ДЕТИ ГОР. ПИТЕРСКОЕ ПИВО

ДЕТИ ГОР. ПИТЕРСКОЕ ПИВО 18+

«А мы будем пить, пить, пить…

Оно будет плыть, плыть, плыть…

Туда, туда - где милая живёт,

В ту самую сторонушку где милая живёт!»

Застольная семейная песня моих дедов-прадедов, отца и его братьев

(исполнялась на сватанье. свадьбах и просто под хорошее настроение)   

Я не сторонник потребления крепких алкогольных напитков, даже наоборот. Более того, вот уже более трёх лет я не пью спиртного и в том числе и хмельного пенного напитка от слова совсем… Но к натуральному традиционному напитку – пиву, у меня всё равно остаётся особое, можно сказать трепетное отношение. 

Во многом это отношение сформировалось именно во время учёбы в институте во второй половине 70-х годов уже минувшего столетия в славном городе Санктъ-Петербурге-Петрограде-Ленинграде-Санкт-Петербурге. Менялось название города, менялись эпохи, менялся государственный строй. Но практически не менялось традиционное отношение питерцев к своему любимому традиционному напитку – пиву. Но, подчеркну, я категорический противник той баланды, которой под видом пива нас сейчас потчуют и предлагают на каждом углу в широчайшем ассортименте транс-националы.

В уже далёкие советские времена зрелище мужиков, пьющих пиво у ларьков с одноимённой вывеской прямо на улице и в любую погоду никого не удивляло и не оскорбляло. Можно было выпить кружку-две хмельного напитка по пути с работы или учёбы домой и это никто не воспринимал как распитие спиртных напитков в общественном месте, как потом это стали трактовать в подлые и постылые времена Горбачёва.

Мы любили пиво за его «компанейский» характер, идеально подходящий для расслабляющей дружеской беседы после трудового дня. Пиво - отличный напиток после тяжёлой физической работы в горячем цеху, у мартена, на шахте, после многочасового трудового дня за баранкой большегруза… отлично пьётся на рыбалке, после бани и в свободное время в хорошей дружной компании в пивбаре или просто за столиков у павильона с аналогичной вывеской или у простого затрапезного ларя как летом так и зимой («Вам пиво с подогревом или без?»: заботливо спрашивала продавщица мужиков в очереди при -25С на Петроградской стороне у пивного ларя возле нашего студенческого общежития на Вяземском переулке 5/7)

Посещение в те времена питерских пивбаров и пив-залов предоставляло возможность насладиться роскошью (всё же будем откровенными - в основном, без обид, мужского) человеческого общения с представителями всех слоёв и прослоек советского общества! В этом плане наиболее интересен и показателен был пивбар или пив-зал на Невском,92 (вход с ул.Маяковского) , как его называли в народе «Маячок» или «Маяк»(да простят меня и не осудят любители и завсегдатаи «Пушкаря», «Медведя», «Дубка», «Вислы», «Старой Заставы». «Жигулей», «Янтаря», «Кирпича», «Очков», «Аквариума» и пр. популярных питерских пивных мест ). «Маячок» был нашим самым любимым местом , в котором мы с тёзкой и одногруппником Колей Трифоновым любили бывать в те дни, когда было свободное время и в карманах водились лишние три-пять рублей.

Это заведение в самом центре второй столицы представляло собой пивной зал , в котором подавалось только фирменное бутылочное пиво ленинградского производства причём, а не какое-то возможно дважды разведённое после завода разливное пиво. Пиво более высоких сортов, чем традиционное «Жигулёвское»: «Адмиралтейское», «Невское», «Ленинградское», «Ячменный колос»,  очень редко «Мартовское», «Двойное золотое». 

Наряду с бутылочным пивом всегда подвались наборы с солёной вяленой, копчёной рыбой и солёными сушками, реже солёными сухариками. В «Маячке» можно было встретить публику со всех необъятных просторов нашей Отчизны. По крайне мере, мы с Колей там познакомились и с нефтянниками из Тюмени, контр-адмиралом, психологами с ЛГУ, искусствоведами из Эрмитажа, реставраторами из Русского Музея, музыкантами из Таллина, с лётчиками-испытателями, с членами антарктической экспедиции только вернувшимися после плановой замены…

Традиционные пивные бары в которых любили «отдохнуть» студенты ЛИТМО это – «Пушкарь» на Большой Пушкарской, «Янтарь» на Карповке, «Висла» на Дзержинского, «Очки» на канале Грибоедова, «Кирпич» на Кировском.

А сейчас я расскажу Вам каким боком я оказался причастным пусть и кратковременно, и пусть в незначительной степени к производству в Ленинграде хмельного пенного напитка летом 1977 года.

Мой приятель-одногруппник Саша Шульга регулярно подрабатывал во время обучения в институте. Саша был постарше чем я, он отслужил в Советской Армии срочную службу и у него уже была семья, они с Маргаритой (тоже моей одногруппницей) растили дочку Надю. У нас с Александром традиционно были общие интересы – во-первых, мы были земляками (Саша – коренной киевлянин, отец которого был с Черниговщины, а я с Донбасса, хотя дошкольное детство моё прошло в Выползове на реке Остёр под Черниговым), а во вторых мы оба были завзятыми болельщиками, Саша – «Динамо» (Киев), я - донецкого «Шахтёра», что не мешало нам болеть за питерский «Зенит» в матчах, в которых не участвовало «Динамо» и «Шахтёр», регулярно посещая матчи «Зенита» на стадионах им. С.М.Кирова и Петровском.

Александр регулярно подрабатывал грузчиком и ночным сторожем на предприятиях ленинградского пивобъединения им. Степана Разина. Александр договорился как нам казалось, об отличной халтуре: о чистке перегрузочной ёмкости по приёму патоки на паточной станции дрожжевого производства Ленинградского производственного объединения пивоваренной и безалкогольной промышленности имени Степана Разина. Патока – суббпродукт обработки сахара (меласса свекловичная), представляющая собой перенасыщенный тягучий раствор свекловичного сахара, который выглядит как жидкий тягучий сироп тёмно-коричневого цвета, имеет вкус жжёного сахара и используется как исходный продукт для производства пивных и хлебопекарских дрожжей. Даже при недолгом хранении патоки в ёмкостях хранения сахар имеет особенность – выпадать в осадок. Вот от этого выпавшего в осадок сахара нам и предстояло очистить металлическую ёмкость.

Вам для общего развития (да простят меня технологи-пивовары): пивные дрожжи превращают охмелённое сусло в живое пиво. Вот эти самые дрожжи существенно меняют аромат и вкус хмеля и солода. Это чтоб Вы понимали, связь нашей с Саней предстоящей операции с процессом пивоварения ЛПО им.Степана Разина.

Ёмкость для приёмки патоки была на мой взгляд объёмом кубов 300-400. Она была плоской как шайба и высота её была не более 1 метра 70 см. Александр органично вписывался в этот размер, а мой гренадерский рост - 1 метр 87 см был скорее помехой в нашем нелёгком предстоящем деле!). Далее поймёте, что этот размер имел весьма немалое значение в техпроцессе очистки ёмкости от сахара, выпавшего в осадок. Дно ёмкости представляло немного вогнутую коническую поверхность, нижняя точка которой располагалась в центре ёмкости и именно в этой точке находилось отверстие через которое насос откачивал патоку из ёмкости. Ёмкость не имела никаких технологических окон и освещалась огнём единственной электрической лампочки.

Мне сложно сказать из-за чего сахар выпадал на дно этой ёмкости, но ориентировочно один раз в году эта ёмкость требовала чистки от выпавшего в осадок коричневого сахара.

Процесс чистки ёмкости, как выяснилось, дело не простое и даже опасное. Бурый сахар, выпавший в осадок представлял собой весьма вязкую, тягучую субстанцию, которую лопатой так просто не перебросаешь с места на место. Для того. Чтобы этот слой в 30 см сахара выпавшего в осадок предварительно расплавить и перевести в жидкое состояние служила пара запаянных с торца труб, присоединённых к резиновым шлангам высокого давления из термостойкой армированной резины. По шлангам подавался под высоким давлением высокоградусный пар. В запаянных трубах было насверлено множество круглых отверстий, через которые и подавался под давлением пар высокой температуры. Наша задача состояла в том, чтобы через равные промежутки времени перемещать в новую зону эти «активаторы», чтобы пар растапливал осевший на дне слой сахара, превращая его опять в жидкую патоку, пригодную для откачки насосом из ёмкости и дальнейшего производства.

Сложность и опасность нашей работы заключалась в том, что при перекладывании «активаторов» горячий пар мог ошпарить человека перекладывающего «активатор», а в самой критической ситуации человек мог просто свариться, упав в вязкую кипящую патоку. Тонкость ситуации заключалась в том, что отключать подачу горячего пара по нашему голосовому сигналу должен был оператор паточной станции – ушлый татарин предпенсионного возраста, который с подручным прошлый раз сам чистил ёмкость за 700 рублей, а мы согласились за 300 рублей, предложенных нам главным инженером. Но об этом мы узнали намного позже того, как нами была проделана вся работа. А перед работой нас предупредили, что семейные слушатели военной академии - офицеры отказались от выполнения оговоренной работы после того, как один из них ошпарился паром, отделавшись лёгким испугом…

Главному инженеру сумма 700 рублей показалась сильно завышенной или  же татарин не пожелал с ним делиться. Так или иначе главный инженер сам взялся найти «идиотов», которые выполнили бы эту небезопасную работу за меньшую сумму. И, вполне естественно, полезные «идиоты» нашлись…

Повторюсь: «идиотами» оказались мы: я и мой старший одногруппник Саша Шульга – бывший рабочий-юстировщик киевского «Арсенала», который решил получить высшее профильное образование не в родном киевском политехе, а во второй культурной столице Советского Союза. Мы дали согласие на то, что уложимся в 5-6 дней, оплата по факту выполненной работы. Должен вам сказать, что деньги по тем временам были весьма не малые, так как инженер-конструктор в конструкторском бюро по тем временам зарабатывал 110-130 рублей в месяц. Сами понимаете – куш для несытого ленинградского студента немалый!

Но нас подстерегал один серьёзный нюанс, о котором нас никто не предупредил, а сами мы и не догадывались. Этот нюанс заключался в процессе подачи и отключения горячего пара. На этом нюансе как показало дальнейшее развитие ситуации мы по счастливой случайности едва не погорели, а точнее едва не сварились…

Штатного заводского оператора паточной станции звали Равиль. Мы почувствовали, что он не в восторге от того, как развивалась ситуация с очисткой ёмкости, но в причинах особо разбираться не стали. Нужно определённо сказать, что молодость, неопытность и излишняя самоуверенность сыграла с нами злую шутку, и слава Богу, что в конце концов всё разрешилось удачно.

Работа конечно была тяжёлой и неблагодарной. Саша приловчился перекладывать растопители, я перекладывал и подтягивал тяжёлые шланги и подавал команды на подачу и отключение пара Равилю. Саша широкой шахтёрской лопатой пододвигал поближе к растопителям большие глыбы слежавшегося сахара. Вечером после первого рабочего дня мы распили на троих бутылку «Экстры» (бутылку и вполне приличную закуску, естественно, обеспечили мы с Александром). Бутылочка легко ушла за приятной мужской беседой. Равиль пообещал нам своё полное содействие, тем более от него ничего особо не требовалось, только закрывать и открывать задвижку подачи пара.

Всё так и шло, как мы договорились с Равилем. Работа, конечно, была тяжёлой. В ёмкости дышать было нечем, тем более днём ярко светило летнее солнце, прилично разогревая ржавый металл ёмкости. Если ненароком на поверхность патоки, вырывались струйки пара, то нам становилось совсем грустно. Короче, в обеденный перерыв мы с Сашей обязательно ходили «подышать свежим воздухом» на Обводный к ближайшему пивному ларьку пропустить по кружке пивка - прямо в наших пропавших и заляпанных патокой робах, лишь отмыв под струёй воды руки и чумазые лица. В это время, как обычно выстраивалась очередь мужиков 10-20. Критически окинув нас пристальными взглядами, мужики не сговариваясь как представителей «страждущего» пролетариата пропускали меня и Саню к источнику живительной влаги при полном отсутствии всяческих дискуссий - без очереди. Мы галантно раскланивались перед мужиками и с удовольствием пользовались своим привилегированным положением. Должен отметить, что не смотря на летнюю жару, я был в старой засаленной синей рабочей робе и старой вязанной зимней шапочке, а Саша в старом драном живописном комбезе в видавшем виды подшлемнике на голове. Причём уже традиционно, на сашином подшлемнике наряду с пятнами ржавчины присутствовала живописная ароматная плюха паточной пены, которая в общем-то пахла не плохо, но вид у неё был своеобразный и она неизменно пользовалась повышенным внимание здоровенных зелёных мух и откормленных то ли ос, то ли шершней. Поэтому народ осмотрительно оставлял для нас приличный проход в очереди и старался держаться на почтительном расстоянии от греха подальше…

Кстати в то время это было общепринятым правилом – работяг и «страдальцев» всегда пропускали без очереди. «Страдальцами» народ называл мужиков с «горящими трубами». На улице подводника Кузьмина, на которой я два года снимал в доме-«корабле» то ли польского то ли немецкого проекта квартиру у Роберта Цоя мужики рассказали нам в очереди у пивного ларя такую историю. Полгода назад к очереди у пивного ларька человек в тридцать, в летний воскресный день подошёл мужик-«синяк» с асфальтовой болезнью на лице и стал просить мужиков: «Мужики, пустите без очереди! Помираю, трубы горят, так тошно… Спасите, пустите!...» Мужики в плохом настроении послали его куда подальше. А обиженный непонятый мужичёнка отошёл в строну, прилёг на травку, положил кулак под голову и… тихо помер…С тех пор по крайней мере в Ленинском районе «синяков» в то время не прогоняли, а пропускали без очереди. Ещё и кружку пивка могли купить, лишь бы горя не приключилось…

Но вернёмся к основной теме нашего повествования.

Прошло уже четыре дня и мы с Сашей уже выполнили процентов 80% всей работы. И вот в конце этого четвёртого дня работы , когда по знаку Саши я в последний в этот рабочий день подошёл поближе к люку и прокричал в него Равилю, что пар нужно перекрыть, будем перебазировать растопители. Равиль пар перекрыл. Я привычно стал подтаскивать поближе шланги, Саша взял в руки растопитель и…вдруг со всех дырок растопителя ударили плотные струи пара. Александр бросил трубу, на наше счастье она бухнулась в жидкую патоку, но притопить её в жидкую патоку было просто невозможно, так как пар от растопителя, лежащего на поверхности жидкой патоки сильно бил во все стороны – и в патоку и в воздух. Сам же слой выпавшего в осадок слой сахара в месте падения растопителя оказался ещё довольно толстым и довольно тягучим и вязким, напоминал скорее болотную топь. Обычно Саше в спокойной обстановке удавалось вырывать сапоги из вязкого и топкого сахара, а в этот раз у Саши как назло ничего не получалось, хоть плачь… А плакать некогда, горячий обжигающий кипятком пар бьёт со страшной силой, видимость приближается к нулевой. Я ору со всей силы Равилю, а его не видно и не слышно…Дело совсем плохо. Сашу нужно выручать, он стоит в кипящем расплаве сахара, шансов вырвать загрузшие ноги в сапогах из сахарного капкана практически нет. А ноги уже не выдерживают температуры. Я принял решение и решительно к Саше. Не дойдя ещё до него с полметра присел на корточки и кричу: «Прыгай и залезай мне на спину, хрен с ними с сапогами, а то сваримся вдвоём!...» Саша запрыгнул мне на спину. Его сапоги остались торчать в кипящей патоке, а я с Сашей на спине по вязкому горяченному расплаву патоки начал медленно пробираться шаг за шагом в сторону спасительного люка. С большим напряжением прошёл чуть больше метра подальше от растопителей и вдруг чувствую – ноги увязли в сахаре, не могу идти и всё тут…Хорошо, что Саша быстро принял решение и рванул по горячей патоке босиком к люку…А я за ним вслед потихоньку в сапогах, так как масса моя уменьшилась значительно, а подключив свободные руки я смог вырвать сапоги из объятий вязкого сахара. Всё!... Спасительный люк, Саша уже сбежал вниз по железной лестнице и упал спиной на пол, задрав красные обваренные ноги…Слава Богу, кожа сильно покраснела, ноги парят, но кожа осталась в сохранности. Волдырей вроде нет…Уффф….

Я самостоятельно наконец перекрыл задвижку. У Сашки страшно красные ноги. Слёзы горохом сыпятся, помимо воли, из глаз. Равиля по прежнему нет и след простыл.

Соображаю, что в душевой есть кусок хозяйственного мыла. Вспоминаю свою ошпаренную кипятком в детстве руку и мамины действия, обильно намыливаю ошпаренные сашкины бедные ноги хозяйственным мылом, обматываю ноги фланелевыми портянками, еле впихнул сашкины ноги в портянках в расшнурованные вьетнамские кеды. Поймал частника, запихнул Саню в машину, не смотря на протесты водилы, из-за «чистоты» нашего прикида. Постелили газеты на сиденья и поехали к Саше домой. Благо ехать совсем близко – на Владимирский.

Дома обработали сашкины уже опухшие ноги, кажется, немецким Пантенолом. К утру опухоль спала, волдыри так и не выскочили, только краснота и воспаление осталось… ПРОНЕСЛО!!!!

К десяти часам на следующий день добрались на работу. Нашли Равиля. Старый козёл прячет глаза, включает дурака и рассказывает, что не имеет представления кто подал пар. Рассказал, что его вызвали в цех, где была угроза возгорания. Короче, разбираться бесполезно, крайних не найдёшь.

Закончили чистку ёмкости. Нашли варёные Сашины резиновые сапоги, они совсем потеряли форму. Подошвы оплавились…

Короче. Нам просто повезло…

На следующий день главный инженер выдал нам деньги на руки и наконец объяснил весь расклад.

Нам сразу всё стало понятным.

А Равиля мы больше не видели...

Вот так мы с Сашей стали побратимами. А скрепила нашу дружбу кипящая патока для пивных дрожжей для производства ленинградского пива в ЛПО им. Степана Разина и на «Красной Баварии»…

Через неделю рейсом «Аэрофлота» на Ту-154 я улетел в Софию отнюдь не с пустыми карманами, а оттуда с Красимиром на Слънчев Бряг и Несебър. «Я еду к морю, навстречу к ласковой волне!...»

Но это уже совсем другая история…