Осенний антихандрин

Судя погоде - точно осень на дворе. 4 дня уже поливает и температура -14 градусов. Лето ты где????????

Елистратов Владимир

Дело было прошлой осенью.

Зарядили, помню, дожди. Сижу дома, смотрю в серое, как бетон, окно.

Вода зудит в желобе – словно никак не может настроиться старая разбитая флейта. На карнизе сидят голуби, фиолетовые дураки. Булькают, булькают, как аквалангисты-вредители.

По радио – либо про пробки, либо про курс валют, либо олигофренические шуточки диджеев.

По телеку – перманентная реклама, иногда прерываемая сериалами. Самое частотное слово в сериалах – «труп».

Щелкаю программами. Щелк. «Ты хочешь повесить на меня еще один труп?..» Щелк. «М-м-м, Данон!» Щелк. «Ч-ч-черт! Семь трупов за неделю…» Щелк. «ЛОреаль, ведь ты этого достойна». Щелк. «Четвертый труп, и все глухари!» Щелк. Всё, хватит.

И вообще, если задуматься: почему «ты» должна быть достойна какого-то там идиотского ЛОреаля? «Ты достоин этой прекрасной, мягкой и нежной туалетной бумаги!» Кто кого достоин-то? Не понимаю! Бред какой-то. Может, я с ума схожу. Совсем люди озверели.

Чувствую, что на меня наваливается настоящая осенняя хандра. Серо-свинцовая, ветрено-мокрая, сонно-злобная. Мне страшно. По-настоящему страшно. Что делать? В ужасе обвожу комнату глазами. Телек с трупами. Бабушкин ковер с мещанскими оленями. Кресло с кетчуповым пятном. Журнальный столик с зачем-то парой шерстяных носков на нем. Книжная полка с собранием сочинений Ивана Сергеевича Тургенева.

Тургенев, Тургенев… Что такое «Тургенев»? «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий… ты один… как там?.. ты один мне надежда и опора, великий, могучий…» Нашёл!

Уверяю вас: единственное средство от любой хандры – хоть осенней, хоть весенней – язык. Наш родной русский язык. Страница хорошего текста – и хандры как не бывало. Скажем, пару абзацев «Собачьего сердца» - и бледно-зеленое лицо розовеет. Мое лично… Можно просмотреть несколько эпизодов из «Формулы любви» или «Покровских ворот». Можно – услышать хороший анекдот. Можно, если есть способности, написать что-нибудь прикольное самому.

В этот раз я решил обратиться к услугам моего приятеля Саши Чучина.

О Саше Чучине я как-то уже рассказывал. Чучин – писатель и очень не любит масонов. Саша пишет, как он говорит, «народную прозу». Его электронный адрес masonamnet@mail.ru.

Я набрал «masonamnet» и написал Чучину: «Привет, Сашок! Как дела? Что пишешь, Чуча? А у меня хандра. Что делать? Пришли что-нибудь новенькое. Может, поможет. Твой В.»

Буквально через полминуты Чучин ответил: «Здорово, Володько! Строгаю вот романишко «Ярая пажить». Ядреная вещица. Инда колдобит. Почитай, можа, нутро и царапнет: не хандри. Раб Божий Санька». Далее следовало несколько прикрепленных файлов. Общим весом в четыреста с лишним страниц. Я прочитал. Царапнуло. В смысле – прикололся. Все четыреста страниц цитировать не буду, но парочку приведу. Слегка, конечно, подобработанных мною, потому что если Чучин текст не подработать – совсем ничего не понятно.

В общем: что нужно сделать, чтобы победить хандру. Если верить «народной прозе» Чучина?

Надо снять с себя все шмудаки, или, иначе говоря, масонские замуты, т.е. все импортные вещи, и надеть все наше: черные трусы, майку на бретельках (в народе – майка «загар алкоголика»), резиновые сапоги, советские джинсы «Орбита», телогрейку. Взять рюкзак и положить туда: махорку, тушенку и проч. Категорически запрещается брать туалетную бумагу и дезодорант. Вместо них – левая пресса и хозяйственное мыло.

Отправиться на вокзал. По пути смачно плевать и густо материться в сторону ларьков с глянцевыми журналами. Потом креститься и говорить: «Прости, Господи, душу грешную». Сесть в поезд. Долго ехать по хмурым просторам Родины, щурить глаза, курить, размышлять об озимых. Выйти на полустанке, зайти в лес. Идти.

Лес. Хвыркает гурливая падь. В ухмяном мшанном сосначе дятлует красноголовик. Чу! Хрумтёж сохача… Вот он, лосяра! Здравствуй, рогаль-богатырь. Что глазявишь, зверун? Ну, прощай, мне дальше иттить надыть.

Где-то здесь должна быть избушка Ерофеича. Не прогундяпить бы мимо, а то чебуртыкнешься в тайге-то. Тайга – она ухрявая, не шуткует. А вот и сторожка. И Ерофеич тут как тут, старый пес, дрова калдырит. И так споро! Хурлык! – и размузявилось поленце. Справный дедун, матерый тайгач. А уж если чихнет Ерофеич – белки-то на пять верст окрест врассыпную. А уж как на спор выведет задом марш славянки – заслушаисси, аки соловушку.

- Привет тебе, Ерофеич! Доброго здоровьица!

- А! Доброго, доброго. Давноныча не свиданькались.

- Суетня басурманская, Ерофеич, закружавила… Продыху не дает, окоянница.

- Оно так. Город – кровосос, он всю душу выпьет, упырюжина.

- Истинно баишь, Ерофеич, поедом есть зеленый нехристь. Аки гнус.

- Ну, отдохни сердцем-то, сынок. Порыбарь, позорюй, погрибуй да покабань. Нынче клюква-то раскидиста, да и лещ уклюйчив.

- Спасибо тебе, Ерофеич, добрая душа…

- Неича…

Хорошо полещевать на зорянке, али пощукарить, али завалить из двустволицы резвую лесную чушку. Да посидеть у костреца, да выпить с Ерофеичем по семь слезинок заборчивого зверобойника. Да послушать мудрявые побаюшки старика-лесознайца. А к вечеру забутенит Ерофеич баньку-игогонницу. Да пройдет Христом по косточкам раззабористый запашливый парок. А из париленьки-то – и в затон. А в затоне-то ключи студёны. Сидишь задком в водице-матушке, да и кумекаешь: «Только бы не щука… Жалко, ежели зубастая шалунья отчекрыжит хозяйство-то, оно же не казенное. Да и бабам праздник…»

А то наведается к Ерофеичу внученька – Фросюшка. Уж бела-то, лебедушка, уж гладка-то, а умна! И деду радость и мужескому полу раздумье. А коли Фросюшка-то не на сносях, так и посеновалиться с гостем дорогим не прочь. Визгу-то деванюшке, радости! Кувырклива Фросюшка, весела да неустатлива. Неугон-девка. Чисто рысь огненна. Трещит сеновал ночь напролет, а Ерофеич сидит у костра, улыбается: резвитесь, мол, сопли зеленые, а наше старинкино дело – покой да дума. Вспомнит Ерофеич и свою Евлампию, царство ей небесное, хороша была бабочка. Как повернется, так грудями шкап и свалит. Как нагнется, так задищем стол дубовый и ебоквакнет. Таперича таких бабёшек нетути. Нынешние-то городские – эти никуда не годны. Тощи, не грудявы, не бедристы, не ляжковаты, сидалища блином плоским, тьфу! Кощеев приплод, шкелетово семя… А то и спросит Ерофеич Фросюшку:

- Не уморилась ли, голубица ты моя? Давечь вон трое старателей у нас постОились, ты со всеми тремя, внучушка, всю ночь кувыркалася, а оне ж кажный по шести пудиков. Не замаялась, милушка?

- Да нет, дедунюшка. Что ты, старинушка. Четвертого не хватило мне, девоньке. Мы к труду привыкшие. И с девятью жеребчиками зараз мотылялася. Мышь копны не боится.

Улыбается Ерофеич. Хороша егоза Фросюшка, Фросюшка – душенька, голубица-сизокрылица…

Ну вот: накабанился, насеновалился, наклюквился – пора и в город. Прощай, Лес-Чащун. Прощай, Ерофеич-душа. Прощай, Фросюшка-кувыркунья. Ухожу я до следующего октября месяца в мою Вавилонию, Масонию-Басурманию, в поганый Доллар-Град душу губить, поклоняться валюте-Яге да бирже-кикиморе. Очистил я в лесочке душеньку, снял с глаз марево рекламное, поднабрался силушки, глядишь – до следующего раза и дотяну.

Не знаю, как на вас, а на меня Чучин стиль действует как прекрасный антихандрин. Конечно: густовато. Но все-таки.

Одолел я страниц сто чучинской «Ярой пажити». Полегчало. Но с другой стороны – чувствую: перебор, нужно, так сказать, «восстановить кислотно-щелочной баланс». Думал-думал. И вспомнил. Есть у меня один хороший знакомый. Тоже писатель, только модно-глянцевый. Если так можно выразиться, Античуча. Зовут его Сеня Минаков.

История Минакова – обычная история модного писателя. Хотя со стороны, если смотреть нормальными, неглянцевыми глазами, смотрится слегка диковато.

Сидел Сеня как-то в кафе, и пил пиво. С горя. Потому что его романы никто печатать не хотел. И вот подходит к Сене в этом самом кафе какая-то дама. Лет на двадцать старше Сени. Далеко не красавица. Скорее наоборот. Похожа на актера Басова. Для мужика сошло бы. Но для женщины – перебор. И Сене просто так говорит с предельной прямотой, переходящей в цинизм, примерно следующее:

- Здравстуйте, молодой человек. Вы мне нравитесь. Я хочу, чтобы вы на мне женились и я родила от вас ребенка. Мне тридцать восемь лет. Я очень богата. Я могу сделать для вас все, что вы хотите. С деньгами проблем нет. Мы поженимся, я рожу от вас ребенка и мы разведемся. После этого вы будете продолжать находиться на моем полном обеспечении еще десять лет. Договор мы можем подписать хоть сегодня. Что вы хотите за этот брак?

- Хочу быть известным писателем, - быстро сказал Сеня. – У меня есть два готовых романа…

Дама понимающе улыбнулась и сказала:

- Вы станете известным писателем сразу после установления беременности. Моей, разумеется. И если вдруг не обнаружатся беременности на стороне. Сразу после родов будет запущен телепроект. Под вас. Развод – через год после рождения ребенка. Кстати, чуть не забыла… Со здоровьем у вас… все в порядке? С мужским?

- Да, - быстро отчитался Сеня. – Пока никаких претензий не было.

- Ну-ну… Охотно верю. Договор подпишем завтра, а сейчас мы поедем ко мне и проверим ваше здоровье. Окей? Кстати, чуть не забыла, меня зовут Света. Светлана Петровна.

- Окей. А меня Сеня.

- Пошли?

- Пошли.

И они «пошли». «Здоровье» Сеню не подвело. Договор был подписан. Беременность через пару месяцев установлена. На сверкающем небосводе российской словесности взошла звезда писателя Семена Минакова. После рождения девочки Минаков был раскручен на ТВ. Через год, согласно договору, Сеня и Света развелись. И по сей день Сенин проект оплачивается бывшей женой. Все ясно, четко и честно. Хотя последнее слово почему-то очень хочется взять в кавычки.

Сеня после раскрутки, надо отдать ему должное, не зазавездился. Друзей не забывает. Электронный адрес Минакова: minakovwow@mail.ru. Я отписал ему: «Привет, Сеня. Как дела? Что пишешь? А у меня хандра. Пришли что-нибудь почитать. Может, попустит». Сеня прислал отрывок из своего нового романа «И Боги тоже тусят». Если верить Минакову, настоящая борьба с хандрой должна выглядеть примерно так:

Сплин. Выходя на улицу, приходится зажимать нос. Ненавистные запахи этой страны. Граждане интенсивно пахнут. Спасибо, что они не снимают ботинок. Что делать?

Надо снять с себя все вещи этой страны и надеть все вещи из нормальных, цивилизованных стран.

Прежде всего лазоревые слипы с фисташковым гульфиком от Торчилли. Шелковую рубашку от Педруччи. Очки с налетом из тефали от Дженерал Электрик. А главное – костюм цвета страусиных экскрементов от Жана-Поля-Пьера-Люка Навали – писк сезона. Самое свежее парижское «wow!» Цвет тухлой устрицы уже сошел. Это – отсталый фак. Стёб пейзан и совков, не пользующихся дезодорантом.

Завтрак. Йогурт с дурианом. Воспоминания о французской теще. Кофе по-туарегски. Звонок Абрамовичу. Консенсус.

Маникюр и педикюр по вызову. Сымпровизированный стрип-этюд с маникюршей. Легкое волнение. Маска из спермы кашалота. Доминиканская сигара.

Полчаса кришнаитской медитации («харей в раму, рамой в харю, харя в раме, в раме харя…») Приступ нирваны. Дорожка кокса. Размышления о биржевых котировках гривны. Звонок Януковичу. Мат. Тревога. Обильный стул. Успокоение.

До обеда – неторопливый гольф с Пугачевой. Беседы о Майорке, имиджмейкерах, консалтинге, боулинге, бубльгуме, покемонах.

Обед в «Паласе» с Элтоном Джоном. Обсуждение проблемы баварских автобанов. Лобстер по-гваделупски. Легкая изжога. Кастрация метрдотеля.

Глоток «Шардонне» в «Шеврале» по пути в загородный восьмиэтажный коттедж. Сон в шезлонге. Косяк. Отрыжка. Немедленный вызов экстрасенса. Сеанс ауротерапии. Экстаз. Долгий петтинг с любимым английским бульдогом Зизи. Шерсть на зубах. Блендамед.

Вызов тайских массажисток с Речного вокзала: Мими, Бубу и Тото. Массаж в стиле «жапонэз». Сауна. Бассейн.

Столовая ложка гашиша. Тибетский покой. Сон, прекрасный, как сиси у Тото, попо у Мими и шелковая рубашка от Педруччи…

Густопсовый Чучин был уравновешен гламурным Минаковым. Как в артиллерии – перелет, недолет… Нужно было попадать в цель. Я взял газету. Сами знаете, какую. И стал читать. Все. Тургеневский антихандрин сработал. У меня лично. А у вас?

© Copyright: Елистратов Владимир, 2013

Свидетельство о публикации №213111000755