Миры Дж. Толкина, Дж. Мартина, У. Ле Гуин, Т. Пратчета,.. даже вселенные поляков Р. Желязны и А. Сапковского – все эти великолепные творения суть есть «западные» идеологии и европейская культура. Но есть на Земле и столь же глубинные этнокультурные пласты – История Руси Древней. И каков будет этот Мир, если его перенести в масштабы Средиземья? Не сыграют ли «престолы» в «ящик»?
Уважаемый читатель!
Я рад представить Вашему вниманию не просто книгу, не просто фэнтезийный роман, а целый Мир. Это Мир исполинских трав и огромных незаселённых пространств. Это Мир, который населяют удивительные существа, страшные и странные твари и диковинные народы. И многих из них Вы не только впервые повстречаете в моём мире, но и увидите на страницах моей книги. Первой книги трилогии «До неба трава»… из масштабного цикла «Мир Закров».
Мир «Закров» - это не только текст… текст и ещё много раз текста. Мир «Закров» - это по- настоящему целый мир! Чтобы лучше ознакомить читателей с его основными героями, чтобы показать его глубину и подробнее раскрыть его характеры, над иллюстрированием книги работали более 7 (семи) художников! К концу первой книги остались только самые лучшие, и следующие части романа будут ещё более подробными в прорисовке персонажей и создании моей вселенной.
Но уже сейчас книга просто наполнена всевозможными иллюстрациями. Яркая обложка, карты мира, щиты и знаки, боевые сцены, иллюстрации больших форматов, разработка персонажей, схемы уникальных локаций, чертежи диковинных строений, проработка оригинальной архитектуры и создание атмосферы мира, буквицы, концевики, шмуцтитулы… В итоге, общее количество карандашных рисунков и полноцветных иллюстраций приблизилось к 200-м! Читать далее
Глава 3.2
Молчан ещё спал, когда утром в избе началась молчаливая суматоха. Тётка Аполлинария несколько раз быстрым шагом пробегала мимо спящего. Хлопала дверь, и скрипела калитка во дворе. Приходили люди, звали старосту и что-то говорили ей, стоя, как казалось Молчану, подле самого его уха. Большой и лохматый пёс Листик, которому было впору именоваться Дровина, бешено рвался с привязи в сторону одних, вяло потявкивал на других, и лениво зевал на третьих. Наконец, когда всё стихло, а гул голосов отдалился в другой конец селения, Молчан встал и пошёл умываться. Он помнил о своём обещании тётке Полине до обеда не выходить со двора и посему, доев курник и выпив молока в горнице со странно примолкнувшей Свиткой, отправился во двор починять свой подранный лапоть. Староста, конечно же, наказала парню, но он и сам бы не стал вмешиваться в дела этих неведомых ему людей, даже если пришельцы суть есть ворьё да сикари, и уже без малого две женщины из селения были похищены этим разбоищем.
Староста Аполлинария стояла, подбоченившись, на небольшой площади у ворот частокола и, слегка прищурившись, строго следила за приготовлениями. Ворота, из которых выбегала жиденькая дорожка, ведущая в чащу травяного леса, были открыты настежь, а к ногам старосты сносились из сельского амбара мешки и кули с зерном, мукой и иным снадобьем. Последнее, что положили подле её ног, — были свёрнутые стопкой ткани, и вышитые полотнища. Народу на площади было мало, но гвалту и шуму хватало. Наконец, когда один из стоявших на вышке подле ворот стражей замахал копьём и что-то громко закричал, на площади остались только самые необходимые люди.
Из леса травы медленно выползла телега, запряжённая быком, которого вёл человек с копьём в руке. На самой телеге ехало трое, а вокруг повозки шествовало ещё пятеро. Все люди были вооружены кто как мог, и одеты кто во что горазд. Впрочем, выглядели все совершенными грабителями и хитниками. На некоторых были кожаные доспехи и круглые шлемы. Иные носили на себе части металлических доспехов и обшитые железными бляхами шапки. Лепше всех выглядел лишь один член шайки. Человек тот гордо стоял на телеге, опёршись одной ногой о её борт. Кафтан на нём был красный, расшитый серебряной нитью, из-под него виднелась кольчуга некрупного плетения. Раздобревшую талию охватывал широкий составной пояс с мечом на перевязи. Грязные штаны были заправлены в красные сапоги на каблуках. А голову пришельца венчал сильно помятый и неверно выправленный стальной шишак с ярким плюмажем, вырванным из хвоста какого-то несчастного петуха. Приблизившись к воротам и завидев встречающих, сей странный человек, явно старший, спрыгнул с телеги и быстрым шагом поспешил к людям. На ходу он оскалил в приторной улыбке свои белые, частично сохранившиеся зубы.
— Аполлинария! – человек, с хвостом петуха на голове, распахнул свои пылкие объятия. — Ты ещё жива, старая ты ведьма?!
Староста сжала в узкую полосу губы и резко отвернула голову в сторону.
— Вижу, вижу! Не сдохла ещё! — человек подошёл к старосте и похлопал её по плечам.
— Вот, уговоренное, Збигнев, — староста указала на собранные за её спиной припасы.
— Забирай оброк, и прощай до следующего месяца!
— Ах, Аполлинария! Месяц с прошлого раза пролетел, как день! — продолжал ломаться Збигнев. — Нам так не хватало тебя! А точнее, — твоих припасов!
Он заржал конём и махнул рукой вползающему в ворота обозу:
— Давай, ребятушки, навались дружно! Хозяева добрые, — добрые дары приготовили!
Староста с отвращением наблюдала, как повозка остановилась, не доезжая до сложенных мешков, и четверо «молодцов» дружно принялись стаскивать приготовленное в телегу. Один из шайки, сунув из телеги что-то себе под мышку и опасливо оглядываясь по сторонам, заскользил вдоль забора по направлению к избе знахарки. Среди разбойников также был рядившийся под человека двуехвост. Тот деловито подошёл к мешкам, и внезапно остановил уже ухвативших их удальцов. Его узкие, хитрые, цепкие глазёшки обшарили весь приготовленный оброк. Он бросил лукавый взгляд на старосту и остановил его на Збигневе:
— Э! Сол нет, — тявкающий лисий голос резал слух. — Подавай сол!
Збигнев приблизился к мешкам, и с мерзкой улыбкой лично взялся за подсчёты, по итогам которых он повернулся к старосте и, притворно удивляясь, продолжил паясничать:
— Аполлинария, а соли-то и впрямь нет! Хозяйка, ты ж соль-то позабыла своим верным защитникам подать!
— Вся соль к этим пошла, — староста кивнула в сторону двуехвоста, — с него и взымай.
— Осалыг, друг мой, — обратился главарь к двуехвосту, — это как же так? Твои соль забрали, а нам ничего и не поведали о том?!
— Что ты! Что ты такое молвишь! — двуехвостая тварь поддержала паясничание хозяина. — Мои сол не брали! Лжёт баба!
— Ну как же так, староста? — бандит подошёл вплотную к тётке Полине и одной рукой приобнял её за плечи. — Соли-то нет!
— Черноспинные соль забрали, — Аполлинария скинула руку Збигнева. — Второго дня приходили требовать.
— Да? — играл главарь. — И с чего же это они приходили требовать? Не с того ли, что десяток своих с разбитыми черепами сыскали?
Староста закусила губу и отвернулась.
— Не отбирай последнее! Оставь соль людям, — Аполлинария смягчила голос, и с мольбой посмотрела на главаря. — На зиму мясо солить нечем будет. Сколь людей по весне без засола на свет выйдет?
— Двуглав, чё с этим делать-то? — стоявшие в нерешительности с мешками в руках бандиты потеряли терпение. — Грузить, али как?
Двуглав Збигнев, не глядя, махнул им рукой, и работа у телеги продолжилась. Он снова приобнял старосту за плечи и развернул её к дому.
— Два старосты всегда найдут, как сговориться, — заулыбался он, подталкивая Аполлинарию. — Пойдём, тётка, чаем гостя дорогого попотчуешь.
— Послушай, Двуглав. Некогда мне с тобою чаи распевать. Забирай положенное, и давай прощаться.
Староста вывернулась из-под руки главаря, но тот уже, не обращая внимания на её протесты, скалясь во весь рот, направлялся к её избе. Старосте ничего другого не оставалось, как поручить Бородеду и другим людям присматривать за погрузкой, а самой поспешить за бандитом.
Она нагнала его уже в калитке. За своим хозяином увязалась пара «шавок». Один из них, вооружённый копьём, принялся дразнить рвавшегося с привязи Листика. Сам Двуглав встал, подбоченившись, посередь двора и громко позвал:
— Свита! А ну, глянь, кто пришёл навестить тебя!
— Нет её, — кинулась к нему хозяйка, — с зари в лес с бабами ушла.
— Ах, какая жалость. А может, она всё ж в избе прячется? — Двуглав уже не паясничал. — А ну, старуха, кликни сюда девку! Некогда мне по норам твоим рыскать. — Он кивнул второму своему подручному:
— Вторяк, глянь-ка вокруг избы.
Второй бандит стал обходить дом сбоку, и увидел сидящего на скамье и починяющего лапоть Молчана.
— Двуглав! Поглянь, какого лешака я сыскал! — заорал он.
Збигнев, заинтересованный воплем Вторяка, тоже подошёл взглянуть на диковинку.
— Ого! — заржал он. — Это что за медвежий сын?
Аполлинария схватилась за голову. Она знала, какого рожна припёрся сюда этот «червяк», и Свитку выдавать вовсе не желала. Но и встреча с Молчаном также не сулила ничего хорошего.
— Помощник мой. Молчаном звать, — встала она между парнем и Збигневом.
Но осторожный Двуглав и не собирался приближаться к этому богатырю, и продолжал насмехаться над ним поодаль:
— И с чем же это он тебе помогает? Никак кур щипать? Старых и одиноких кур!
«Шавка» главаря тоже не остался в стороне. Под дикий хохот хозяина он осмелился подойти и толкнуть Молчана в плечо. На последнего же это никакого видимого действия так и не произвело.
— Он что у тебя, к месту присох? — ржал главный бандит. — Даже чтоб старую курицу пощипать, — всё равно прыть потребна!
Не получивший желаемой реакции, Вторяк пнул ногой в плечо Молчана, и тот завалился назад, упёршись спиной в стену избы.
Двуглаву быстро надоело развлекаться с неповоротливым «болваном», посему он крикнул человеку с копьём:
— А ну, пощекочи-ка эту псину. Может, на её зов кто и выйдет?
Остриё копья проткнуло плечо животного, и двор наполнился жалобным скулежом, переходящим в злобный, отчаянный лай. В тот же миг на крыльце появилась младица. Она прижимала руки к груди и была бледная, как снег. Девушка медленно спустилась со ступеней и пошла к собаке. Збигнев ловко ухватил её за руку и подтащил к себе.
— Ну вот, я же говорил! Стоило только позвать хорошенько. — Он крепко сжал руку девушки и склонился над ней:
— Так-то ты гостей дорогих встречаешь? Так-то ты за добро платишь?
Аполлинария бросила быстрый взгляд на вновь усаживающегося на скамейку Молчана, и кинулась на защиту Свитки:
— Не тронь её! Слышишь?! Пусти, дитя она ещё!
Вторяк бросился ей наперерез и, схватив старосту за плечи, резко бросил её наземь. Аполлинария попыталась встать, но к её голове тут же был приставлен кривой кинжал.
— Отдам я тебе соль! — кричала с земли хозяйка. — Отдам, сколько надо, только оставь в покое девку!
— А вот посмотри, что я тебе в подарок привёз, — Двуглав уже не обращал никакого внимания на старосту. Он вытащил из-за пазухи малахитовую ткань и протянул её Свитке:
— Примерь подарок, красавица. Порадуй меня.
Девушка вырывалась из крепких рук Збигнева, как могла, но тот, скаля зубы в звериной улыбке, ещё сильнее притягивал и прижимал её к себе.
— Всю соль отдам! Збигнев! Всю! — Аполлинария вновь попыталась встать, но её опрокинул удар ногой. — И жёлтую, и белую отдам! Только пусти её!
В это время Свитка, рвавшаяся из лап похотника, случайно махнула рукой и смазала Двуглаву по морде.
— Соль, говоришь?! — вскипел тот. — Даже белую соль отдашь?! Теперь только белизна её тела сможет искупить моё оскорбление!
Збигнев в ярости рванул сарафан на Свитке. Послышался треск разрываемой ткани и пронзительный крик девушки.
— Не желаешь по-хорошему подарок надеть?! — Двуглав махнул тканью, и та развернулась красивым расшитым платом тонкой работы. — Что ж, девка, по стыду прикроешься!
Лежавшая на земле Аполлинария вдруг увидела, как впервые поднял голову Молчан. Она попыталась закричать и остановить его, но было уже поздно.
Молчан только взялся за лапоть, когда услышал треск разрываемой ткани и рвущий душу девичий крик. Крик не боли, но крик страха. В его голове что-то промелькнуло, и «игла» памяти больно кольнула его нервы. Верно, он уже слышал подобный крик. Слышал, ровно перед тем, как окунуться в пустоту своей памяти. Молчан поднял голову и посмотрел, как бьётся в цепких лапах бандита с петушиными перьями Свитка в разорванном сарафане. И тут его взгляд застыл. Непочинённый лапоть выпал из рук. Казалось, время остановилось. Молчан долго смотрел и не мог отвести взора. Но вовсе не от петушиного хвоста, и даже не от белоснежной девичьей груди, потревоженной супостатом. Его взгляд застыл в болевой волне воспоминаний, прикованный к одной лишь знакомой малахитовой точке во всей чуждой ему картине этого мира. Узор плата сплетался в знакомые картины, выписывая мотивы прошлой жизни. Его жизни. Там была пожилая мать, добрый, но строгий отчим, сёстры и братья, уютная изба, большое хозяйство. И ровный, густой голос нечасто появляющегося в его жизни отца, привыкшего, чтобы все окружающие внимали силе его. Там была его служба и редкие, но очень важные и глубокие по смыслу и мудрости разговоры с отцом. Был князь. И в самой середине малахитовых воспоминаний серебряной росшитью белой лебеди с распростёртыми ввысь серпами изящных крыл была она, — княжна Асилиса. А с ней, с её нежным и звонким девичьим голосом, шепчущим струящуюся из сердца гордой птицы искреннюю любовь, было его имя.
Парень встал и, поглощённый раскрывающимся малахитовым цветком воспоминаний, медленно двинулся к спасительной зелёной точке. На полпути его грубо остановили толчком в грудь. Молодой человек поднял голову, и увидел стоящего перед ним бандита, с кривым ножом в руке. Нож поднялся и упёрся ему в подбородок. И тут же в голову врезался истеричный голос:
— Лучше тебе сидеть на своей лавке и штопать драные лапти. Слышишь, лешачина?
Парень почувствовал, как остриё ножа уже в который раз колет ему шею.
— Давай-давай, лешачина, плети свои лапти. А не то я…
Договорить Вторяк не успел. Огромный кулак без особого размаха резко врезался ему в живот. Длины руки его хозяина хватило, чтоб даже не делать встречного шага. Вторяк выпучил глаза и, как выброшенная на брег рыба, стал хватать воздух ртом. Нож выпал из его рук и глухо ударился оземь. Саданувший Вторяка парень, оттолкнул его и продолжил свой путь к платку. Бандит рухнул подле застывшей в страхе и изумлении Аполлинарии. Второй разбойник, тыкавший в пса копьём, оставил это занятие и, повернувшись на шум, замер с открытым в растерянности ртом. В тот же миг быстрая, гибкая тень перемахнула небольшой соседский забор, и рванулась к выпавшему из рук Вторяка ножу. Паренёк-сосед и помощник Свитки, подхватил с земли оружие и метнулся к рвавшемуся с верёвки Листику. Ещё мгновение, и огромный пёс, уже давно выбравший для себя цель, стрелой яростно рванулся с места. Бандит с копьём не успел сделать и пары шагов к своему хозяину, как со спины на него набросился пёс. Падая, человек лишь смог развернуться, и сунуть поперёк в пасть мстителю древко своего оружия.
Всё это время юноша шёл к своей малахитовой цели, не обращая внимания ни на схватку бандита с животным, ни на растерянность в глазах и позе главаря, ни на делавшего попытки доползти до калитки Вторяка. Он ничего не замечал, да и не мог, пока ему вновь не преградили путь. Двуглав внезапно выпустил Свиту и выхватил из ножен меч, который стальной молнией взрезал воздух перед надвигающимся на него парнем. Тот остановился и, кажется, в первый раз посмотрел на Збигнева.
— Откуда у тебя плат сей? — с хрипотцой в горле проговорил он.
— Я с тупыми пнями не разговариваю, — Двуглав уже не паясничал, — я их разрубаю.
С этими словами он кинулся на парня, рубанув снизу вверх. Молчан отклонился в сторону и ушёл от удара. От следующего удара, на обратном ходе, он отшатнулся назад. Третий удар был колющим, направленным в грудь, но и тот не достиг человека. Парень тыльной стороной ладони поддел плоскую сторону меча. В тот миг, когда рука с оружием подлетела вверх, всё тот же здоровенный кулак, что свалил Вторяка, впечатался в челюсть Збигневу. Голова его резко откинулась вверх и в сторону. Клацнули зубы, раздался хруст и чавканье. Бандит взмахнул руками и рухнул на спину, напрочь потеряв сознание. Зелёный плат следом за ним плавно приземлился рядом. Парень поднял его и осмотрелся по сторонам. У собачьей конуры сидели на земле староста и Свита, а подле них стоял сосед-мальчишка, держа перед собой кривой бандитский нож. Пёс Листик довольно ловко справился с древком копья и, несмотря на торчавшее из его бочины остриё, уже подбирался к горлу обидчика. Вторяк, тут же почувствовавший себя лучше и движимый огромным желанием непременно спастись, на корячках дополз до калитки и поднимался на ноги. Парень большими шагами двинулся к нему.
— А-а-а-а-а-а! Помогите! — увидев свою смерть, заорал на всё селение Вторяк. — Осалыг! Созывай всех! Двугла-а-а-а…
Вторяк вновь не успел договорить. Его ноги, оторванные от земли, задёргались, ища опору, а ладони обхватили сдавливающую его горло руку.
— Откуда это у твоего хозяина? — молодой человек поднёс к лицу Вторяка вторую руку, сжимавшую в кулаке платок.
Вторяк замотал головой, но вместо покаяний попытался дотянуться своими пальцами с грязными и обломанными ногтями до очей парня. Тот резко дёрнул рукой и сильнее сжал кулак. Раздался хруст, и тело бандита обмякло. Отпустив его, парень выглянул за калитку. Там по улице уже бежало четверо вооружённых воинов. Не мешкая, парень сунул плат себе за ворот и широким шагом пошёл к избе. Он проследовал мимо Свитки, вытаскивающей из бочины пса застрявшее там остриё копья, и мимо застывшей в немом ужасе Аполлинарии. Когда он подошёл к стене избы, где была приставлена дубина, наводившая уже пару раз ужас на его противников, за его спиной своё прежнее место занял сосед-парнишка. Теперь в его руках был меч Двуглава. Парень взял дубину и повернул назад, но на обратной дороге его остановил испуганный возглас:
— Молчан! Не ходи, прошу тебя!
Он оглянулся, и увидел заплаканные глаза девушки, с мольбой и страхом глядящие на него. В её руках был платок Аполлинарии, коим она зажимала рану собаки. Сама же староста явно не знала, что делать. Она сидела с растерянным видом и попросту взирала на парня.
— Яромир, — спокойно проговорил он. — Меня зовут Яромир.
Он улыбнулся девушке и двинулся навстречу вбежавшим, снеся напрочь калитку, четверым бандитам.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
НАЧАЛО ЗДЕСЬ
https://cont.ws/@id147779252/1215365
https://cont.ws/@id147779252/1215989
https://cont.ws/@id147779252/1217760
https://cont.ws/@id147779252/1219544
https://cont.ws/@id147779252/1221156
https://cont.ws/@id147779252/1221902
https://cont.ws/@id147779252/1223335
Оценил 1 человек
2 кармы