«La Gomera» - это грандиозный цитатник мирового кинематографа. Цитатник весьма разнообразный. Как по количеству цитат, так и по способам их цитирования. Цитата-пародия: точное воспроизведение эпизода из «Психо» Хичкока. Цитата- оммаж : «Искатели» Форда на экране синематеки. Цитата-посвящение : «Выход рабочих с фабрики» ( той самой, где наркоденьги отмывали не понятно как) братьев Люмьер. Цитата- укор совести : на экране телевизора неопознанная точно мной картина из серии « Комиссар полиции обвиняет», каковую в Румынии снимали в года Чаушеску. А еще непрямые, настроенческие отсылы к Бейнексу, Триеру, Альмодовару, Тарантино, Содербергу, Ли Чан Донгу и прочим, прочим , прочим. Разгадывая эти шарады и ребусы, как-то совсем забываешь про наркотрафик, деньги в матрасах и продажную полицию.
Это, конечно, кино про кино. И наркотики , и коррупция, и полиция , и любовь- это всего лишь инструменты для рассказа совсем не про коррупцию и даже не про любовь- про кино. В разгар подготовки к преступной операции, в ангар, где готовятся злоумышленники, неожиданно заходит милейший дядька и с добродушием чеширского кота сообщает :
«Я кинорежиссер. Ищу подходящую локацию для съемок. Можно я осмотрю ваш ангар?» .
В ангаре он видит всю преступную группу в полном составе в мизансцене имени фильма «Блоу-ап» Антониони . Его довольный вердикт : «Прекрасно» мы слышим уже из-за закрытой двери, после чего там же, в ангаре раздается два выстрела. Операцию по захвату наркоторговцев комиссар наркополиции планирует в декорациях заброшенной киностудии , владелец которой отбывает срок за наркоту же. Сама декорация- улица городка на Диком Западе. Естественно, операция по захвату наркодилеров в декорациях вестерна неизбежно становится пародией на массовый жанр. И уже не столь важно: удался ли полицейским их замысел. Важны стилевые и жанровые стыки. Их музыка . Драматургия их взаимоотношений. Игра на фоне игры. Рифмы . созвучия и диссонансы.
В оригинале фильм называется «La Gomera»- и это тоже многое объясняет. Гомера- один из малых Канарских островов- это не Тенерифе, не Гран Канария, не Лансаротте , даже не Фуэнтевентура. Провинция провинции. Оторванная от большого мира , от центра своей провинции океаном и тем, что единственное средство сообщения - паром- ходит по расписанию и не так, чтобы очень часто. Тропический рай, комфортное гетто, тюрьма со всеми удобствами. В реальности- образ положения румынского кинематографа в мире: где-то на периферии внимания.
Раньше про эту Гомеру никто слыхом не слыхивал. Теперь вот просочились сведения, что местное население- гуанчи- пользуются для общения особым уникальным языком свиста- сильбо. И нет для этого сильбо преград – свистеть можно и в горах, и на океанах, и с острова на остров. Высвистеть все буквы алфавита- это , конечно, нереально. Число гласных сокращается до 3, согласных тоже существенно меньше- одни буквы заменяют собой другие: кому надо , тот поймет. Румыны, которые весь 20-й век провели на обочине мирового кино, неожиданно в начале века 21-го нащупали свой язык, свой свист, который услышали в мире. И, начиная с Золотой пальмовой ветви « 4 месяца, 3 недели и 2 дня», румынские фильмы неожиданно оказались не парией, и не пикантной приправой, а украшением программы любого , самого престижного фестиваля. Но даже оказавшись модными и в центре внимания, румынские режиссеры не перестали быть гуанчами- аборигенами какой-то провинциальной дыры со своим собственным свистом.
Поначалу многим казалось, что базис неожиданного успеха – чисто тематический. Румыния времен Великого кондукатора Николае Чаушеску сочетала в себе понятный всем европейский лоск с азиатскими нравами тайной полиции, которые пронизывали все общество.
Одно дело показывать ужасы тоталитаризма на фоне сталинских лагерей ли, высоток ли. Совсем другой коленкор- та же самая драма на фоне европейски- лощеных городских пейзажей. Впрочем, финальный взгляд Отилии на свою подругу Габицу уводил фильм далеко от вульгарной истории, политики, социологии. Кино не про очереди и не про запрет абортов при Чаушеску. Кино было про тотальное одиночество. Настолько тотальное, что большинство его просто не ощущает: влюбляясь, заводя дружбу, семью, детей, почти каждый действует как автомат. Даже оказавшись в положении, которое одиночество исключает- беременности- Габица не чувствует того, кто внутри нее, кому уже 4 месяца, 3 недели и 2 дня, как живое существо. Конечно, она его не любит. Он ей мешает. Но она его и не ненавидит. Одиночество не предполагает никаких чувств. Их и нет. Вот этот всепроникающий холод одиночества стал фирменным знаком румынского кино на долгие годы. «Было- не было», «Смерть господина Лазареску», «Когда в Бухаресте вечер», «Вторая игра» были уже не про времена Чаушеску, но про все то же: каждый умирает в одиночку ( «Смерть господина Лазареску»), каждый творит в голове собственную историю ( «Было- не было»), у каждого свой глоссарий, как в языке, так и в морали ( «Полицейский, прилагательное»), каждый живет в одиночку, а так хочется, чтобы твой одинокий голос стал частью мирового представления ( «La Gomera»).
Порумбою ведь не сразу начинает прописывать румынский свист в мировом контексте. Поначалу он презентует находки его и его товарищей во всей красе. Чаушеску нет, но все за всеми следят. На работе правду говорить нельзя : ведется скрытая запись звука , дома вообще ничего нельзя: ведется скрытое видеонаблюдение. Доверять нельзя никому. Все оказываются двойными, тройными агентами. С одними ведется одна партия, с другими другая. А какая из них настоящая? Да все. Жизнь такая- умей вертеться. Вершина этого- имитация безумной любовной страсти и безумно яростного полового акта специально для камер.
В реальности, нет ни страсти, ни влечения, ни любви- есть коммерческий интерес. Но для наблюдателей деловая встреча комиссара полиции с эффектной брюнеткой в домашнем интерьере будет подозрительной. В итоге: герои устраивают секс для камер, для наблюдателей. То, что раньше было бы предметом шантажа, становится частью алиби. Чаушеску нет. Знаки поменялись. Цвет одиночества остался тем же. И, как главный герой- комиссар Кристи медленно, но упорно осваивает сильбо, высвистывая фразы над горами, долами, бухарестскими окраинами, частными огородами провинциального румынского города Дева. Чтобы в финале засвистать в антураже невероятного светового шоу прибрежного парка Сингапура. Кристи после автоаварии , родной язык, кажется, забыл. Язык свиста на другой конец планеты привел- в Сингапур.
«La Gomera»- это чистый воды метамодернизм. Содержание- ничто, форма все. Оригинальных образов- ноль, все заимствованные. Но использование их настолько неожиданно, что старые истертые клише выглядят как блестящие открытия. Краски кислотных оттенков «вырвиглаз» на титрах трагической истории- это по-нашему, по –метамодернистски. Отель под названием «Опера», где все черные дела, включая убийство, творятся под арии из опер, увертюры и хоры. Разве что подсвистывания не хватает. Обилие киноцитат- это все признаки переполнения колоссальной памяти образов, приемов, стилей, жанров. А раз всего так много, чего бы не вплести в этот роскошный венок и румынский уголочек ? Почему бы не поиграть со всей памятью искусства безоголядно, раскованно, не оглядываясь ни на что. Вот почему «La Gomera» пьянит , берет в плен и не отпускает до конца.
После титра « Конец», тебе приходит в голову, что ты только что посмотрел детектив, про содержание которого не можешь сказать ровным счетом НИЧЕГО, зато полтора часа сидел замирая в сладком трепете от монтажа , звуко-зрительного контрапункта, парадоксальных реплик и неожиданных ходов. Думаешь : ну и пес бы с ним. Какая мне разница кто убил какого-то наркоторговца на какой-то фабрике в какой-то румынской Захлюпанке? Зато как это было красиво, неожиданно и талантливо. Содержание рождается само. Не из фабулы. Из приемов. Не про полицию. Не про коррупцию. Не про наркотики. Это все временно. А вот просвистеть , да так, чтобы красиво, чтобы на всю планету слышно было- это навечно.
Оценили 0 человек
0 кармы