствует. Что делать? Открываю первую попавшуюся на пути казематную дверь и вхожу в небольшое помещение. Потолок высокий, метров шесть, небольшой амфитеатр, человек на 20, окно-бойница, стол преподавателя и доска для записей мелом.
В амфитеатре сидят парни разного возраста с выражением накалённой ненависти на лицах. Сначала даже показалось, что они ругаются между собой, но из того, что я услышал, они просто обсуждали свои личные дела, задания, сроки, куда пойти после лекции. Увиденное произвело на меня такое глубокое впечатление, что все эти студенты запечатлелись в моей памяти, как фотография. Возраст от 18 до 25 лет, в основном худые, прямо не смотрят, движения рук странные, рубящие. Многие в простых пиджаках и белых рубашках.
Стою я с открытым ртом, забыв, зачем зашёл, разглядываю сидящих в амфитеатре, и тут меня замечает преподаватель и спрашивает, кого я ищу. Выглядел он совсем не так как его студенты: лет тридцати пяти, в сером, хорошо сидящем костюме, высокий, стройный, коротко подстриженный, глаза светлые, улыбка располагающая. Я сказал, что ищу аудиторию, где проводят олимпиаду по математической лингвистике. Он рассмеялся, подошёл ближе и, приятно улыбаясь, сказал – Вы ошиблись, здесь нет олимпиады. Я не выдержал, и спросил, а что здесь? Он опять улыбнулся и порекомендовал обратиться с вопросами к дежурному по этажу, который как раз сидит рядом с аудиторией. Как я проглядел этого дежурного, не знаю, но он действительно был в метрах пяти от двери аудитории.
Подхожу к столу дежурного. За столом под лампой, сидит охранник, лет сорока, тщательно выбритый, с военной выправкой, но в гражданской одежде и читает книгу, на меня не смотрит, но меня видит. Меня учили Комитет и ментовки без нужды не беспокоить, но как удержать любопытного юношу от глупых вопросов? Обращаюсь к нему: - Скажите, а что там в этой аудитории преподают? Он откладывает книгу и говорит - А там ничего не преподают. - А кто там эти молодые парни? - А это украинские националисты.
Тут я растерялся, словом националист в ту эпоху можно было обозвать только какого-нибудь ускользнувшего за границу ОУНовца или иностранного политика. В Советском Союзе националистов быть не должно! И я решил, что ослышался, и спросил: - Какие националисты? - А украинские…, ответил он и вернулся к своей книге.
Пролетело четверть века, в 1992 году занесло меня в Киев, и увидел я всех этих бывших студентов, сорока - пятидесятилетних, пополневших, хорошо одетых, уже не злобных, но всё ещё чем-то недовольных разнопартийных функционеров. А может, это были и не они, но уж очень похожие на них новые хозяева украинской жизни. То, что КГБ подготовил и умело осуществил всю еврейскую эмиграцию 70-х годов, я начал подозревать ещё в Ленинграде, и в Израиле много раз слышал об этом от бывших еврейских диссидентов. Сегодня есть даже литература на эту тему на английском языке. Может ли быть, что и подъём украинского национального сознания 60-х годов был организован мудрой Коммунистической партией с какой-то целью, ну очень полезной для братских народов СССР?
Где-то с конца 50-х годов в Киеве стали насильно пропагандировать украинский язык и украинские школы. Всё это выглядело как доморощенный национализм, особенно по отношению к украинцам, которые не хотели отдавать своих детей в украинские школы. Их национальность определялась по 5-той графе советского паспорта, а учителя украинских школ были обязаны приходить к ним домой с уговорами записать детей в правильную школу. Приходили с уговорами и к русским с украинскими фамилиями, но не так настойчиво. Описанный мной случай в университете был первым для меня знаком, что проводится создание нового, советского варианта украинской нации на Украине. Наличие отметки о национальности в паспортах поспособствовало разделению советского народа на группы по национальному и псевдонациональному признакам. В конце 60-х мне рассказывали бывшие партизаны о проникновении в партийную власть на Украине полицаев и сотрудников немецкой оккупационной администрации. В одном из рассказов, ветеран подпольщик обратился в киевское КГБ по поводу бывшего полицая, а ныне заместителя первого секретаря чего-то там партийного. Из КГБ ему ответили, что он ошибся, а через несколько дней его квартиру обстреляли ночью. Стреляли в окно спальни поверх кровати. Предупреждение он понял, больше никуда не обращался.
Непохоже чтобы комитетчики той далёкой эпохи готовили кандидатов в руководство новой, независимой Украины 90-х годов. Это больше напоминает действия царской охранки на рубеже 19 - 20 веков по контролю над боевиками, всякими азефами. Хоть и не по вине охранки, но в феврале 1917 года всё закончилось очень плохо. Как в начале 20 века трудно было представить гибель Российской Империи, так и 1960-х мало кто мог увидеть зёрна будущей смерти Великой Советской Державы. Но вышло, как вышло. Вспоминая прошлое, понимаю, что «дежурный» охранник по возрасту мог успеть повоевать в Отечественной войне, а по чекистской профессии вполне мог участвовать в борьбе с бандеровскими боевыми отрядами на Украине в конце сороковых годов.
В любом случае, он явно был противником всей этой программы заигрывания с украинским национализмом, поэтому и совершил административный проступок: сказал незнакомому еврейскому юноше неожиданную и важную правду.
Оценили 55 человек
97 кармы