Пехотинец Бесхлебнов Валентин Федорович

Просто ис­то­рия.

► Я ро­дил­ся в по­сел­ке Верх­няя Ель­шан­ка, при­го­ро­де Ста­лин­гра­да, 27 сен­тяб­ря 1925 года. Мой отец ра­бо­тал на ле­со­за­во­де имени Куй­бы­ше­ва груз­чи­ком – катал бревна, а потом пе­ре­вел­ся ра­бо­тать в Дом груз­чи­ков, может знаете, такое серое здание на пло­ща­ди Со­вет­ской? Там он ра­бо­тал в «Го­стру­де» также груз­чи­ком, в ос­нов­ном раз­во­зя на лошади про­дук­ты по точкам. Мать моя была до­мо­хо­зяй­кой.

Мой стар­ший брат окон­чил Ки­ев­ское во­ен­ное учи­ли­ще и погиб во время войны. Ему до­ста­лись самые первые, самые тя­же­лые бои. Вто­ро­го моего брата, Алек­сандра, в 1942-м году, в мае месяце, за­бра­ли свя­зи­стом в Крас­ные Ка­зар­мы и он все это время был на фронте. А потом, под Вол­хо­вом, по­лу­чил тя­же­лое ра­не­ние ноги и его, ко­мис­со­вав, на­пра­ви­ли ра­бо­тать в во­ен­ко­мат. Потому что просто спи­сы­вать людей в то во­ен­ное время, когда страна нуж­да­лась в люд­ских ре­сур­сах, было бы глупо. По­это­му он сильно хромал, но ра­бо­тал. Был еще у меня и млад­ший брат, но он был боль­ной, глу­хо­ва­тый. Была еще у нас сестра Ана­ста­сия, с шест­на­дца­то­го года рож­де­ния. Вот такая семья у нас была.

В конце ав­гу­ста 1942-го года, когда наши войска от­хо­ди­ли от Дона сюда, к Ста­лин­гра­ду, меня при­гла­си­ли в штаб, ко­то­рый рас­по­ла­гал­ся в нашем по­сел­ке. Этот штаб был, ко­неч­но, ор­га­ни­зо­ван там вре­мен­но. Кроме меня туда при­гла­си­ли еще одного парня. Там нам сказал че­ло­век в во­ен­ной форме с одной «шпалой» в пет­ли­це, чтобы мы не эва­ку­и­ро­ва­лись из города, если немцы займут город, а оста­лись в тылу и по­мо­га­ли вести раз­вед­ку. Вот как раз, с этого мо­мен­та я и начал свою боевую де­я­тель­ность.

Когда в город вошли немцы, нам надо было по­лу­чить до­ку­мен­ты, потому что, если бы мы просто ходили по городу, немцы могли нас аре­сто­вать и в Гер­ма­нию угнать. По­это­му мы должны были пройти в ко­мен­да­ту­ру и по­лу­чить там «аусвайс» - до­ку­мент в виде пас­пор­та или справ­ки.

В ко­мен­да­ту­ру мы пошли вместе с моей ма­те­рью. Когда я огля­нул­ся, я не увидел рядом никого из моих друзей-од­но­го­док.

- Почему?

- Потому что там спра­ши­ва­ли, какого года рож­де­ния. А 1925-й год могли при­вле­кать на рытье окопов для немцев, могли в Гер­ма­нию от­пра­вить. А я, когда по­до­шла моя оче­редь, за­пи­сал себя с 1928-го года, «скинув» себе при этом три года. Тех, кто ро­дил­ся в 1928-м году никуда не брали, да и вы­гля­дел я го­раз­до моложе своих лет: меня еще можно было при­нять за малыша, по­сколь­ку роста я был неболь­шо­го.

То, что я стал теперь 1928-го года рож­де­ния, поз­во­ля­ло мне теперь сво­бод­но пе­ре­дви­гать­ся и вы­пол­нять те за­да­ния, ко­то­рые мне дал перед эва­ку­а­ци­ей тот ар­мей­ский ка­пи­тан. Он мне еще на ин­струк­та­же сказал, куда мне класть те данные, ко­то­рые я раз­ве­ды­вал.

- У вас там для этого были обо­ру­до­ва­ны тай­ни­ки?

- Да. Ну как тай­ни­ки… Вырыли мы в начале 1942-го года боль­шую тран­шею, в ко­то­рой можно было укры­вать­ся от бом­бе­жек. И вот в этой тран­шее он по­ка­зал мне, куда под брус за­со­вы­вать мои за­пис­ки.

- Как Вы до­бы­ва­ли необ­хо­ди­мую ин­фор­ма­цию?

- Я до этого пас коров. Когда отец у меня умер, нас у матери было трое на ижди­ве­нии и надо было как-то кор­мить семью. По­это­му в летнее время мы с братом на­ни­ма­лись пасти коров. По­сколь­ку я вы­го­нял скот на паст­би­ща в разные места, я эту тер­ри­то­рию, ко­то­рая при­ле­га­ла к городу, знал, как свои пять паль­цев. Даже иногда ки­ло­мет­ров на пят­на­дцать я угонял свое стадо по­даль­ше в степь, где был по­луч­ше корм. По­это­му для ве­де­ния раз­вед­ки я под­хо­дил как нельзя лучше.

- Вам сразу, при ин­струк­та­же, ска­за­ли, какая ин­фор­ма­ция от Вас необ­хо­ди­ма?

- Особых ука­за­ний они не давали. Ска­за­ли об­ра­щать вни­ма­ние на скоп­ле­ния немцев, их во­ору­же­ние: танки, ар­тил­ле­рию. Вот эти три фак­то­ра я должен был по­ме­чать на клочке бу­маж­ки и в этом окопе пря­тать.

- Как часто Вы должны были до­став­лять ин­фор­ма­цию?

- А это уже за­ви­се­ло от того, как мне уда­ва­лось ее за­по­лу­чить. Мой сосед, Женька, тоже был в два­дцать пятого года, но его немцы гоняли рыть окопы и зем­лян­ки для себя. Неко­то­рых ребят все-таки угнали в Гер­ма­нию. А мне, в ре­зуль­та­те со­кра­ще­ния лет, по­вез­ло.

- Вы го­во­ри­ли, что перед при­хо­дом немцев, в штаб при­гла­си­ли вас двоих. Кто был вторым и какова его судьба?

- Он за­ни­мал­ся от­дель­но от меня: нам по­де­ли­ли тер­ри­то­рию, и он «ра­бо­тал» на своем участ­ке, а я на своем. Мне до­стал­ся при­го­род Ста­лин­гра­да и вся близ­ле­жа­щая мест­ность, по­сколь­ку я лучше него знал эти места. А он лучше меня ори­ен­ти­ро­вал­ся в городе, по­это­му ему до­стал­ся Ста­лин­град. Хотя я тоже немно­го знал город, у меня в Ста­лин­гра­де тетка жила с бра­тья­ми дво­ю­род­ны­ми, и я иногда ходил к ним в гости.

Когда у меня по­яв­ля­лась какая-то ин­фор­ма­ция о немцах, я сразу ее за­пи­сы­вал. Причем, по­дроб­но ничего не писал: танк обо­зна­чал просто буквой «Т», пушку – «П».

- На чем писали?

- А у меня бу­маж­ка была ма­лень­кая, сде­лан­ная из тет­рад­но­го листа, на ней я ка­ран­да­шом и писал.

Когда я ходил по степи за го­ро­дом, немцы в ос­нов­ном на­хо­ди­лись в глу­бо­ких ло­щи­нах, на по­верх­но­сти они мало по­яв­ля­лись. Зато в скло­нах этих овра­гов у них было вырыто мно­же­ство зем­ля­нок. А если внизу оврага был еще и ма­лень­кий лесок, то им там вовсе было хорошо, они все там и око­ла­чи­ва­лись.

- Вот, Вы идете со стадом коров, а рядом немцы, ко­то­рые не от­ка­жут­ся от све­же­го мяса…

- Нет, это я со стадом ходил, еще когда немцев не было! Когда немцы пришли, какие коровы там – они сразу всех их лик­ви­ди­ро­ва­ли! Это я уже просто ходил по степи, безо вся­ко­го стада, при­гля­ды­вал­ся, от­ме­чал и под бруст­вер тран­шеи прятал.

- Вы не видели ни разу, кто за­би­рал Ваши за­пис­ки?

- Один раз я за­ме­тил, что туда, в эту тран­шею, зашел какой-то муж­чи­на. Я потом спу­стил­ся туда, смотрю, а за­пис­ки моей там уже нету. Значит он, на­вер­ное, уже был в курсе, что я там спря­тал свое до­не­се­ние.

Од­на­ж­ды, когда я шел в районе разъ­ез­да Ба­сар­ги­но, ведя раз­вед­ку, а в тот день я ходил далеко - почти до Кар­пов­ки, меня сцапал немец­кий пат­руль. Там пост стоял и меня оста­но­ви­ли. По­са­ди­ли меня в за­кры­тый кузов машину и куда-то по­вез­ли.

При­вез­ли меня в очень глу­бо­кую лощину, в районе Пи­том­ни­ка, где были уже нарыты зем­лян­ки. Завели в одну из них и под­ве­ли к какому-то немцу. Я не знаю, кто он был по званию, я в них не раз­би­рал­ся, но, видимо, этот офицер был у них стар­шим. Немцы ему что-то ска­за­ли, на­вер­ное, что я раз­вед­чик. А тот сразу дал им по-немец­ки ко­ман­ду рас­стре­лять меня. Я это слово, что он сказал, всю жизнь помнил, а вот сейчас что-то уже память меня под­во­дит… А, вот, вспом­нил! Он сказал: «Фер­шис­сен!»

Немец, ко­то­ро­му по­ру­чи­ли меня рас­стре­лять, берет лопату и вы­во­дит меня из глу­би­ны оврага наверх. Вывел, от­ме­рил уча­сток по моему росту и дал лопату, чтобы я копал. То есть хотел, чтобы я сам себе вырыл могилу. А уже вечер был, тем­неть на­чи­на­ло.

- Какой месяц был тогда?

- Сен­тябрь. Рою я и думаю: «Скорей бы стем­не­ло». А немец сам лег непо­да­ле­ку и лежит. А я по­ду­мы­ваю этого немца, как стем­не­ет, ло­па­той по голове огреть, ведь лопата – это уже оружие. Думаю, стукну, а там как по­ве­зет – на­смерть его или не на­смерть, лишь бы самому уда­лось убе­жать.

Но наши «Катюши» опе­ре­ди­ли эти со­бы­тия. Они уда­ри­ли как раз по этой тер­ри­то­рии, по этому оврагу. Сна­ря­ды стали рвать­ся вокруг один за другим. Я ноги в руки и бежать! Сна­ча­ла немно­го про­бе­жал по краю оврага, а потом спу­стил­ся вниз и по этому оврагу от­пра­вил­ся в сто­ро­ну города.

Сколь­ко я про­бе­жал, я точно ска­зать не смогу. Смотрю, идут под­во­ды и рядом с ними идут люди в серых ши­не­лях, таких же, как у наших солдат. У немцев зе­ле­ные шинели были, а эти были одеты в крас­но­ар­мей­ские. Я об­ра­до­вал­ся и чуть не вы­ско­чил им нав­стре­чу.

Но ока­за­лось, что это были укра­ин­цы, ко­то­рые сна­ча­ла слу­жи­ли в Крас­ной Армии, затем пе­ре­шли на сто­ро­ну немцев, а теперь они об­слу­жи­ва­ли немец­кие части при этом обозе. А я сна­ча­ла по­ду­мал, что это наши части вы­хо­дят из окру­же­ния. Но, когда увидел эти брички, то сразу понял, что это не наши.

У нас под­во­да какая была – про­стая телега, плос­кая, без бортов. А у немцев по­воз­ка была вы­со­кая, метра пол­то­ра, как фургон с бор­та­ми. А еще их по­воз­ки были по­кра­ше­ны фи­о­ле­то­вой крас­кой. Вот, вид этих по­во­зок меня и оста­но­вил. Я по­ти­хонь­ку сто­ро­ной ушел от этих людей с по­воз­ка­ми, а потом как рванул в сто­ро­ну дома!

- А немец, ко­то­рый Вас со­про­вож­дал, не стре­лял Вам вслед?

- Нет, он лежал на земле, а, когда «Катюши» начали бить, он уткнул­ся лицом в эту землю, руками голову закрыл и так и лежал. А мне-то какая раз­ни­ца была: под сна­ря­да­ми по­ги­бать или вырыть себе могилу и меня немец убьет? По­это­му я и по­бе­жал.

- Когда Вас оста­но­вил немец­кий пост, они нашли у Вас бу­маж­ку с за­пи­ся­ми?

- Она была зашита у меня в кар­мане, по­это­му они ее не шли. Но по каким-то при­зна­кам они по­ду­ма­ли, что я за­ни­ма­юсь чем-то не тем, чем по­ло­же­но.

- Как Вы узнали, что те люди с по­воз­ка­ми были укра­ин­ца­ми?

- Во-первых, они го­во­ри­ли по-укра­ин­ски. Я много укра­ин­ских слов не знал, но, когда до этого ра­бо­тал в кол­хо­зе, там были и эва­ку­и­ро­ван­ные укра­ин­цы. По­это­му я знал, как звучит укра­ин­ская речь.

- Оружие у тех, кто со­про­вож­дал по­воз­ки, было?

- Нет, они шли без оружия. Немцы, видимо, у них оружие ото­бра­ли.

В начале зимы 1942-го года я встре­тил наши войска в тех краях, где вел раз­вед­ку. Вскоре они вошли в наш по­се­лок Верх­няя Ель­шан­ка, и я был при­зван в армию. Теперь уже я назвал свой пра­виль­ный год рож­де­ния – не 1928-й, а 1925-й. А в то время это был уже при­зыв­ной год: при­зыв­ни­кам этого года рож­де­ния было уже по сем­на­дцать лет.

- Вас при­зы­вал по­ле­вой во­ен­ко­мат?

- Да, по­ле­вой. Тогда еще органы власти в по­сел­ке не были сфор­ми­ро­ва­ны. И вот, с мо­мен­та своего при­зы­ва в армию, я, вместе с нашими вой­ска­ми, прошел всю остав­шу­ю­ся войну. Од­на­ж­ды я раз­до­был себе хо­ро­шие немец­кие сапоги с под­ко­ва­ми и в этих са­по­гах я про­ша­гал аж до самой Рейхс­кан­це­ля­рии.

- Где Вы нашли эти сапоги?

- Когда в Ста­лин­гра­де немцев окру­жи­ли, у них же тут и склады разные были. Вот я на один такой склад и напал. А немцев в это время стро­и­ли в ко­лон­ны и от­прав­ля­ли в сто­ро­ну Ка­мы­ши­на. Много было этих плен­ных, нескон­ча­е­мая черная ко­лон­на шла по дороге!

- Когда Вас при­зва­ли в армию, Вас сразу пе­ре­оде­ли в крас­но­ар­мей­скую форму?

- Да, сразу же, еще здесь, в Ста­лин­гра­де нас одели. Сна­ча­ла выдали бо­тин­ки с об­мот­ка­ми, а немец­кие сапоги я уже чуть позже себе нашел и носил их.

- Не воз­бра­ня­лось но­ше­ние немец­ких сапог?

- Нет, никто ничего против не го­во­рил. Лишь бы было в чем ходить.

- В какое под­раз­де­ле­ние Вы были за­чис­ле­ны?

- В 144-й стрел­ко­вый полк 35-й гвар­дей­ской стрел­ко­вой ди­ви­зии армии Чуй­ко­ва. А потом из 144-го попал в 160-й полк.

Когда уже осво­бо­ди­ли Во­ро­ши­лов­град, меня на­пра­ви­ли туда, видимо потому, что я имел семь клас­сов об­ра­зо­ва­ния. Ведь тогда те, кто окон­чил се­ми­лет­ку, счи­та­лись умными и об­ра­зо­ван­ны­ми. Я по­ду­мал еще: «Зачем меня из боевой части на­прав­ля­ют куда-то в Во­ро­ши­лов­град?» Когда я явился в ука­зан­ное место, там уже были и сол­да­ты и офи­це­ры, все, кстати, в по­го­нах. Меня при­гла­си­ли в по­ме­ще­ние и, указав на какой-то же­лез­ный стул, ска­за­ли: «Садись сюда!» Я сел и меня начали на этом стуле кру­тить. Я не по­ни­мал, ради чего я сюда попал и почему меня на этом стуле вертят. Ока­зы­ва­ет­ся, здесь на­би­ра­ли па­ра­шю­ти­стов в де­сант­ные войска.

Когда я прошел всю эту про­це­ду­ру, меня от­пра­ви­ли в Слуцк, в Бе­ло­рус­сию, ведь тогда уже Бе­ло­рус­сия была более-менее осво­бож­де­на. Там, в Слуцке, была 2-я гвар­дей­ская воз­душ­но-де­сант­ная бри­га­да и меня за­чис­ли­ли в эту бри­га­ду де­сант­ни­ком-па­ра­шю­ти­стом.

- В то время эта воз­душ­но-де­сант­ная бри­га­да в Слуцке фор­ми­ро­ва­лась «с нуля» или просто по­пол­ня­лась?

- По­пол­ня­лась. Я туда прибыл уже как по­пол­не­ние, бри­га­да там, в Бе­ло­рус­сии, уже на­хо­ди­лась.

На­ча­лись за­ня­тия, на ко­то­рых нас обу­ча­ли де­сант­но­му ре­ме­с­лу: из чего со­сто­ит па­ра­шют, как его укла­ды­вать, как за­креп­лять ка­ра­би­на­ми на спине и на животе. Давали нам спе­ци­аль­ную вилку, чтобы при уклад­ке па­ра­шю­та стропы рас­прям­лять и укла­ды­вать их ров­нень­ко, чтобы в небе не слу­чи­лось пе­ре­хле­ста. Ос­нов­ной и за­пас­ной па­ра­шю­ты за­креп­ля­лись на бедрах и на поясе зе­ле­ной, проч­ной-проч­ной, тесь­мой с ка­ра­би­ном. Сна­ча­ла мы пол­но­стью изу­чи­ли па­ра­шют, а затем стали го­то­вить­ся для вы­сад­ки во вра­же­ский тыл.

Была у нас вышка де­ре­вян­ная, вы­со­той два метра: вле­за­ешь на эту вышку и пры­га­ешь, тре­ни­ру­ешь­ся. Чтобы ноги вместе, чуть вперед и руки дер­жишь скре­щен­ны­ми на груди. А потом, когда уже на земле освоил па­ра­шют и всю тех­ни­ку дви­же­ний, тогда уже от­прав­ля­ли «на са­мо­лет». К тому вре­ме­ни мы уже знали, как кольцо вы­дер­ги­вать ос­нов­но­го па­ра­шю­та и крас­ное кольцо за­пас­но­го, чтобы па­ра­шют рас­крыл­ся.

- Были в вашей под­го­тов­ке ночные прыжки или только днев­ные?

- Мы со­вер­ша­ли раз­лич­ные виды прыж­ков. Самые слож­ные – это прыжки на воду, на лес и на го­род­ские по­строй­ки. По­сколь­ку нас го­то­ви­ли для вы­сад­ки в немец­ком тылу, нас го­то­ви­ли ос­но­ва­тель­но. Мы каждую неделю со­вер­ша­ли выходы по трид­цать – сорок ки­ло­мет­ров. Выход – это значит с полной вы­клад­кой трид­цать ки­ло­мет­ров ты должен пройти. Да еще и учения по пути нам устра­и­ва­ли: могли дать ко­ман­ды: «Про­тив­ник слева! Про­тив­ник справа! При­го­то­вить­ся к бою!» Мы должны были быть го­то­вы­ми ко всему, по­сколь­ку, когда нас вы­са­дят, помощи ждать будет неот­ку­да, оста­нет­ся на­де­ять­ся только на свои ноги и на свое оружие.

- Какое оружие было у Вас?

- У меня тогда уже был ав­то­мат ППШ. А когда я еще был в Ста­лин­гра­де, то был про­стым стрел­ком и мне выдали ка­ра­бин, ко­то­рый немно­го по­ко­ро­че вин­тов­ки.

- Были от­каз­ни­ки, ко­то­рые не могли со­вер­шать прыжки с па­ра­шю­том?

- Ко­неч­но были.

- Как с ними бо­ро­лись?

- Да как бо­ро­лись? Их сна­ча­ла особый отдел сразу за­би­рал к себе, а потом их в обыч­ную стрел­ко­вую часть слу­жить от­прав­ля­ли. Там же за­ча­стую были случаи, что че­ло­век просто не смог пе­ре­бо­роть свой страх. В общем, с ними мы потом не ви­де­лись.

А мы, кто оста­вал­ся, пры­га­ли. Самое плохое – это прыжки на лес. Нам давали зе­ле­ные плащ-па­лат­ки в виде на­ки­док. Эта плащ-па­лат­ка была сло­же­на квад­ра­том и кре­пи­лась на груди. В случае вы­сад­ки на лес, я должен был эту на­кид­ку по­тя­нуть на себя и укрыть ею свое лицо, чтобы оно не по­ца­ра­па­лось о ветки де­ре­вьев. Это было в обя­за­тель­ном по­ряд­ке, ведь как в лес с неба за­гу­дишь – только ветки трещат!

- При учеб­ном де­сан­ти­ро­ва­нии были несчаст­ные случаи?

- Ко­неч­но были. Немно­го, но были. На­при­мер, когда де­сан­ти­ро­ва­лись на лес, неко­то­рые на сучки са­ди­лись. А это сразу травма, ведь по­про­буй сядь на него, да еще с такой ско­ро­стью, ведь спуск был быст­рый.

- Как кор­ми­ли в де­сант­ных частях?

- Де­сант­ные войска кор­ми­ли, как лет­чи­ков. Пи­та­ние было хо­ро­шее: аме­ри­кан­ская ту­шен­ка в боль­ших банках, ма­ка­ро­ны, гречка. Даже белый хлеб нам давали. У нас даже не все сол­да­ты до этого ели белый хлеб. Ну, может быть, лет­чи­ков кор­ми­ли чуть по­луч­ше.

- Где вы раз­ме­ща­лись? В лесу?

- Нет. Когда осво­бо­ди­ли город от немцев, то нас по­се­ли­ли в бывших немец­ких ка­зар­мах. Нары двухъ­ярус­ные де­ре­вян­ные, солома, по­кры­тая сверху плащ-па­лат­ка­ми – вот и все удоб­ства.

- Вас пе­ре­оде­ли в де­сант­ную форму?

- Да, обя­за­тель­но. Нам выдали зе­ле­ные куртки.

- Ком­би­не­зо­ны?

- Нет, просто куртки. Это нас вы­де­ля­ло от солдат других частей: они в ста­рень­ких ши­не­лях, да в бо­тин­ках с об­мот­ка­ми, а у нас элит­ное под­раз­де­ле­ние, хорошо одетое.

- А вы во что обуты были?

- А мы в кир­зо­вые сапоги обуты были. Ну, если кто-то и за­ме­нил свои «кир­за­чи» на ко­жа­ные немец­кие, то за это сильно не ругали.

- Какой го­лов­ной убор носили?

- Фу­раж­ку. Не пи­лот­ку, а именно фу­раж­ку. Пи­лот­ку, ко­неч­но, нам тоже вы­да­ва­ли, но носили, в ос­нов­ном, фу­раж­ку с под­бо­ро­доч­ным ре­меш­ком. Вы­да­ва­ли еще ко­жа­ные шлемы, но их на­де­ва­ли только когда вы­са­жи­ва­лись с па­ра­шю­том. Шлемы в обя­за­тель­ном по­ряд­ке за­сте­ги­ва­лись сбоку, чтобы не сняло воз­душ­ным по­то­ком во время прыжка. У неко­то­рых по­на­ча­лу были сапоги чуть боль­ше­го раз­ме­ра, так им тоже сры­ва­ло их с ног при де­сан­ти­ро­ва­нии. Это ре­зуль­тат так на­зы­ва­е­мо­го «ди­на­ми­че­ско­го удара». Купол па­ра­шю­та со­еди­нял­ся с фалом стро­пой и, когда пры­га­ешь, стропа раз­ры­ва­ет­ся, осво­бож­дая купол, и дальше уже летишь на па­ра­шю­те.

- Вы де­сан­ти­ро­ва­лись с при­ну­ди­тель­ным рас­кры­ти­ем па­ра­шю­та?

- Обя­за­тель­но! В са­мо­ле­те был трос, и ты перед прыж­ком цеп­ля­ешь ка­ра­би­ном фалу за этот трос, а когда пры­га­ешь, эта фала вы­тя­ги­ва­ет па­ра­шют, стропа раз­ры­ва­ет­ся, купол рас­крыл­ся, и ты по­ле­тел. Сна­ча­ла ты сво­бод­но летишь, пока тебя не дернет. Когда стропы резко на­тя­ну­лись, вот тогда и воз­ни­ка­ет этот «ди­на­ми­че­ский удар». При этом че­ло­век за­тор­мо­зил­ся, а сапоги его по­ле­те­ли дальше. Перед прыж­ка­ми в обя­за­тель­ном по­ряд­ке про­ве­ря­ли, чтобы все ка­ра­би­ны были целы, чтобы ничего не бол­та­лось.

- Как ис­поль­зо­ва­ли ваше де­сант­ное под­раз­де­ле­ние в боевых дей­стви­ях?

- Нас ис­поль­зо­ва­ли только один раз. На тер­ри­то­рии Гер­ма­нии уже было нельзя вы­са­жи­вать де­сан­ты. Если вы­сад­ку сде­лать, то могло по­гиб­нуть боль­шое ко­ли­че­ство де­сан­ти­ру­е­мых. Когда де­сан­ти­ро­ва­ние про­ис­хо­ди­ло на своей или на поль­ской тер­ри­то­рии, то это другое дело. Ведь на своей тер­ри­то­рии мест­ное на­се­ле­ние могло помочь, а там на­о­бо­рот.

- В каком месте вас де­сан­ти­ро­ва­ли?

- Кай­зер­штайн­брух. Это уже на тер­ри­то­рии Гер­ма­нии. (Ва­лен­тин Фе­до­ро­вич оши­ба­ет­ся: Кай­зер­штайн­брух – тер­ри­то­рия Ав­стрии. Прим. ред.) Нас де­сан­ти­ро­ва­ли с са­мо­ле­та. В са­мо­ле­те нас было трид­цать два де­сант­ни­ка.

- Какая задача ста­ви­лась перед вашим под­раз­де­ле­ни­ем?

- Мы должны были за­хва­тить мост и удер­жать его до при­хо­да наших частей.

- Задача была вы­пол­не­на?

- Вы­пол­не­на. А куда нам было де­вать­ся? Нас вы­са­ди­ли где-то ки­ло­мет­рах в трех за этим мостом, и мы должны были скрыт­но по­дой­ти к нему, лик­ви­ди­ро­вать всю его охрану, за­хва­тить и удер­жать до под­хо­да наших частей. За по­доб­ную опе­ра­цию, если она прошла удачно, и ты про­явил себя в ней, давали Орден Славы.

- Вы мост за­хва­ти­ли с боем, со стрель­бой или по-тихому?

- Там охрана ока­за­лась неболь­шая, по­это­му мы, когда по­до­шли туда, сразу немцев, раз – раз, пе­ре­стре­ля­ли и все. Так что мост мы за­хва­ти­ли быстро и со­об­щи­ли об этом нашим.

- В вашей группе был радист?

- Ко­неч­но, был у нас радист с ра­дио­стан­ци­ей. Но, от­кро­вен­но говоря, связь была до­воль­но слабой, потому что ра­дио­стан­ция была в нашей группе неваж­ной. Это если группа была бы по­боль­ше, ба­та­льон или хотя бы рота… Вот уже в роте была ра­дио­стан­ция по­луч­ше – Р-5.

- Куда вы от­пра­ви­лись после вы­пол­не­ния этого за­да­ния?

- Когда мы за­да­ние вы­пол­ни­ли и оттуда вер­ну­лись, нас всех на­пра­ви­ли об­рат­но по своим частям. И я вер­нул­ся в свою родную гвар­дей­скую стрел­ко­вую ди­ви­зию.

В Гер­ма­нии, у го­род­ка Китц, непо­да­ле­ку от Франк­фур­та-на- Одере, я был за­чис­лен в раз­вед­чи­ки. Видимо в раз­вед­ку меня за­чис­ли­ли потому, что я до этого служил в де­сант­ных вой­сках, а воз­душ­но-де­сант­ные войска счи­та­лись самыми под­го­тов­лен­ны­ми вой­ска­ми, элитой. И тут слу­чи­лось непред­ви­ден­ное. Когда я шел туда, где в зем­лян­ке на­хо­ди­лась рота раз­вед­ки, про­изо­шел налет немец­кой авиа­ции. Я еще не дошел до раз­вед­ро­ты, как нас начали бом­бить и зем­лян­ки, в ко­то­рых на­хо­ди­лись раз­вед­чи­ки, все раз­бом­би­ло, и они все по­гиб­ли. Меня спасло то, что я лишь немно­го не дошел до этих зем­ля­нок.

После бом­беж­ки под­хо­дит ко мне стар­ши­на этой раз­вед­ро­ты, остав­ший­ся в живых, и спра­ши­ва­ет: «Ты ста­лин­гра­дец?» Я говорю: «Да, ста­лин­гра­дец», - «Плавал?» - «Плавал» - «Пошли со мной!» По­до­шли мы с ним к Одеру, и он сказал, что надо со­об­щить в штаб на том берегу реки, что нас раз­бом­би­ли, по­гиб­ла вся раз­вед­ро­та, да и сам плац­дарм еле-еле дер­жит­ся, надо сюда под­креп­ле­ние при­слать. При­ш­лось мне с ним пе­ре­пра­вить­ся об­рат­но через Одер – и в штаб. Нашли мы на берегу какую-то ма­лень­кую ло­доч­ку и на ней пе­ре­пра­ви­лись. В штабе сразу, как узнали, по­гру­зи­ли на машины какое-то под­раз­де­ле­ние и по­вез­ли на берег Одера, чтобы пе­ре­пра­вить к нам на плац­дарм и удер­жать его.

Ни­ко­гда немцы в ночь или ночью не во­е­ва­ли и не на­сту­па­ли. Они от­ды­ха­ли, у них все ак­ку­рат­но, по рас­по­ряд­ку. А в этот раз, когда мы рас­ши­ри­ли плац­дарм, они видят, что дело плохо и начали нас в ночь тес­нить, чтобы сбро­сить с этого плац­дар­ма в Одер. И вот до­тес­ни­лись до того, что мне при­ш­лось пе­ре­прав­лять­ся назад, за под­мо­гой.

Что такое плац­дарм? Это де­сят­ки тысяч наших людей, ко­то­рые могли по­гиб­нуть ради удер­жа­ния этого ма­лень­ко­го ку­соч­ка земли. Одер был очень ши­ро­кой водной пре­гра­дой, ко­то­рую надо было обя­за­тель­но пре­одо­леть, пе­ре­пра­вив­шись на про­ти­во­по­лож­ную сто­ро­ну.

Когда мы впер­вые пе­ре­прав­ля­лись через Одер, сделав для себя из бревен плоты, немцы от­кры­ли ура­ган­ный огонь, увидев, что мы начали пе­ре­пра­ву. Лупили они сильно: то один плот с людьми кверху взды­бил­ся, то второй. Мне по­вез­ло, что я до­брал­ся до берега. И не только я, но и часть нашего под­раз­де­ле­ния, что поз­во­ли­ло по­ти­хонь­ку начать рас­ши­рять плац­дарм. В ре­зуль­та­те мы его хорошо рас­ши­ри­ли: ки­ло­мет­ров на пять или семь про­дви­ну­лись вперед.

Так что Одер мне до­ве­лось три раза фор­си­ро­вать под огнем: туда, об­рат­но и снова туда. Чем мне еще за­пом­нил­ся Одер? Когда мы рас­ши­ри­ли плац­дарм, то у города Кюстри­на, правее Франк­фур­та-на-Одере, была дамба. Так вот Гитлер дал ко­ман­ду взо­рвать эту дамбу. И нас за­то­пи­ло. Вода хлы­ну­ла на то место, где мы на­хо­ди­лись.

- Воды много было?

- Много. Уро­вень на­столь­ко высоко под­нял­ся, что стал почти в рост че­ло­ве­ка. Где чув­ство­ва­лась ногами земля, можно было идти пешком, а где нет – при­хо­ди­лось ба­рах­тать­ся кто как мог.

- А тех­ни­ка?

- Тоже всю за­то­пи­ло. Но это за­ви­се­ло от того, какой уро­вень воды был в том месте, где она стояла. Где мелко было – там тех­ни­ка не по­стра­да­ла, а где лощина или еще какая-нибудь ни­зин­ка, то на глу­бине стояла. Короче говоря, по­пла­ва­ли мы там…

А с этого Кюст­рин­ско­го плац­дар­ма, когда уже по­ло­же­ние ста­би­ли­зи­ро­ва­лось и стали при­бы­вать новые части и под­раз­де­ле­ния, стали го­то­вить­ся к на­ступ­ле­нию на Берлин, потому что оттуда до него было всего ше­сть­де­сят ки­ло­мет­ров. Это было самое близ­кое рас­сто­я­ние до вра­же­ской сто­ли­цы. Немцы ста­ра­лись, во что бы то ни стало, от­бро­сить нас назад, ведь нам оста­ва­лось сде­лать хо­ро­ший рывок вперед и все – мы в Бер­лине.

Но на нашем пути встали Зе­е­лов­ские высоты. Сами высоты – это боль­шая гряда холмов, ко­то­рые при­кры­ва­ли Берлин с юго-во­сто­ка. Эти высоты были на­столь­ко сильно укреп­ле­ны, что было трудно их пре­одо­леть. Для этого нужно было му­же­ство, чтобы взять эти высоты.

В то время я уже был в звании стар­ше­го сер­жан­та. Меня и еще несколь­ко че­ло­век, когда были на плац­дар­ме, от­пра­ви­ли об­рат­но через Одер в штаб ди­ви­зии, где начали го­то­вить из нас сер­жант­ский состав. В те дни в вой­сках ка­та­стро­фи­че­ски не хва­та­ло сер­жан­тов: ко­ман­ди­ров от­де­ле­ний, по­мощ­ни­ков ко­ман­ди­ров взво­дов. По­это­му перед на­ступ­ле­ни­ем решили по­пол­нить эту ка­те­го­рию.

Во время под­го­тов­ки мне дали от­де­ле­ние в ко­ли­че­стве семи че­ло­век, чтобы я с ними за­ни­мал­ся, по­лу­чая навыки управ­ле­ния от­де­ле­ни­ем. Когда мы про­во­ди­ли за­ня­тия, к нам по­до­шел какой-то пол­ков­ник, по­смот­рел на нас и го­во­рит: «О, да тут полный по­ря­док!» А у меня дей­стви­тель­но все было об­раз­цо­во, даже шинели сол­дат­ские были сло­же­ны ров­нень­ко. На­вер­ное, по­это­му мне, после обу­че­ния, было сразу при­сво­е­но звание стар­ше­го сер­жан­та. Другим даже млад­ше­го сер­жан­та при­сво­и­ли, а меня вон как сразу по­вы­си­ли и на­зна­чи­ли на долж­ность по­мощ­ни­ка ко­ман­ди­ра взвода.

У немцев был «фа­уст­па­трон». Когда мы заняли тер­ри­то­рию, то за­хва­ти­ли боль­шое ко­ли­че­ство этих самых «фа­уст­па­тро­нов». Было при­ня­то ре­ше­ние стре­лять из них по немец­ким танкам. Дали мне «фа­уст­па­трон», чтобы я в нем разо­брал­ся. Там сзади этой трубы была пробка, ко­то­рую надо было перед вы­стре­лом от­крыть, чтобы оттуда газы вы­хо­ди­ли. На­вер­ху, перед бол­ван­кой, планка при­це­ла с де­ле­ни­я­ми на пять­де­сят, сто и сто пять­де­сят метров. На боль­шее рас­сто­я­ние стре­лять из «фа­уст­па­тро­на» по танкам было неэф­фек­тив­но. Трубу «фа­уст­па­тро­на» надо было обя­за­тель­но класть на плечо, под мышкой дер­жать было нельзя – могло вы­рвать клок газами, потом це­лишь­ся и на­жи­ма­ешь.

- На что на­жи­ма­ли? Как про­из­во­дил­ся вы­стрел?

- Там после вы­став­ле­ния при­цель­ной планки, сверху вы­дви­гал­ся ма­лень­кий рычаг, ко­то­рый со­еди­нял­ся со взры­ва­те­лем. Этот рычаг был под план­кой, по­это­му, как только планку под­ни­мал, рычаг осво­бож­дал­ся.

При стрель­бе надо было строго при­дер­жи­вать­ся этих де­ле­ний на при­цель­ной планке, а я по­смот­рел и при­под­нял чуть повыше, по­ду­мав: «Я же не попаду, рас­сто­я­ние какое-то ма­лень­кое. Еще вдруг себе под ноги вы­стре­лю». Вы­стре­лил и гра­на­та «фа­уст­па­тро­на» по­ле­те­ла черт знает куда! Но потом при­лов­чил­ся уже, стре­лял как надо.

- Что ис­поль­зо­ва­лось в ка­че­стве ми­ше­ней при обу­че­нии стрель­бе из «фа­уст­па­тро­на»?

- Стре­ля­ли в про­стые де­ре­вья. Там росло много дубов, вот их в ка­че­стве ми­ше­ней и ис­поль­зо­ва­ли. Го­во­ри­ли: «Ты по этому дереву стре­ля­ешь, а ты – вот по этому».

- До­во­ди­лось потом «фа­уст­па­тро­ны» ис­поль­зо­вать в бою?

- Ко­неч­но до­во­ди­лось, а как же!

И вот, 14 апреля 1945-го года, нашими вой­ска­ми была сде­ла­на раз­вед­ка боем. Что такое раз­вед­ка боем? Это когда необ­хо­ди­мо опре­де­лить ог­не­вые точки про­тив­ни­ка. Мы вроде как начали на­ступ­ле­ние, а они стали огры­зать­ся. А наши стали фик­си­ро­вать, где у них все на­хо­дит­ся.

16 апреля 1945-го года, на рас­све­те, нам дали греч­не­вую кашу. Это был редкий случай, когда нас хорошо по­кор­ми­ли. Обыч­ной нашей пищей были, как пра­ви­ло, сухари. Да и то, если сухари были, то это счи­та­лось хорошо! Кроме каши нам дали и по сто грамм. До этого я не пил ни разу.

- А давали раньше?

- Давали, но я не пил. А 16-го апреля я выпил эти, по­ла­га­ю­щи­е­ся мне, сто грамм.

- А куда до этого девали по­ла­га­ю­ще­е­ся Вам спирт­ное?

- Всегда на­хо­ди­лись такие же­ла­ю­щие, ко­то­рые не от­ка­зы­ва­лись от моего спирт­но­го.

- Меняли на что-нибудь?

- Я всегда менял: то спирт­ное, то па­пи­ро­сы.

После зав­тра­ка со спирт­ным нам дали ко­ман­ду при­го­то­вить­ся к на­ступ­ле­нию. Мы в тран­шее быстро сде­ла­ли такие при­ступ­ки, чтобы можно было, при необ­хо­ди­мо­сти, быстро вы­ско­чить из нее.

И тут из-за наших спин раз­ли­лось море света! Вот тут мы сидим, впе­ре­ди нас немцы, а сзади про­жек­то­ра вклю­чи­ли зе­нит­чи­ки. Неко­то­рые потом го­во­ри­ли, что сто сорок про­жек­то­ров за нами све­ти­ло, а я им от­ве­чал: «А ты считал их что ли? Да, их там было много, но точное ко­ли­че­ство никто из нас не считал ведь». Как только вда­ри­ли они светом в сто­ро­ну немцев, на­пра­вив все эти про­жек­то­ра, я мог смот­реть только вперед: чуть по­вер­нешь голову в сто­ро­ну, сразу слепит глаза. Такой яркий свет был, что, ка­за­лось, можно ослеп­нуть: такая масса света – это просто страш­но было!

Но зато по­зи­ции немцев перед нами - как на ладони. Немцам смот­реть в нашу сто­ро­ну невоз­мож­но было, по­это­му они все в свои тран­шеи по­пря­та­лись. После про­ве­ден­ной нашей ар­тил­ле­ри­ей арт­под­го­тов­ки нам дали ко­ман­ду «в на­ступ­ле­ние!» Мы рва­ну­ли. Под­бе­га­ем, смот­рим, а неко­то­рые немцы все еще сидят в своих тран­ше­ях. Мы быстро заняли первую линию тран­шей, затем вторую.

- Плен­ных не брали?

- Брали, но очень мало. А куда их девать? Это ж надо было вы­де­лять людей, чтобы их охра­ня­ли и со­про­вож­да­ли в тыл. Да еще не хотели рис­ко­вать, думали: оста­вишь его в живых, а он вста­нет и тебе в спину даст оче­редь из ав­то­ма­та.

- Чем, в ос­нов­ном, ра­бо­та­ли в тран­ше­ях? Ав­то­ма­том или гра­на­та­ми?

- У меня пять гранат РГ-42 всегда были за поясом. Мы ры­чаж­ком запала за ремень кре­пи­ли гра­на­ту. Гра­на­ты мы, в ос­нов­ном, ис­поль­зо­ва­ли уже в улич­ных боях в Бер­лине. А когда мы в первую линию тран­шей немец­ких во­рва­лись, мы и гра­на­та­ми их за­бра­сы­ва­ли и из ав­то­ма­та стре­ля­ли. Кро­ши­ли их всем, чем можно было, пока они не могли головы под­нять и от­ве­тить на наше на­ступ­ле­ние.

Все это было на­столь­ко неожи­дан­но для немцев, что мы пре­крас­но вос­поль­зо­ва­лись этой си­ту­а­ци­ей. Должен ска­зать, что при­ме­не­ние этой массы про­жек­то­ров против немцев по­лу­чи­лось очень хо­ро­шим, эффект был ис­клю­чи­тель­ный! Они по­пря­та­лись, а мы тут как тут.

Когда мы взяли первую линию на Зе­е­лов­ских вы­со­тах, то я говорю стар­ше­му лей­те­нан­ту Те­лич­ки­ну, си­дев­ше­му в окопе: «Ну что, надо дви­гать­ся. Надо брать их». А он мне от­ве­ча­ет: «Ну давай, на­чи­най­те…» Мы со своим другом, сер­жан­том Ильи­ным, тоже, кстати, бывшим де­сант­ни­ком, об­ня­лись и так рядом, рука об руку, пошли в сто­ро­ну немец­ких окопов. А вслед за нами и другие наши бойцы по­тя­ну­лись. Зе­е­лов­ские высоты мы потом все-таки взяли, хотя трудно было очень.

- Сер­жант Ильин выжил при штурме этих высот?

- Выжил. А потом, уже в Бер­лине, мы с ним по­те­ря­лись.

В Бер­лине сра­жать­ся было очень тяжело. А почему? Вот у нас, на­при­мер, здание в городе ко­рот­кое, а у них часть дома, ко­то­рая вы­хо­дит на улицу, не квад­рат­ное, как у нас, а по­лу­круг­лое. И вот в этот по­лу­круг немцы ста­ви­ли пушку и это поз­во­ля­ло им пре­крас­но про­стре­ли­вать всю улицу. Как только наши танки по­явят­ся на улице, они той пушкой их сразу – раз! – и готово. Иногда даже в подъ­ез­ды они свои пушки ста­ви­ли, чтобы удоб­нее было стре­лять в бок про­хо­див­шим мимо дома танкам. В конце на­ступ­ле­ния уже почти не было ни одного нашего танка, все были под­би­ты. Тан­ки­сты стояли кучами, а сво­бод­ных танков не было.

Од­на­ж­ды я взял в плен боль­шо­го немец­ко­го чина, пол­ков­ни­ка СС. Веду его по улице, а рядом стоит боль­шая группа наших тан­ки­стов и кричат мне: «Стар­шой, дай нам его!» Я обо­ра­чи­ва­юсь, ука­зы­ваю на то место, откуда я пришел и где еще идет бой, и говорю: «Вон там еще столь­ко их! Иди, бери!» (сме­ет­ся)

- Рас­ска­жи­те о боях в жилых квар­та­лах Бер­ли­на.

- Ох и тя­же­лые бои были! У них все окна под­ва­лов и первых этажей зданий были за­ло­же­ны кир­пи­чом. А осталь­ные окна были сво­бод­ны, но в них сидели немцы и нас ждали. Как только мы по­яв­ля­лись, они по нам сразу на­чи­на­ли лупить.

- В нижних окнах, ко­то­рые были за­ло­же­ны кир­пи­чом, были обо­ру­до­ва­ны пу­ле­мет­ные гнезда?

- Нет, там ничего не было. У них все во­ору­же­ние было на­вер­ху. Иногда дви­жешь­ся по улице, про­дви­га­ешь­ся по­ти­хонь­ку, одно здание занял, другое. И вдруг на­чи­на­ют по тебе сверху лупить! Хо­чет­ся скрыть­ся, уйти от огня, по­это­му на­чи­на­ешь от­стре­ли­вать­ся, пя­тить­ся назад, а тебе вдруг в спину на­чи­на­ют вести огонь с этажей.

- Как же так слу­ча­лось? Ведь вы уже заняли этот дом, ко­то­рый у вас за спиной остал­ся.

- Вот так вот по­лу­ча­лось. Немцы пе­ре­оде­ва­лись в граж­дан­скую одежду, она тогда на­зы­ва­лась «ци­виль­ное», и пря­та­ли оружие. Когда мы этот дом про­че­сы­ва­ли, то граж­дан­ских не тро­га­ли, а они потом до­ста­ва­ли свое оружие и снова стре­ля­ли в нас. После таких слу­ча­ев Жуков дал приказ все граж­дан­ское на­се­ле­ние из за­ня­тых домов немед­лен­но уби­рать по­даль­ше от пе­ре­до­вой, не остав­лять ни одного немца.

- Не проще ли было такого пе­ре­оде­то­го немца там же, сразу, на месте рас­стре­лять, ведь по его виду сразу можно было понять, что это солдат?

- Да, их сразу видно было. Но они же были в граж­дан­ской одежде, по­это­му никто не брал на себя такой от­вет­ствен­но­сти.

- Вас, при за­чист­ке зданий, раз­де­ля­ли на штур­мо­вые группы?

- Да, это было. В состав штур­мо­вой группы вхо­ди­ли гра­на­то­мет­чик, пу­ле­мет­чик, ав­то­мат­чик и несколь­ко че­ло­век, во­ору­жен­ных ка­ра­би­на­ми и вин­тов­ка­ми. Ос­нов­ная работа, ко­неч­но, ло­жи­лась на гра­на­то­мет­чи­ков. Они были на­гру­же­ны гра­на­та­ми, плюс по пять гранат еще было у каж­до­го из членов штур­мо­вой группы. После того, как гра­на­то­мет­чик в по­ме­ще­ние кинет гра­на­ту, туда за­бе­гал ав­то­мат­чик: если там были немцы, то он по ним стре­лял, а затем уже про­дви­га­лись и все осталь­ные.

- Ис­поль­зо­ва­лись в со­ста­ве штур­мо­вых групп ог­не­мет­чи­ки?

- Это было очень и очень редко. Просто у нас ог­не­ме­тов очень мало было. Но работу ог­не­мет­чи­ков мне до­во­ди­лось на­блю­дать. Если они были в со­ста­ве штур­мо­вой группы, то его ста­ра­лись сразу пус­кать вперед. Как только он вры­вал­ся в по­ме­ще­ние, он на­жи­мал и пла­ме­нем дорогу нам рас­чи­щал.

- Ог­не­мет­чи­ка как-то обе­ре­га­ли в бою?

- А как же! У него же столь­ко го­рюч­ки за спиной, по­па­дет в него пуля – он фа­ке­лом будет гореть.

- Были такие случаи на Ваших глазах?

- Я не видел таких слу­ча­ев ни разу.

- Каски носили по­сто­ян­но?

- Нет, не по­сто­ян­но. Может, у немцев с этим строго было, а у нас никто за этим особо и не следил. Я ее всегда сбоку на пояс при­вя­зы­вал и так и носил, когда в ней на­доб­но­сти не было. А когда уже при­спи­чит – тогда надену и за­стег­ну.

- За­сте­ги­вать нужно было обя­за­тель­но?

- Обя­за­тель­но! А вдруг тебе упасть нужно, а она слетит и ука­тит­ся?

- В ру­ко­паш­ные схват­ки до­во­ди­лось всту­пать?

- Ко­неч­но до­во­ди­лось. Ой, лучше не надо таких схва­ток! Когда мы вры­ва­лись в немец­кие тран­шеи и про­дви­га­лись по ним, там с нем­ца­ми стал­ки­ва­лись, как го­во­рит­ся, лицом к лицу.

- Ножами при этом ра­бо­тать при­хо­ди­лось?

- Ко­неч­но. Де­сант­ни­кам ведь всегда по­ла­га­лось иметь при себе нож. А, когда нас от­пра­ви­ли об­рат­но в стрел­ко­вые части, боль­шин­ство, в том числе и я, де­сант­ные ножи оста­ви­ли себе. Ру­ко­паш­ная – страш­ная штука. Но ничего не по­де­ла­ешь, надо – и ножом бьешь. А еще и ло­па­точ­ка при себе часто име­лась, ведь ло­пат­ка – это тоже оружие.

- А немцы что ис­поль­зо­ва­ли при ру­ко­паш­ной?

- Они чаще всего за­щи­ща­лись своими ав­то­ма­та­ми. Они у них были неболь­шо­го раз­ме­ра, им было удобно ими от­би­вать­ся.

Од­на­ж­ды мы вышли из одного здания, для того, чтобы взять Рейхс­кан­це­ля­рию. А перед двором Рейхс­кан­це­ля­рии была огром­ная стена из крас­но­го кир­пи­ча, вы­со­той, на­вер­ное, метра пол­то­ра. Тол­стая-тол­стая стена. Для нас наши саперы в этой стене взры­вом про­де­ла­ли дырку. А там ока­за­лось на­о­бо­рот, что от края стены вниз еще высота было тоже метра на пол­то­ра и нужно было пры­гать вниз. Мы все по­пры­га­ли в эту дырку. В общем, там ока­за­лась низина за­ас­фаль­ти­ро­ван­ная, де­ре­вья росли.

Когда мы пры­га­ли на ас­фальт, то не за­ме­ти­ли ле­жа­щей там вна­брос про­во­ло­ки. А в эту про­во­ло­ку как нога по­па­дет, так за­тя­ги­ва­ет сразу же, вы­пу­тать­ся из нее очень сложно – будешь ко­вы­рять­ся долго, пока тебя не убьют. Хорошо, у меня при себе были неболь­шие щип­чи­ки – я одну петлю раз­ре­зал и осво­бо­дил­ся от этой про­во­ло­ки.

Во двор Рейхс­кан­це­ля­рии мы попали на рас­све­те и рас­по­ло­жи­лись вдоль стены, по­сколь­ку при­ка­за на­сту­пать еще не было. Это все про­ис­хо­ди­ло 30-го апреля. Уже стало светло, а ко­ман­ды все нет. Мы лежим на ас­фаль­те, Рех­скан­це­ля­рия уже вот она, рядом. Ока­за­лось, почему не было ко­ман­ды нам? Трид­ца­то­го апреля наше ко­ман­до­ва­ние вело с нем­ца­ми пе­ре­го­во­ры о ка­пи­ту­ля­ции и пе­ре­да­ло в войска приказ, чтобы стрель­бу пре­кра­ти­ли. А мы-то не знали об этом!

Смот­рим, немцы стали пе­ре­бе­гать из Рейхс­кан­це­ля­рии в кир­пич­ную охран­ную будку, ко­то­рая стояла метрах в двух­стах от нас. А потом, за­ме­тив нас, они на­пра­ви­лись от этой будки уже в нашу сто­ро­ну. У меня с собой оста­ва­лась пара гранат. Я в одной кольцо вы­дер­нул и бросил ее низко по ас­фаль­ту в сто­ро­ну немцев. По ас­фаль­ту она ка­тит­ся хорошо и далеко! Всех немцев, ко­то­рые бежали в нашу сто­ро­ну, мы уни­что­жи­ли гра­на­та­ми и из ав­то­ма­тов. Правда, после этого боя и наши ряды по­ре­де­ли.

За день мы отбили еще несколь­ко таких немец­ких атак. В конце дня, когда уже стем­не­ло, я стал окли­кать своих ребят, но никто мне не от­клик­нул­ся – все, видимо, были мертвы.

Лежу я один и раз­мыш­ляю, как мне отсюда ухо­дить. На той про­во­ло­ке, что лежала на ас­фаль­те были еще при­цеп­ле­ны пустые кон­серв­ные банки: как только за­де­нешь ее, они сразу за­та­рах­тят, а немцы на этот звук сразу стрель­бу от­кры­ва­ют. Так я и шел вдоль стены, пе­ре­стре­ли­ва­ясь с нем­ца­ми: я по ним, они по мне. Когда я, в конце концов, до­брал­ся до той дырки в заборе, через ко­то­рую мы попали во двор Рейхс­кан­це­ля­рии, я понял, что чтобы оттуда вы­брать­ся, мне надо пры­гать вверх. Но хорошо, что у меня была де­сант­ная под­го­тов­ка: я ав­то­мат свой кинул в эту дырку, а потом сам под­прыг­нул, под­тя­нул­ся и влез в дыру в стене. По­до­брал свое оружие и только я стал ухо­дить под при­кры­тие за эту стену, как по мне, от Рех­скан­це­ля­рии, начали стре­лять немцы. И чув­ствую – бух! – в плечо. Ав­то­мат у меня из рук выпал, спина стала го­ря­чей, я прошел несколь­ко шагов и стал падать. Ко мне сразу под­бе­жа­ли несколь­ко че­ло­век, под­хва­ти­ли меня, когда я уже начал терять со­зна­ние. Пер­во­го мая утром всхо­дит солнце, а меня уже на опе­ра­цию кладут.

- Вас сразу до­ста­ви­ли в гос­пи­таль?

- Нет, до гос­пи­та­ля мне еще пе­ре­вяз­ку делать стали. Раз­де­вать меня не стали, просто разо­рва­ли на мне гим­на­стер­ку. У меня спина вся го­ря­чая, в крови. Наш сан­ин­струк­тор, стар­ши­на Гизин, когда по­смот­рел на мою рану, сказал: «О, тебя здо­ро­во тут по­лос­ну­ло!» Начал он пе­ре­вяз­ку делать, а у меня го­ло­во­кру­же­ние на­ча­лось. Тогда меня сол­да­ты взяли и через раз­ва­ли­ны по­нес­ли в санбат, а из сан­ба­та уже от­пра­ви­ли в при­фрон­то­вой гос­пи­таль.

- А в части Вас по­счи­та­ли без вести про­пав­шим. На сайте «ОБД-Ме­мо­ри­ал» есть до­не­се­ние вашего полка, что Вы про­па­ли без вести два­дцать де­вя­то­го апреля сорок пятого года.

- Оши­ба­ют­ся они, меня трид­ца­то­го ранило. Это, на­вер­ное, уже позже за­пол­ня­лось. На меня, кстати, даже по­хо­рон­ка домой пришла. На фронте часто слу­ча­лись всякие неуря­ди­цы и недо­ра­зу­ме­ния.

- Вы упо­мя­ну­ли, что, когда Вас при­вез­ли в Во­ро­ши­ло­во­град, все, кто там со­брал­ся, были уже в по­го­нах. Каково от­но­ше­ние среди солдат было к тому, что на плечах у них по­яви­лись погоны?

- Все удив­ля­лись: как это так - Крас­ная Армия и вдруг стала с по­го­на­ми! Ну, а что ж по­де­ла­ешь? Приказ есть приказ – куда де­вать­ся.

- Вы рас­ска­зы­ва­ли, что в де­сант­ных частях вас кор­ми­ли по летной норме до­воль­ствия. А чем, как пра­ви­ло, кор­ми­ли в пехоте?

- А в пехоте если раз в два-три дня поешь го­ря­чее, то это хорошо. Ку­хон­ный котел был тогда на ло­ша­дях, и, если они во­вре­мя подъ­едут и у них готова каша, то в этом случае успе­ешь поесть. А иногда при­хо­ди­лось по несколь­ку дней без пищи об­хо­дить­ся: сухарь есть – по­же­вал его и до­во­лен.

- А тро­фей­ную пищу при­хо­ди­лось упо­треб­лять?

- Иногда, но мы особо этим не увле­ка­лись.

- Почему?

- Они могли спе­ци­аль­но остав­лять отрав­лен­ную пищу. За­хва­ти­ли мы, од­на­ж­ды, ре­сто­ран. А в нем ра­бо­та­ли жен­щи­ны из наших, угнан­ных на работу в Гер­ма­нию. Мы спро­си­ли у них: «Это уже при­го­тов­лен­ная еда?» - «Да, это можно кушать». Вот там мы поели без опа­се­ния быть отрав­лен­ны­ми.

А обыч­ные про­дук­ты, типа ту­шен­ки или, на­при­мер, шо­ко­ла­да, я ста­рал­ся есть только если все они до­ста­ва­лись мне в за­вод­ской упа­ков­ке, нерас­пе­ча­тан­ны­ми. Хотя, если сильно го­ло­дал, то мог и не об­ра­щать на это вни­ма­ния.

- Тро­фей­ное оружие в бою ис­поль­зо­ва­ли?

- Я не ис­поль­зо­вал. У меня свое всегда было: сна­ча­ла ка­ра­бин, а потом ППШ.

- Вам ППШ выдали в де­сант­ных вой­сках, а потом, когда вер­ну­ли в пехоту, Вы так с этим ав­то­ма­том и вер­ну­лись в свой полк?

- Нет, вер­нул­ся я об­рат­но с ка­ра­би­ном. Ав­то­мат я сдал на склад. А потом уже, когда я стал стар­шим сер­жан­том, мне, как и по­ло­же­но по­мощ­ни­ку ко­ман­ди­ра взвода, снова выдали ав­то­мат.

- А вообще, стре­лять из тро­фей­но­го стрел­ко­во­го оружия до­во­ди­лось?

- Ой, да там этого добра было на­ва­лом! Ко­неч­но, про­бо­ва­ли, стре­ля­ли изо всего, что в руки по­па­да­ло. Хотя нет, бывало и такое, что вместо ка­ра­би­на я брал у уби­то­го немца ав­то­мат и из него в бою стре­лял.

- Что можете ска­зать в срав­не­нии о нашем ППШ и немец­ком МП?

- Наш ав­то­мат более быст­рый, дает го­раз­до больше вы­стре­лов в минуту, чем немец­кий. Но у немцев патрон был по­боль­ше, по­это­му его убой­ная сила была го­раз­до больше, чем у нашего.

- Какое немец­кое оружие Вы счи­та­е­те самым опас­ным?

- Аб­со­лют­но любое. Ты же не можешь знать, из какого оружия тебя на­кро­ют. По­это­му все было опас­ным: и пу­ле­ме­ты и «фа­уст­па­тро­ны». Да и ар­тил­ле­рия как даст, так мало не по­ка­жет­ся.

- В жур­на­ле боевых дей­ствий вашей ди­ви­зии от­ме­ча­ют­ся частые про­ры­вы немцев на стыках полков…

- Да, было такое…

- Силь­ная паника под­ни­ма­лась при этом? И если да, то как с этой па­ни­кой бо­ро­лись?

- Ко­неч­но, паника была силь­ная, когда немцы тебе в тыл зашли. Об этом сразу со­об­ща­ли в штаб ди­ви­зии и, если было в это время рядом какое-то сво­бод­ное под­раз­де­ле­ние, даже из другой части, то им сразу «за­ты­ка­ли» эту об­ра­зо­вав­шу­ю­ся брешь в нашей обо­роне.

Все эти про­ры­вы про­ис­хо­ди­ли, как пра­ви­ло в днев­ное время. В ночь немцы ни­ко­гда не на­сту­па­ли, это у них закон был. А один раз на плац­дар­ме они ночью риск­ну­ли, так чуть нас не ски­ну­ли.

- Вашему под­раз­де­ле­нию до­во­ди­лось фор­си­ро­вать много водных пре­град. Про­во­ди­лись ли какие-нибудь тре­ни­ров­ки перед на­ча­лом фор­си­ро­ва­ния?

- Ни­ка­ких тре­ни­ро­вок не было ни разу. Просто под­раз­де­ле­ние под­хо­дит к берегу и на­чи­на­ет пилить де­ре­вья для пе­ре­пра­вы.

- Пилили вы, пе­хо­тин­цы, или саперы?

- Прежде всего саперы, а мы им по­мо­га­ли, если сво­бод­ны были. Тем более что мы были за­ин­те­ре­со­ва­ны в том, чтобы сред­ства пе­ре­пра­вы были сде­ла­ны по­луч­ше, плот чтобы был по­креп­че да по­боль­ше. По­мог­ли са­пе­рам, плоты сде­ла­ли, по­гру­зи­лись на эти плоты и вперед!

- Пока вы за­ни­ма­лись из­го­тов­ле­ни­ем плотов, вас об­стре­ли­ва­ли с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны?

- Ой, а как же! Как же они не будут стре­лять, если ты со­би­ра­ешь­ся пре­одо­леть реку чтобы за­хва­тить этот плац­дарм? Да еще если они тебя пре­крас­но видят при этом. По тебе стре­ля­ют в это время не только из вин­то­вок и пу­ле­ме­тов, но и ми­но­ме­ты бьют, и ав

иация кидает бомбы на тебя. Все делают для того, чтобы ты ни в коем случае не за­це­пил­ся за их тер­ри­то­рию.

- При фор­си­ро­ва­нии рек обес­пе­чи­ва­лось зе­нит­ное при­кры­тие пе­ре­прав?

- Зе­нит­ки стояли, но чуть позади нас. А там, где на­хо­ди­лась непо­сред­ствен­но пе­ре­пра­ва, там ничего не было.

- Снай­пе­ра на пе­ре­до­вой ра­бо­та­ли?

- Ра­бо­та­ли иногда, но я, честно говоря, с ними близко знаком не был.

- А немец­кие снай­пе­ра много на­но­си­ли урона лич­но­му со­ста­ву?

- По­ряд­ком. По­это­му ста­ра­лись без необ­хо­ди­мо­сти не вы­со­вы­вать­ся из укры­тия. Как только вы­су­нул­ся кто по неопыт­но­сти, так все.

- Когда ваше под­раз­де­ле­ние стояло в обо­роне, вы при­кры­ва­ли свой пе­ред­ний край минами?

- Пе­ред­ний край – да. Но не все участ­ки, а только опас­ные, на­при­мер, участ­ки для немец­ких танков, там, где они могут пройти сво­бод­но.

- Самим при­хо­ди­лось за­ни­мать­ся ми­ни­ро­ва­ни­ем?

- Нет, только саперы это делали. Этого мы не ка­са­лись.

- Часто раз­вед­груп­пы про­тив­ни­ка ходили к нам за «языком»?

- Ходили. Ночью за­пол­зут в наши окопы и, если кто из бо­е­во­го охра­не­ния за­ке­ма­рил, то его в мешок и к себе утас­ки­ва­ли. Случаи всякие бывали.

- Вам лично не при­хо­ди­лось ходить за «языком»?

- Нет. Непо­сред­ствен­но чтобы пре­одо­леть про­во­лоч­ное за­граж­де­ние, по­дой­ти к немец­ким по­зи­ци­ям, кого-нибудь за­хва­тить и потом тащить его к себе – такого не было. Мне только до­во­ди­лось при­кры­вать выход нашей раз­вед­груп­пы.

- Немцы вели аги­та­ци­он­ную работу среди вас?

- Бывало такое. По­ста­вят на пе­ред­нем крае рупор и кричат целый день в него: «Рус, сда­вай­ся! Рус, сда­вай­ся!»

- Кри­ча­ли немцы или кто-то из «пе­ре­беж­чи­ков»?

- Там, кроме немцев и наши тоже были. Те, ко­то­рых за­хва­ти­ли в плен или вообще на сто­роне немцев слу­жи­ли. Од­на­ж­ды даже кри­ча­ли какие-то немец­кие монахи, ко­то­рые знали рус­ский язык. Те больше к ве­ру­ю­щим взы­ва­ли.

- В жур­на­ле боевых дей­ствий вашего полка го­во­рит­ся, что, «в ночь на 14 ноября 1944-го года, ря­до­вой седь­мой роты тре­тье­го стрел­ко­во­го ба­та­льо­на Кавшук, из­ме­нив Родине, пе­ре­шел на сто­ро­ну врага». Были еще случаи пе­ре­хо­да на сто­ро­ну немцев в вашем полку?

- Были. В ос­нов­ном пе­ре­хо­ди­ли к немцам укра­ин­цы.

- За­пад­ные или во­сточ­ные?

- А кто их знает, откуда они были. Укра­ин­цы и укра­ин­цы, а за­пад­ные они или нет нам без­раз­лич­но было.

- СМЕРШ как-то бо­рол­ся со слу­ча­я­ми де­зер­тир­ства?

- Обя­за­тель­но. Если они на­хо­ди­ли такого, кто, по их мнению, был спо­со­бен на пе­ре­ход к врагу, то они вы­зы­ва­ли его к себе и на­чи­на­ли с ним ра­бо­тать. Как у нас го­во­ри­лось, «делали ему хо­ро­шую про­чист­ку».

- Вам не при­хо­ди­лось иметь дело с пред­ста­ви­те­ля­ми СМЕРШа?

- Нет, я там ни­ка­ких во­про­сов не ка­сал­ся, по­это­му со СМЕР­Шем я не имел дела. Но они ра­бо­та­ли, вы­пол­ня­ли свои обя­зан­но­сти.

- Авиа­ция вам часто до­са­жда­ла?

- В Бер­лине авиа­ция лупила по нам от всей души!

- Немец­кая?

- Нет, наша. Мы стояли на одном участ­ке, а потом, через неко­то­рое время, пошли дальше, вперед. За­хва­ти­ли там два, три квар­та­ла. А до этого пе­ре­да­ва­ли, что в этих квар­та­лах сидят немцы. Наши штур­мо­ви­ки при­ле­та­ют спустя неко­то­рое время и эту тер­ри­то­рию бомбят. А там уже мы сидим, и они все свои бомбы, ракеты и сна­ря­ды вы­пус­ка­ют прямо по нам.

- Со­об­щить авиа­ции о бом­беж­ке своих войск спо­со­бов не было?

- Это хорошо, если с нами в этой группе сидит радист или ави­а­на­вод­чик. Но часто бывало, что шли вперед вообще без связи или просто не успе­ва­ли со­об­щить. И при­хо­дит­ся нам, вместо того, чтобы за­креп­лять­ся на за­хва­чен­ной тер­ри­то­рии, искать укры­тие где можно спря­тать­ся.

- После таких слу­ча­ев не ходили «раз­би­рать­ся» с лет­чи­ка­ми?

- Нет. Ко­неч­но, мы крыли их матом. Как это, своя ж авиа­ция и по нам огонь от­кры­ла?! Авиа­то­ры нам обычно от­ве­ча­ли: «А мы что? Вы заняли тер­ри­то­рию, а нам об этом никто не со­об­щил. Вот мы бьем, как по немец­кой тер­ри­то­рии».

- Потери были от такого «дру­же­ствен­но­го огня»?

- Да, причем очень хо­ро­шие потери!

- Вам до­ве­лось сра­жать­ся и против частей Вер­мах­та и против войск СС. Какую оценку им, как про­тив­ни­ку, можете дать?

- Эсэсов­цы были более идей­ные немцы, более пре­дан­ные Гит­ле­ру. В Вер­мах­те мог во­е­вать про­стой ра­бо­чий, ко­то­ро­му война не нужна, и он мог с пе­ре­до­вой улиз­нуть. А эсэсо­вец – нет, этот дер­жал­ся до конца. Так что эсэсов­ские части были очень опас­ным про­тив­ни­ком.

- Рас­ска­жи­те, как Вы взяли в плен того пол­ков­ни­ка, о ко­то­ром упо­мя­ну­ли ранее.

- Дважды у меня было такое. Од­на­ж­ды в Бер­лине я как-то на­хо­дил­ся рядом с одним зда­ни­ем, у ко­то­ро­го были мас­сив­ные сту­пе­ни и ко­зы­рек над ними. Я как раз был около угла этого здания, а осталь­ные мои ребята были уже внутри. Подъ­ез­жа­ет немец­кая машина, оста­нав­ли­ва­ет­ся. А дело было уже поздно ве­че­ром. Вы­хо­дит из этой машины ге­не­рал. Почему я решил, что это ге­не­рал? У ге­не­ра­лов от­во­ро­ты на пальто крас­ные и белые. Белые это у самых высших чи­нов­ни­ков, а крас­ные у во­е­на­чаль­ни­ков рангом пониже. У того немца, ко­то­рый вышел из машины, от­во­ро­ты были крас­ные. Вышел этот ге­не­рал и стоит, рас­смат­ри­ва­ет фасад этого здания. А потом увидел меня, и как рванет быстро туда, в машину. Я за­поз­да­ло вы­ско­чил, темно уже было, хотел стре­лять ему вслед, но он уже улиз­нул. Вот такой был случай, когда я мог ге­не­ра­ла пле­нить.

А второй раз это слу­чи­лось на одной из улиц Бер­ли­на, на­зва­ние я уже не помню, Кай­зер­штрас­се что ли. Да и не ста­ра­лись мы за­по­ми­нать те на­зва­ния – нам глав­ное было дома один за другим за­хва­ты­вать, а на каких это улицах про­ис­хо­ди­ло, было неваж­но. Так вот, мы с пол­ков­ни­ком тем, эсэсов­ским, столк­ну­лись почти нос к носу. Он вышел из здания, а я рядом ока­зал­ся. Мы оба опе­ши­ли, се­кун­ду смот­ре­ли друг на друга, а потом я рванул ав­то­мат с плеча и на него: «Хенде хох!» Он молча руки поднял, и я его повел в тыл. А по пути, я уже рас­ска­зы­вал, у меня его вы­пра­ши­ва­ли тан­ки­сты, остав­ши­е­ся без танков.

- Как Вы были от­ме­че­ны за пле­не­ние этого пол­ков­ни­ка?

- А мне сразу медаль на грудь при­ле­пи­ли и все. Хотя по важ­но­сти это тянуло на орден, ведь я такого вы­со­ко­го чина привел. А, может, просто в то время у ко­ман­ди­ра не было ор­де­нов в ко­роб­ке, из ко­то­рой он до­ста­вал на­гра­ды.

- Кто Вам вручил медаль?

- Ко­ман­дир ба­та­льо­на. У него всегда име­лись на­гра­ды, правда, немно­го.

- Ко­ман­дир ба­та­льо­на об­ла­дал правом на­граж­де­ния ор­де­ном?

- Да, было у него такое право. Если со­вер­шил хо­ро­ший подвиг, то ко­ман­дир ба­та­льо­на имел право вру­чить орден. Правда, при на­граж­де­нии, удо­сто­ве­ре­ния не вы­да­ва­ли, а давали спра­воч­ку, что на­граж­ден такой-то и тем-то. Там та справ­ка – бу­маж­ка ма­лень­кая, пи­суль­ка. А уже потом нам эту справ­ку об­ме­ни­ва­ли на ор­ден­скую книжку.

- Вам до­во­ди­лось стал­ки­вать­ся в бою с «вла­сов­ца­ми»?

- Было. В Бер­лине, в одном из зданий, его при­ко­ва­ли цепью в углу ком­на­ты. И столь­ко людей наших по­гиб­ло! А он стре­лял, стре­лял и стре­лял, пока его не при­кон­чи­ли.

- Как Вы узнали, что это был «вла­со­вец»?

- Другой так бы не по­сту­пал. Да и форма на нем своя была, с на­шив­ка­ми РОА. А РОА – это Рус­ская Осво­бо­ди­тель­ная Армия. Их форма немнож­ко от­ли­ча­лась от немец­кой. Стре­лял этот гад долго, разо­злил всех.

- Как осу­ществ­ля­лась борьба с тан­ка­ми?

- Гра­на­ты ис­поль­зо­ва­лись часто. И ар­тил­ле­рия нам по­мо­га­ла бо­роть­ся с тан­ка­ми: «со­ро­ка­пят­ки» или 57-мил­ли­мет­ро­вые орудия. А когда по­яви­лись «фа­уст­па­тро­ны», то стало зна­чи­тель­но проще. И мы ими стре­ля­ли по немец­ким танкам, и немцы по нашим. Из наших солдат тех, кто умел хорошо стре­лять из «фа­уст­па­тро­на», ста­ра­лись вы­де­лять, а они потом обу­ча­ли этому осталь­ных бойцов. Недо­стат­ка в «фа­уст­па­тро­нах» не было, осо­бен­но если склад какой-нибудь за­хва­ти­ли. Тогда сразу все, что там было об­на­ру­же­но, раз­да­ва­лось по от­де­ле­ни­ям и ис­поль­зо­ва­лось в бою.

- За­ня­тия про­во­ди­лись с личным со­ста­вом, на ко­то­рых рас­ска­зы­ва­ли об уяз­ви­мых местах вра­же­ских танков?

- Это было, когда я обу­чал­ся на сер­жант­ских сборах. Там нам рас­ска­зы­ва­ли, что лучше по­па­дать в смот­ро­вую щель, в гу­се­ни­цу или в мо­тор­ную группу. Вот в эти три точки нужно было бить для того, чтобы га­ран­ти­ро­ван­но по­ра­зить танк.

- А ранее, на­при­мер, после Ста­лин­гра­да, таких за­ня­тий не про­во­ди­лось?

- Нет, тогда такого обу­че­ния не было. Тогда дей­ство­ва­ли просто «на ура!»

- Где Вам до­ве­лось крепко встре­тить­ся с немец­ки­ми тан­ка­ми?

- Когда Бе­ло­рус­сию прошли и стали под­хо­дить к поль­ской гра­ни­це. Вот там, в боях, больше всего при­ш­лось мне встре­чать­ся в боях с немец­ки­ми тан­ка­ми. Слу­ча­лось, что немец­кие танки про­ры­ва­лись к нашим тран­ше­ям и на­чи­на­ли их «утю­жить». Если идет на тебя группа немец­ких танков и ничего невоз­мож­но сде­лать, то просто па­да­ешь на дно своей щели. А когда танк прошел и если у тебя есть бу­тыл­ка с го­рю­чей смесью, то вска­ки­ва­ешь и бро­са­ешь ему в мо­тор­ную группу. Если попал – по­вез­ло. Тогда были такие бу­тыл­ки, знаете? Когда бу­тыл­ка раз­би­ва­ет­ся, жид­кость рас­пол­зет­ся, она за­го­ра­ет­ся и танк вы­хо­дит из строя. И еще были про­ти­во­тан­ко­вые гра­на­ты чер­но­го цвета, боль­шие такие, с ручкой. Вот эти два бо­е­при­па­са в то время были ос­нов­ны­ми спо­со­ба­ми борьбы с тан­ка­ми.

- При осво­бож­де­нии во­ен­но­плен­ных могли ли они сразу быть за­чис­ле­ны в вашу часть для по­пол­не­ния лич­но­го со­ста­ва под­раз­де­ле­ния?

- Были у нас такие случаи. Осо­бен­но охотно брали тех, кто сами изъ­яв­ля­ли же­ла­ние. Они, как пра­ви­ло, после всего того, что ис­пы­та­ли на своей шкуре, хотели мстить и го­во­ри­ли: «Мы будем бить немцев!» Их сразу же за­чис­ля­ли.

- Ни­ка­кие про­вер­ки они не про­хо­ди­ли?

- Боже мой, какие про­вер­ки!? В под­раз­де­ле­нии людей уже и по­ло­ви­ны не оста­лось, тут рад будешь кому угодно. В ба­та­льоне за­ча­стую оста­ва­лось всего по трид­цать пять штыков! Вот именно в таком ко­ли­че­стве мы и пошли на тот штурм Рейхс­кан­це­ля­рии, больше не было.

- При­хо­ди­ли к вам вместе с по­пол­не­ни­ем бывшие уго­лов­ни­ки?

- Да я осо­бен­но не раз­би­рал­ся в этом, это же надо было бе­се­до­вать, чтобы вы­явить этот факт, а в боях на беседы вре­ме­ни просто не оста­ва­лось. По­это­му мы даже не знали, кто он, кем был.

- Как про­ис­хо­ди­ло «вли­ва­ние в кол­лек­тив»? Рас­ска­жи­те на своем опыте.

- Пришел в от­де­ле­ние, мне ска­за­ли: «Вот твое место». Я его занял и больше ни­ка­ко­го «вли­ва­ния» не было. А уже позже на­чи­на­ешь по­ти­хонь­ку зна­ко­мить­ся со своими со­слу­жив­ца­ми, узна­вать, кто откуда. И то, зна­ко­мишь­ся, как пра­ви­ло, только с теми, кто рядом с тобой. Тех, кто по­даль­ше от тебя на­хо­дил­ся, не рас­спра­ши­ва­ли.

- Ко­ман­ди­ры с Вами, но­во­бран­цем, про­во­ди­ли какие-нибудь беседы?

- Нет. Их все беседы сво­ди­лись к одному: вот тебе ка­ра­бин, вот гра­на­та, а вот твое место в окопе и пошел вперед! Да и когда бе­се­до­вать? Надо вести бой.

- К при­ме­ру, оста­ви­ли Вы свое оружие во время боя, по­до­брав немец­кий ав­то­мат для того, чтобы вести огонь. По­ла­га­лось ли в таких слу­ча­ях какое-нибудь на­ка­за­ние за утрату своего оружия?

- Я таких слу­ча­ев не при­пом­ню. Можно, ко­неч­но, было оружие менять. Лишь бы ты пользу при­но­сил в бою, а уж из какого оружия ты будешь уби­вать врага – немец­ко­го ав­то­ма­та или своего ка­ра­би­на – было аб­со­лют­но все равно, лишь бы стре­лял.

- «Ленд-ли­зов­ское» оружие было у вас в полку?

- Я не знаю, не видел такого.

- Как скла­ды­ва­лись от­но­ше­ния с мест­ным на­се­ле­ни­ем?

- Это смотря где мы были. Если на нашей тер­ри­то­рии, то бедная ста­руш­ка в лох­мо­тьях, ко­то­рая сва­ри­ла име­ю­щи­е­ся у нее три кар­тош­ки, одну кар­тош­ку обя­за­тель­но при встре­че отдаст сол­да­там со сло­ва­ми: «На, поешь». Они сами го­лод­ные, их тер­ри­то­рию только осво­бо­ди­ли, так они по­след­ним хотят по­де­лить­ся, хоть чем-то помочь сол­да­там. А на чужой тер­ри­то­рии, в Польше или в Гер­ма­нии, совсем на­о­бо­рот, там, вместо хлеба тебе за­про­сто могут дать пулю в лоб. Го­сте­при­им­ства такого, как у нас, к нашим сол­да­там там не было.

- Были случаи в вашем полку, когда граж­дан­ское на­се­ле­ние стре­ля­ло в спину сол­да­там?

- Да сколь­ко угодно! Осо­бен­но немцы, они ж нена­ви­де­ли нас за то, что мы на их землю пришли. Но я ж го­во­рил, что потом был приказ Жукова, чтобы за­ня­тую нами тер­ри­то­рию осво­бож­дать от граж­дан­ско­го на­се­ле­ния муж­ско­го пола. Много слу­ча­ев было, много.

- Были случаи на­си­лия над мест­ным на­се­ле­ни­ем в Гер­ма­нии?

- Да, иногда слу­ча­лось и такое. Но этими сол­да­та­ми сразу за­ни­мал­ся СМЕРШ.

- За какие-нибудь пре­ступ­ле­ния про­из­во­ди­лись по­ка­за­тель­ные рас­стре­лы перед строем?

- В нашем полку нет, а вот в со­сед­нем стре­ля­ли, да. Стру­сил один. Все пошли в на­ступ­ле­ние, а он остал­ся, от­си­дел­ся. Ну, и его сразу, перед строем… В 102-м полку как-то немцы про­рва­лись, на­ча­лась паника, ко­ман­до­ва­ние стру­си­ло. А, когда со всем этим спра­ви­лись, ко­ман­дир ди­ви­зии при­ка­зал рас­стре­лять ко­ман­ди­ра ба­та­льо­на и ко­ман­ди­ра роты, хотя они, соб­ствен­но говоря, не сильно уж и были ви­но­ва­ты. Тут об­ста­нов­ка была такой, что просто силы были нерав­ны­ми.

- Бо­е­при­па­сов для ве­де­ния боя всегда хва­та­ло?

- Нет, не хва­та­ло. Осо­бен­но на Одере, когда немцы пошли в на­ступ­ле­ние на тех, кто пы­тал­ся за­кре­пить­ся на плац­дар­ме. Тогда си­ту­а­ция с бо­е­при­па­са­ми была просто кри­ти­че­ской и при­ш­лось до­став­лять бо­е­при­па­сы через Одер, чтобы хоть как-то ста­би­ли­зи­ро­вать об­ста­нов­ку.

- Как до­став­ля­лись туда бо­е­при­па­сы?

- Только на лодке. С са­мо­ле­тов не сбра­сы­ва­ли, наши такой способ там не ис­поль­зо­ва­ли.

- Пе­ре­дви­же­ние под­раз­де­ле­ния осу­ществ­ля­лось пешком или на ма­ши­нах?

- Чаще всего пешком. На ма­ши­нах пе­ре­дви­га­лись чины по­стар­ше, а тебе, сол­да­ту, это было не по­ло­же­но. Но иногда бывало, что надо было про­дви­нуть­ся вперед ки­ло­мет­ра на два-три, тогда при­го­ня­ли машины, мы в кузов са­ди­лись и быстро про­дви­га­лись вперед.

- При­ме­ты какие-нибудь были на фронте?

- Какие, на­при­мер?

- На­при­мер, неко­то­рые не бри­лись перед боем, считая это плохой при­ме­той.

- Да там, когда по­сто­ян­но в боях, о бритье даже и мысли не воз­ни­ка­ло! Каждый день воюешь, какое тут бритье? А потом, когда об­ста­нов­ка ста­би­ли­зи­ру­ет­ся, кто хочет, тот бре­ет­ся, а кто не хочет, тот так с бо­ро­дой и ходит. Ко­ман­ди­ры на эти бороды смот­ре­ли, как го­во­рит­ся, сквозь пальцы.

- Каков был воз­раст­ной состав вашего взвода?

- В ос­нов­ном мо­ло­дежь, хотя и по­жи­лые тоже были. У меня в от­де­ле­нии был мол­да­ва­нин, так у него было пять детей. Когда мы по Бер­ли­ну шли, он ко мне об­ра­тил­ся: «Стар­ший сер­жант, если мы какой-нибудь ма­га­зин за­хва­тим, можно я возьму вещ­ме­шок и туда наберу разной одежды? А то у меня пятеро детей, а у них из вещей ничего нет». Я ему от­ве­чаю: «Не бери! Тебе вещ­ме­шок надо на­би­вать бо­е­при­па­са­ми, а не ба­рах­лом! Ты видишь, у меня у самого ничего нету? А то ты на­пи­ха­ешь в мешок вся­ко­го шмотья, а тебе потом надо будет быстро, змей­кой, пе­ре­бе­гать улицу. Как ты с этим полным вещ­меш­ком по­бе­жишь?» Не по­слу­шал­ся он меня, взял, все-таки, какие-то ко­стю­мы, за­пих­нул их в обыч­ный мешок. Только начал пе­ре­бе­гать улицу с этим мешком, как его – бац!- и все, нету отца пя­те­рых детей.

У меня самого из тро­фе­ев была только немец­кая губная гар­мош­ка и часы, больше ничего. И еще сапоги немец­кие. Иногда, когда зай­мешь какое-нибудь здание, то там в шкафах висели ко­стю­мы, пальто и прочая одежда. А если ма­га­зин зай­мешь, то там не только одежда по­па­да­лась, но и ма­те­ри­ал хо­ро­ший.

И тут сразу же на «вил­ли­сах» съез­жа­ют­ся ты­ло­ви­ки, или ар­тил­ле­ри­сты, ко­то­рые позади нас шли, чтобы на­брать для себя то­ва­ров. Подъ­ез­жа­ют и на­чи­на­ют шу­ро­вать! Нас это очень злило, по­это­му мы делали так: опра­вим­ся от­де­ле­ни­ем в эти ко­стю­мы и вешаем их об­рат­но в шкафы. Ты­ло­вик подъ­едет, схва­тит от жад­но­сти этот костюм, а потом, вля­пав­шись в наш «привет», мор­щит­ся и от­бра­сы­ва­ет его в сто­ро­ну.

- А Вы от­прав­ля­ли домой по­сыл­ки с тро­фе­я­ми? Ведь раз­ре­ша­лось сол­да­там от­прав­лять по пять ки­ло­грамм.

- А тебя с пе­ре­до­вой никто не от­пу­стит, чтобы ты по­сыл­ку от­пра­вил. По­это­му по­сыл­ки от­прав­ля­ли те, кто был в тылу. Вот, на­при­мер, ар­тил­ле­ри­сты: при­е­ха­ли, на­бра­ли и уехали. А ты только по­про­буй уйти с пе­ред­не­го края!

- Что из тро­фе­ев больше всего це­ни­лось в сол­дат­ской среде?

- Часы. Их сразу с немцев сни­ма­ли. Ну, иногда что-нибудь из тро­фей­но­го оружия, какой-нибудь ма­лень­кий пи­сто­ле­тик. Хотя ав­то­мат всегда был на­деж­нее.

- Где Вы встре­ти­ли День Победы?

- 9 мая 1945-го года я встре­тил в гос­пи­та­ле в Рязани. Меня сна­ча­ла в Гер­ма­нии в гос­пи­таль от­пра­ви­ли, потом оттуда в По­знань. Там, в Польше, мне сде­ла­ли опе­ра­цию и, по­сколь­ку, мне нельзя было лежать, я сидел весь в по­душ­ках. Рука у меня была со­гну­та в виде буквы «Г» на уровне груди и вся за­гип­со­ва­на. Ло­пат­ка у меня вся была раз­дроб­ле­на, по­это­му рука у меня не опус­ка­лась. Лежать нельзя было ни на спине, ни на боку, при­хо­ди­лось только сидеть.

- Из По­зна­ни в Рязань Вас на чем до­ста­ви­ли?

- Эше­ло­ном, в обыч­ном то­вар­ном вагоне крас­но­го цвета. Когда по Польше нас везли, все стояли на­го­то­ве: на эшелон могли на­пасть, а, по­сколь­ку в нем были одни только ра­не­ные, то и вовсе могли его уни­что­жить. Нас пре­ду­пре­ди­ли: «На­хо­ди­тесь неда­ле­ко от дверей и будьте готовы, в случае чего, сразу по­ки­нуть вагон».

- Охрана была у этого эше­ло­на?

- Несколь­ко че­ло­век было, четыре или пять. Сами по­ни­ма­е­те, это не охрана. А у ра­не­ных ни у кого оружия с собой не было, его за­бра­ли, да и не раз­ре­ша­лось это. Хотя, неко­то­рые из ра­не­ных все-таки умуд­ря­лись пи­сто­лет куда-нибудь сунуть «в за­нач­ку» и даже потом домой при­ез­жа­ли с ору­жи­ем. Но это были очень редкие случаи.

- Как празд­но­ва­ли Победу?

- Я сидел в палате, по­это­му даже не видел, как народ вокруг празд­ну­ет. А со мной в палате лежали такие же, как и я. Но нам в честь празд­ни­ка па­пи­ро­сы выдали! Я не курил, по­это­му на свои па­пи­ро­сы я в карты играл или менял их на что-нибудь.

- На что меняли?

- Когда в карты играли, мои со­пер­ни­ки на кон свой сахар ста­ви­ли, а я па­пи­ро­сы. Три па­пи­рос­ки против куска сахара.

- В дей­ству­ю­щей армии Вам табак вы­да­вал­ся?

- Вы­да­вал­ся, но я его просто не брал.

- Когда Вас вы­пи­са­ли из гос­пи­та­ля?

- В ноябре сорок пятого. Мне дали ме­сяч­ный отпуск, и я поехал к брату. А после от­пус­ка я от­пра­вил­ся до­слу­жи­вать. Меня сна­ча­ла от­пра­ви­ли в во­ен­ко­мат, где, кроме меня, был еще один сер­жант, а осталь­ные были офи­це­ра­ми. А уже из во­ен­ко­ма­та меня на­пра­ви­ли в во­ен­ное учи­ли­ще в Уфу. Там, в Уфе, я учился три года в пе­хот­ном учи­ли­ще. В то время даже обу­че­ние в двух­лет­нем учи­ли­ще счи­та­лось нор­маль­ным об­ра­зо­ва­ни­ем, а три года в учи­ли­ще счи­та­лось уже высшим об­ра­зо­ва­ни­ем.

Учи­ли­ще я окон­чил по пер­во­му раз­ря­ду, на все пя­тер­ки, по­лу­чив звание «лей­те­нант». Моя фа­ми­лия была на Доске почета учи­ли­ща, где пе­ре­чис­ле­ны были все, кто за­кон­чил это учи­ли­ще с от­ли­чи­ем. А в конце 1955-го года, когда пошло со­кра­ще­ние армии, меня уво­ли­ли в запас. Вот такие пироги…

Автор вы­ра­жа­ет при­зна­тель­ность Су­хо­руч­ко Алек­сан­дру Ни­ко­ла­е­ви­чу за помощь в ор­га­ни­за­ции ин­тер­вью.

Ин­тер­вью и лит. об­ра­бот­ка: C. Ко­ва­лев

https://iremember.ru/memoirs/p...

https://aftershock.news/?q=nod...