Изучая ранние письменные источники, ученые закономерно сталкиваются с невозможностью отделить правду от вымысла, и было бы наивно представлять, что события, описываемые в древнерусских летописях, происходили именно так, как они описаны, а не иначе. Дело не только в тенденциозности летописца, хотя и она имеет место, и, конечно же, ее надо учитывать, но часто эта тенденциозность не носит непосредственного политического заказа, она непреднамеренна. Рассказчик не стремится ввести слушателя в заблуждение, но из-за недостатка информации он, по сути, реконструирует события в соответствии со своими представлениями о том, как подобные события должны происходить. Представления же в ранних обществах основывались на мифологемах, рассказчик творит миф, сознательно или бессознательно. Рассказ о реальных событиях, проходя шлифовку, а точнее обтачку, подгонку под канон, в устной, и даже письменной передаче, сначала превращается в легенду, а потом может стать откровенным мифом, где уже ничего даже близь не напоминает о реальности.
Но у мифа есть свои отличительные особенности, которые позволяют его опознать:
• первое - это этиологическая сущность мифа, то есть миф объясняет происхождение какого-то явления,
• второе – объяснение проводится от противного, то есть объявляется, что когда-то, в мифологические времена, все было наоборот,
• третье – миф относит события к так называемому «мифологическому времени», когда возможны любые чудеса, мир еще не устоялся и подвержен переменам. В этом миф близок к героическому эпосу, который прямо произрастает из него, когда события отнесены к «героическому веку». Впрочем, «героический век» наступает позже «мифологического века», прямо отражая эту генетическую связь.
• На переломе веков часто действует персонаж, которого можно назвать и «культурным героем» и просто «героем». Этот персонаж связывает небесные события с земными. Он – сын Бога, и в таковом качестве устанавливает Божественный порядок на земле.
Теперь приглядимся к летописному рассказу. Началом является повествование о времени, полностью противоположном тому, что было во времена Нестора, когда Русь являлась богатейшим и уважаемым государством в Европе: «Имаху дань варязи из заморья на чюди, и на словенах, и на мери, и на всех кривичах. А козары имаху на полянах, и на северех, и на вятичех, имаху по беле и веверице с дыма». То есть, земля мало того, что платит дань чужеземцам, но еще и поделена ими на сферы влияния: варяжскую и хазарскую. Время хоть и датировано, но явно отнесено вдаль, на границу веков, о более ранних событиях летописец сообщает весьма невнятные сведения о трех братьях - основателях Киева. Время плывет. Когда пришли хазары? Когда были войны между полянами и древлянами? «По сих же летах, по смерти братьев сея обидимы древлянами и иными окольными». Когда умерли братья Кий, Щек и Хорив? Летописец не дает датировок, но ему это неважно, потому что это – мифологическое время, к которому неприложимы человеческие критерии. Первая дата приурочена к варягам из-за моря, которые пришли взимать дань.
Но вот «изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть». Казалось бы, слава Богу, но не тут-то было. Мифологическое время - время полного хаоса. Порядок – Божественный Порядок – еще не установлен, ибо люди не могут его установить сами по себе, без вмешательства свыше. Потому «и не бе в них правды, и восста род на род, и быша в них усобица, и воевать почаша сами на ся». Полная общественная дезорганизация. Сколько она длилась? Неясно. Время искусственно остановлено. Но вот «реша сами в себе: поищем себе князя, иже бы володел нами и судил по праву. И пошли за море, к варягам».
Почему же пошли за море? Как бы это не показалось странным, но для мифологического восприятия чужеземец – тот же Бог. Люди – это представители только своего племени, недаром большинство этнонимов переводятся как «человек» или «настоящий человек», стало быть, все остальные – не люди, нелюди, и в этом отношении они выпадают из сферы нормальных, человеческих отношений и приближаются к демоническим сущностям, духам, Богам. Тем более, это относилось к людям из-за моря. Человеческий мир – земля – это кусочек суши, со всех сторон окруженный водой. Недаром русы, собирая умершего в последний путь, укладывали его в ладью. «Если умирает… человек, они сооружают корабль, кладут его туда и сжигают вместе с кораблем». Для встречи с предками покойный должен был преодолеть водную преграду, то есть земля предков помещалась «за море».
Чужеземец мог ментально сближаться с предком по логической цепочке: потустороннее существо (чужеземец) – дух – предок, ибо предок есть тот же дух. Именно сакрализацией чужеземцев объясняется, например, обычай гостеприимства, когда хозяева отдают последнее, чтобы хорошо встретить гостя. «Гость - посланец Аллаха» – говорят тюрки, то есть сверхъестественное существо. Повсеместно распространены предания о том, как Бог, приняв облик нищего, стучится в дверь, и соответственно, награждает гостеприимных хозяев и наказывает скупых. Тот же генезис у так называемой «гостевой проституции», распространенной у палеоазиатов, когда в качестве особого уважения хозяин предлагает гостю жену на ночь. На этом примере хорошо видно восприятие чужеземца одновременно в качестве и духа, и предка. Ведь при жестких обычаях экзогамии, женщина могла сочетаться только с представителем противоположной фратрии, а при патрилинейности, то есть счете родства по мужской линии, муж особенно заботился о несомненности отцовства, следовательно, предлагая жену чужеземцу, муж уверен, что ребенок будет не из рода, а в род, что возможно только при признании гостя предком.
Южноамериканские шингуано на свои общинные праздники специально приглашали иноплеменников, которые надевали маски и приходили в качестве духов и первопредков пригласившего племени. Они не просто играли роль духов -первопредков, но по представлениям шингуано, они ими являлись. А у шипая (Ю. Америка) божеством считался пленник (тот же чужеземец), которого торжественно убивали и поедали, причащаясь таким образом к божеству. Подобные же представления были у тупинамба. Пленник (обязательно мужчина) мог жить у своих хозяев несколько лет, ему давали жену, и все это время всячески ублажали, но конец был все тот же, причем постигал он не только самого пленника, но и всех его сыновей. Особенно европейцев потрясло, что когда они предлагали выкупить таких пленных и вернуть им свободу, те отказывались, ибо полагали, что быть съеденным – это наиболее достойная участь для мужчины. Об отождествлении чужеземцев с предками свидетельствует и такой факт: воин, захвативший пленника, принимал его имя, «овладеть именем» значило приобщиться к сути персонажа, который его носил, что, естественно не мог быть враг. Это подтверждает и сцена возвращения с добычей карибов, описанная Лалуном: «(пленные) араваки с гордостью заявляли, что ели мясо их (карибов) отцов, и поэтому, если победители съедят их самих, то вместе с ними будут съедены и тела их собственных родителей».
Папуасы ходили на охоту за головами с целью дать новорожденному особое «черепное» имя, которое только и было «настоящим», то есть опять же иноплеменник рассматривался, как предок, который своей смертью давал жизнь новому поколению.
Итак, представления о сверхъестественной сущности чужеземцев, выражающиеся от поклонения до съедения, весьма архаичны, так как встречаются у представителей самых разных народов, находящихся далеко друг от друга в географических, языковых и культурных планах, и соответствует, таким образом, древнейшей мифологеме. Следовательно, прибывший из-за моря Рюрик в мифологическом восприятии является никем иным, как первопредком, получеловеком-полудухом.
Именно поэтому отсекается родословная Рюрика. Если сравнивать династические линии русских князей, например, с немецкими, бросается в глаза, что у русичей родословная усечена и упирается в Рюрика, в то время как у представителей правящих родов других народов родословная намного длиннее и упирается в Бога. Приведем для примера родословную Хенгиста, завоевателя Британии, как она записана в «Истории бриттов» Ненния. «Сын Гвиктилса, сына Гвикты, сына Гвехты, сына Водена, сына Фрелафа, сына Фрейдульфа, сына Финна, сына Фодепальда, сына Геты, который, как говорят, был сыном бога. Но это не Бог богов – аминь – а один из тех идолов, которым они поклонялись», от Одина ведут свой род норвежские конунги, от Зевса – греческие тираны, японский микадо происходит от Богини Солнца Аматерасу, а китайский император зовется просто – Сын Неба. Возникает естественное предположение, что родословная Рюрика искусственно обрезана. Действительно, в Новгородских летописях называется мать Рюрика Умила, дочь Гостомысла, сына Буривоя и другие (всего девять поколений). Скорее всего, по аналогии с остальными народами, зачинателем всего княжеского рода должен быть Бог, но у летописцев, в отличие от их западноевропейских коллег, рука не поднялась написать столь кощунственную вещь, поэтому они просто-напросто отсекли начало родословной.
Продолжение следует.
Оценили 4 человека
4 кармы