Не писал тебе я писем,
но не выдержал — пишу.
От тебя я стал зависим
и свободы не прошу.
Здравствуйте, Евгений Александрович!
Пишу вам с грустным осознанием того, что я вас давно не видела, а вы меня не видели вообще никогда. Тем не менее, я с вами не встречалась настолько давно, что, открыв один из сборников ваших стихотворений, поначалу долго гладила взглядом буквы. Нежно и не спеша. Чувственно и проникновенно. Не поверите, но я не могу отделаться от ощущения, будто вы предрекли мою жизнь. Мой характер и всю мою жизнь.
Я многое хочу вам сказать, но скажу, что уже почти три года мое сожаление бьется об стену. Горячие слезы катятся по замерзшим щекам, а я все жалею, жалею, жалею. Жалею, а горькая грусть встает в горле комом. Знаете, я бы при встрече сказала вам, что мы тезки, но говорю это в письме. Не знаю, может быть в этом причина нашей с вами схожести. Я хочу так думать, потому что названа в вашу честь.
Если вам интересно - вы никогда не будете забыты. Ваши стихотворения и романы, повести, мемуары, сочинения. Вы, как человек, который всегда воспевал человека. Который дорожил человеком, который человека любил.
Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.
А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.
Вы на долгие века останетесь в истории России, в долгой и сложной, в горестной и счастливой. Вы – олицетворение вечности, вы – Россия. Одна из тех Россий на пыльных, пожелтевших от времени страницах сборников стихотворений на полках тех, кто до беспамятства упивается бессмертной поэзией.
В час невеселый и веселый
пусть так живу я и пою,
как будто на горе высокой
я перед Волгою стою.
Я буду драться, ошибаться,
не зная жалкого стыда.
Я буду больно ушибаться,
но не расплачусь никогда.
И жить мне молодо и звонко,
и вечно мне шуметь и цвесть,
покуда есть на свете Волга,
покуда ты, Россия, есть.
Вы навсегда, то есть насовсем, останетесь в сердце. Вы – олицетворение вечности, вы – любовь. Та самая бессчетная и бесконечная любовь, которая гложет сердце и радует душу, которая – до слез, до счастья, до гроба.
В любви вы либо рыцарь, либо вы
не любите. Закон есть непреклонный:
в ком дара нет любви неразделенной,
в том нету дара божьего любви.
Вы – обо всем, как понимаете, вы – это все. Вы о темных городах и шелесте сосен, о пыльных асфальтах, об урчащих ручейках, о весенних, летних, осенних и зимних ночах, о дне и ночи, о женщинах и мужчинах, о товарищах, о врагах.
Я хотел бы
родиться
во всех странах,
быть беспаспортным,
к панике бедного МИДа,,
всеми рыбами быть
во всех океанах
и собаками всеми
на улицах мира.
Не хочу я склоняться
ни перед какими богами,
не хочу я играть
в православного хиппи,
но я хотел бы нырнуть
глубоко-глубоко на Байкале,
ну а вынырнуть,
фыркая,
на Миссисипи.
Не поймите неправильно: я жалею не вас, хотя и безумно, безудержно, нежно и горячо люблю. Я жалею об упущенной возможности, о неслучившейся встрече, о потерянном моменте. Вы советовали любить живых, и вашему совету я следую, и в своих намерениях обещаю быть твердой. Я просто прониклась, потому что вы проникновенны. Я вдохновилась, потому что вдохновение – это вы.
Я верю в звезды, женщин, травы,
в штурвал и кореша плечо.
Я верю в Родину и правду...
На кой — во что-нибудь еще?!
Живые люди — мне иконы.
Я с работягами в ладу,
но я коленопреклоненно
им не молюсь. Я их люблю.
И с верой истинной, без выгод,
что есть, была и будет Русь,
когда никто меня не видит,
я потихонечку крещусь.
И пусть вы настолько далеко, что расстояние не измерить земными километрами, метрами, сантиметрами и всяким прочим математическим и сложным, вы все так же остаетесь у меня в руках. Под пальцами, во взгляде и в душе, растаявшей под нежным шелком сентиментов. И когда я читаю ваше стихотворение, в моей голове оно звучит вашим голосом. И мое письмо к вам – не ода. Оно о благодарности. Оно о памяти. Оно хоть чуточку о вас. И совсем немного – обо мне.
Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня,
Идут снеги большие,
аж до боли светлы,
и мои, и чужие
заметая следы.
Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я.
Евгения Петрова
Оценил 1 человек
1 кармы