Келья отшельника

Протоиерей Андрей Ткачев, 27 августа 2016г.

Премудрость мира оправдана чадами её. Станешь поститься – скажут: чего это вы себя радостей мира лишаете? Станешь веселиться – спросят: не стыдно вам радоваться в то время, как множество людей в мире страдают от расовой и гендерной дискриминации, от голода, от атипичной пневмонии? В общем, как ни поступи, найдется недовольный гражданин, гордящийся некими дипломами, который попытается разделать тебя под орех на тему твоего несоответствия реальной жизни.

Ох, лукавое семя! Ох, злодеи, хоть бы и без ножей, но в очках и даже при галстуке! О, убийцы истины с высшим образованием. Извратители. Специалисты перекрасить белое в черное, и вывернуть черное серой изнанкой наружу. «Мы пели вам плачевные песни, а вы не плакали. Мы играли вам, и вы не плясали». Со времен Христа никуда они не делись, хотя кровных связей меж эпохами нет. Одни только связи духовные. Очевидно, что духовное зло зачинается в душе без плотского семени, как нечестивая пародия на Бессеменное зачатие. Вот и бродят по миру потомки Ария, потомки Иуды, потомки Копронима, без всякого намека на кровяное родство.

Поведите человека, хотя бы, в пещеры Киевской Лавры. Покажите ему места затвора и расскажите об образе жизни тех живых мертвецов, которые здесь были, по сути, погребенными заживо. Добровольно и ради Христа погребенными. Так в тропаре и поется: «Егда снидосте во гробы и самих себе заключисте…»

Мозг современного человека дойдет до кипения и откажется понимать то, что здесь «жили люди». При чем, жили десятилетиями. Лично я уверен, что любая камера любой тюрьмы в сравнении с пещерами киевских угодников выглядит, как VIP-номер в отеле Хилтон. В тюрьме, как-никак, есть батарея, и радиоточка, и трехразовое (пусть и скудное) питание. Есть постельное белье. Там есть с кем поговорить, пусть даже на очень ограниченные темы. Там есть сотни вещей, которые напрочь отсутствуют в пещере отшельника. И современные люди, поднимая брови, спрашивают: зачем?

Зачем эти добровольные издевательства над собой? Ведь жизнь такая сладкая. Спрашиваешь в ответ: А что вы предлагаете? Ведь аскеза, это радикальный вызов безумию мира. А у вас лично есть хоть какая-то благородная альтернатива обывательству? Есть у вас противовес всем этим неизбежным в миру сплетням, покупкам, продажам, блуду, болтовне, суете? Есть? Отвечают: Ну, есть же театр, музеи, книги, семья, наконец. Есть культура и цивилизация. Зачем жев пещеру? Надо бы в музей. Опять спрашиваешь: А вы сами часто ходите в музеи, театр? Лично вы? Часто вы детьми своими занимаетесь? Молчат. Слепому ясно, что в театры не ходят, на детей плевали и книг не читают. Но так, в видах общей культурной оппозиции, ссылаются на то, что сами знают плохо.

И вот этим последним; этим теоретическим борцам с «аскетическим изуверством» ради научного прогресса и неминуемого счастья, я хотел бы предложить посещение Выши. Той самой Выши, где жил Феофан, именуемый Вышенским. Той самой Выши, которую Феофан не согласен был поменять ни на что, кроме Царства Небесного. Там тоже жил отшельник. Не в пещере, правда, но в доме. В ограде монастыря. Однако жил он в подлинном затворе, никого не видя и ни с кем не общаясь лицом к лицу десятилетиями. И было это не в 10-м веке, в в 19-м.

И что же там есть, в этой трехкомнатной келье, не идущей по строгости даже в близкое сравнение с пещерами киевских отцов?

Там есть микроскоп и телескоп. Да-да. Епископ, никуда не выходивший десятилетиями, в келье своей изучал звездное небо и микромир. Ему было это интересно – деление клетки, вращение планет. Ему это верить не мешало. Да что там «не мешало»! Ему это верить помогало, как помогало составлять псалмы царю Давиду сияющее звездное небо над Израилем. Еще там в келье есть скрипка. Обычная скрипка, игра на которой есть одна из вершин музыкального искусства. Ведь из всех музыкальных инструментов только скрипка ближе всего способна уподобиться человеческому голосу – совершенно уникальному музыкальному инструменту во вселенной. Итак, епископ Феофан смотрел на небо в телескоп, играл на скрипке. А что еще? А еще он играл на клавесине. Одной скрипки ему было мало. Еще он читал книги на нескольких европейских и нескольких восточных языках. Еще имел близ себя набор столярных инструментов, которыми активно пользовался. Сверла, рубанок, пилочки… А еще он вел оживленную переписку с сотнями людей. Написал за время затвора тома книг. Занимался переводами. Годами ежедневно служил Божественную Литургию. Молился, как монах; проповедовал письменно, как епископ.

Итак, перед нами два типа отшельничества. Одно скудное и тяжелое, как мученичество. Другое обильное плодами и богатое, как живое соединение храма Божьего, лаборатории ученого и кабинета писателя. Какое из них вам больше по вкусу? Скорее всего, и то и другое будет не то, что не вкусу – не по зубам. Человек-дохляк непомерно напрягается даже для того, чтобы просто поверить, что праведники существуют, и подвижники, это не выдумка.

Подлинные ученые похожи на отшельников, а подлинные отшельники – на ученых. Зато мы не похожи ни на тех, ни на других. Мы похожи на людей, которым если покажешь келью Печерского святого, сразу начнут «уплывать» в рассуждения о культуре, науке, цивилизации. А еще о лифте, газовой плитке и стоматологическом кабинете. Но если покажешь нам келью Феофана, то мы тут же скажем, что это у него, мол, монаха было столько времени на книжки, скрипки и телескопы. А мы, мол, в трудах живем. Аки пчела. Куда, мол, нам. И оправдается в очередной раз ложная премудрость чадами её.

А все-таки я хочу сказать, что келья Феофана многие жала вырвет. Тех, кто в небо смотрит, а в Бога не верит, обличит феофанов телескоп. Тех, кто в микроскоп смотрит, а в Бога не верит, обличит феофанов микроскоп. Тех, кто многие языки выучил, а с Богом разговаривать не научился, обличит феофанова библиотека. И рубанок, и сверло, и клавесин, и швейный набор, и слесарный инструмент в свою очередь свою работу тоже сделают. И это я просто молчу о том, кем мы все без изъятия выглядим на фоне затворников печерских!

Веры не бывает без догмата. Христианства не бывает без Церкви. И Церковь не живет без подвига. Без подвига она засыхает и, что еще хуже, превращается в подделку, в имитацию. Подвиг лучше нести. Но даже если сил на это нет ни нравственных, ни физических, хотя бы признать красоту подвига человек обязан. Непонимание подвига – его красоты и необходимости — есть печать полной чуждости духу Христову.

Страшная такая печать. И крайне распространенная.

Источник