Вчера ̶д̶у̶р̶а̶ч̶к̶и̶ умники, ничего не понимающие в истории, стали писать мне про эту картину Александра Герасимова (сегодняшнего именинника): «Противно наблюдать лизоблюдство, изображённое на картине, где все художники подобострастно заглядывают в рот вождю».
Дурачки даже не понимают, насколько характер общения с фактическим главой государства, изображённый на холсте, отличается от того стиля поведения, который существовал до 1917 года. Такое общение с главой государства за столом с чаем тогда было в принципе невозможно — все обязаны были стоять перед царём навытяжку. И даже полковник не имел права присесть перед царём, хотя бы царь сам ему это предлагал. А уж нагло дымить табаком в лицо главе государства, пусть бы даже он сам курил...
(Кстати, английская королева только сравнительно недавно на еженедельных аудиенциях с премьером стала милостиво приглашать главу правительства присесть и любезно угощать чашечкой чая. Ещё Черчилль в таких случаях должен был стоять перед её величеством во фрунт и докладывать, как идут государственные дела).
Из воспоминаний генерала жандармов Александра Герасимова (выделение моё):
«Государю Императору Николаю было тогда 36 лет. Его красивый облик, умные, доброжелательно глядящие глаза, спокойный и серьёзный вид произвели на меня глубокое впечатление. На нём была офицерская форма стрелкового полка: малиновая куртка, опоясанная шёлковым шнурком того же цвета, короткие тёмно-зелёные шаровары и высокие сапоги. Я был тогда полковником и, согласно дворцовому церемониалу, не имел права сидеть в присутствии царя, даже в том случае, если бы сам царь пригласил меня сесть. Хотя Государь мне и не предлагал садиться, но в то же время не садился и сам. Так во всё время нашей полуторачасовой беседы мы оба стояли у окна, выходившего в окутанный снегом царскосельский парк».
Бедолаге царю, бывшему, как и все придворные, рабом дворцового этикета, приходилось по полтора часа подряд самому стоять столбом, как часовому, если он желал выказать кому-то уважение, и не хотел вразвалочку сидеть перед собеседником, стоящим перед ним во фрунт.
А уж вот такую фотографию с главой государства до 1917 года даже в страшном сне было вообразить невозможно.
Причём такие порядки в советском государстве завёл не второй Ильич, а ещё первый, и до конца СССР они продолжались, с его лёгкой руки. По крайней мере, до эпохи Михаила Сергеевича, который вместе с недоброй памяти Раисой Максимовной вновь по кирпичику выстроил невидимую стену между собой и нижестоящими, и любимым присловьем которого было: «Не упрощай!» (то есть не облегчай дворцовый церемониал, не делай более простыми и менее ритуализированными отношения между Генсеком и всеми окружающими).
А это из воспоминаний кремлёвской уборщицы во времена Ленина, Анны Балтрукевич. Вместе с главой правительства (Ильичём) и главой государства (Я.М. Свердловым) она смотрела спектакль «На дне»: «Кончился спектакль, пошли домой. Настроение хорошее, весёлое. Владимир Ильич схватил вдруг Якова Михайловича Свердлова, стал с ним бороться и посадил в сугроб снега. А потом Свердлов изловчился и повалил в снег Ленина. Потом он и меня посадил на снег, а я его. И так мы смеялись и так разыгрались, что Владимиру Ильичу мы насыпали снегу за воротник».
Можно ли вообразить подобную сцену с участием не то, что Николая II, но даже Керенского, который прославился тем, что, будучи министром, церемонно поздоровался за руку со швейцаром министерства, что либеральные критики осуждали, как скандальный и недопустимый демократизм?
Собственно говоря, если бы все перемены от революции состояли только в этом (а они, разумеется, были на три порядка значительнее и шире), то она уже была бы оправдана.
Оценили 22 человека
34 кармы