"Скотный двор" Либеросии. АгломерАд ч1.1

0 221

«Каждый год городское население Земли увеличивается на 65 млн человек.

Численность 600 крупнейших городских центрах (City 600), на долю которых уже сейчас приходится пятая часть населения мира, будет расти примерно в 1,6 раза быстрее, чем население мира в целом.

К 2030 г. 60% населения Земли будет жить в городах».

Из аналитического доклада McKinsey & Company «Урбанизированный мир»

Кружева… кружева… кружева… рюша. Кружева… кружева… сталь. Пальцы быстро пробегают по плоскому замочку и, поласкав подушечкой, замирают на месте.

- Даже не думааай… - голос хозяйки кружев, рюш и маленького замочка обжегающь и нетерпелив. – Не смей.

Но палец, словно получивший «добро» на совершаемое, поколебавшись, поддел слегка топырящуюся защёлку ногтем. И та, не в первый уже раз за сегодня, отскочив с многообещающим звуком, отворила сии врата к сумасшествию.

- Сумашееедшшший – голос с хрипотцой, ждущий и жаждущий. – Хватит на сегодня.

Покорённый бастион кружевного белья, чёрными лепестками-чашечками, ложится на кресло с потрёпанным планшетом на нём. Рука скользит далее. И уже не встречая преград на пути своём, свободно проводит по мягкой и шелковистой девичьей коже. От длинной шеи с несколькими шнурками и цепочками на ней, до потрясающего гибкостью, прогиба спины. Всё же вновь утыкается в новый кружевной предел. Другая рука, отводит в сторону свисающий с длинной шеи на шнурке коммуникатор, находит наконец то, к чему так стремилась.

Девушка издаёт долгий и горячий выдох, прижимается к покорителю замочков, кружевных преград и её неприступного, холодного нрава.

- Римма. – хриплый электроникой голос вырывается где-то из района груди.

Пальцы, проникшие уже за действительно последний барьер на пути к естественной, природной человеческой наготе, остановились. Рука, так нежно скользившая упругим ветром по долине, холмам и окаменевшим, дольменам на их вершинах, коим могли бы поклоняться многие и многие, замерла в небольшом ущелье. Рука почувствовала, как вновь громко и призывно бьётся сердце под ней.

- Римма, ты уже ушла? – вновь прохрипел голос, и вибрация от коммуникатора заглушила биение сердца.

Рука, что уже предчувствовала волю и раздолье девичьей спины, нетерпеливо потеребила кружева на трусиках и смахнула лёгкое бельё вниз по стройным ногам. Но уже без прежней уверенности, прижала упругую попу девушки.

- Римма. Выписка Иванова на компьютере у главного. – вновь раздавшийся голос и последовавшая угроза, дали понять обоим заинтересованным в продолжении этой новой в их жизни любовной линии, что бесчувственные ножницы старшей медсестры, неотвратимо рассекают её на самом интересном месте. – Ты не в автоклавной? Я сейчас к тебе спущусь.

Римма открыла доселе смежённые блаженством веки и бросила быстрый взгляд на запертую дверь за её обнажённой спиной.

- Флэш! Говорила же – не успеем… – тихо и в сердцах модно ругнулась она. – Это я сумочку в сестринской оставила. Это она меня по ней выследила…

Оба молодых тела слегка, хотя уже и не впервые разы в своей жизни, сладко дрожали от всех этих, пропитанных чудом интимности, кратких мгновений. И им было уже почти ясно – сим мгновениям приходит жестокий конец. Тишину прорезал глухой щелчок кнопки и следом за ним, всё ещё не отошедший от жаркого дыхания близости, хрипловатый голос Риммы.

- Я сейчас поднимусь, Мария Фёдоровна.

Девушка, высвободившись из объятий, шмыгнула босыми ногами к двери. На её тонкой шейке блеснула серебром современное «распятье». На серебряной ю-нити, висела вычурно украшенная подвеска, в виде капли крови, стекающей с острия иглы. Обнажённая и прекрасная, она, проверив замок, грациозной цаплей, балансируя на одной ноге и отведя в сторону вторую, дотянулась до выключателя. Совершенно обнажённая, и совершенно лишенная лишних волос на прекрасном теле. Красивая тигровая лилия, умелой татуировкой расцвела у неё в самом низу лобка. На тонком, но упругом стебельке, Она взрастала именно оттуда… из влажной неги и розовой нежности.

Капля росы блестела на её лепестках.

Парень, уже не впервые за прошедшую ночь видевший сию деву в таком практически девственно чистом от одежды виде, раскрыл для получения визуального наслаждения глаза и получил в ответ оглушающую тьму. Старый, контактный выключатель оборвал его связь с прекрасным.

- Дима. – позвала она, и получив ответом тяжкий вздох, пошла на этот маячок.

Ноги прошлёпали до расстеленного на бетонном полу, большого и тёплого квадрата вспененной резины. Мягко ступили на разложенное там же, примятые молодыми телами больничное серое одеяло. Остановились.

Погасшее око плафона безучастно глядело на обнимающихся молодых людей. Их ласки были для всей этой небольшой коморки безразличны, так как может и не эти, но многие подобные им, ласки, объятия, поцелуи, invasion… Всё это уже видели эти стены и вся, не меняющаяся вот уже десятилетие обстановка. Жутко скрипучее кресло, облупленный журнальный столик, вспененные резиной коврики, чайник, буфет на кривых ножках, незамысловатая посуда, плафон… Все эти предметы быта и отдыха медсестёр, уже не раз слышали звуки наслаждений и музыку чувств, что раздавалась сейчас из уст обоих мурлыкающих тихими голосами людей. Для этой укромной комнаты отдыха и краткого наслаждения, менялись лишь имена, да те обещания, которыми щедро умасливались ласки.

- Вот и всё. В след за оргазмом, всегда приходит старшая медсестра. – печально усмехнулась девушка.

- Да не проблема вообще. В следующий раз. – голос парня, напротив, был наполнен воодушевлением.

- Тебя уже через три дня выписывают. У нас до понедельника смена не сойдётся.

- Меня никакая смена не остановит. Надо будет – загремлю сюда ещё раз. Да и пём здесь вообще больница? Давай сходим в те-атриум, в кафе посидим…

- Ты вообще сегодня не должен был заходить так далеко. Середина недели. Кругом люди…

- Да ладно. Я тебя уже какой год знаю…

- Шесть недель. Три из которых, в прошлом году. Это когда ты отлёживался здесь от аврала на работе.

- Ну и всё равно… Ты тогда была такой недоступной...

- Я и сейчас такая же. Просто это ты наглее стал.

- А что, дело только в наглости? А моё обаяние? Моя внешность? Горы мышц, торс…

- ... и твой болтливый язык.

- Язык, он знаешь до чего может довести?

- Знаю. Убери руку… и язык. Язык… - голос девушки стал хриплым и прерывистым на тяжёлое дыхание. - Да не садись на кресло – всё отделение услышит!

Горячий язык, наигравшись с мочкой девичьего уха, прочертил кривую, с изгибами и петлями, цепочку влажных следов. По шее, на ключицу, вокруг холмов, через долину, вглубь одинокого колодца на возвышенности и вниз… туда, где благоухает лилия и цветёт клубника.

Послушавшись предупреждения медсестры о скрипучем кресле, Димка опустился перед ней на колени.

Девушка охнула, порывисто поднесла руку ко рту, и прижалась обнажённой спиной к выкрашенной стене. Холод камня и жар языка заставили её выгнуть спину. Не контролируя себя, Римма звонко шлёпнула ладонью по щеке парня, а затем схватила его за волосы и прижалась лилией к его лицу. Согнув в колене свою ногу, она поставила её на Димкино плечо. А тот, повернув голову, поцеловал такие близкие, девичьи пальчики.

Где-то в недрах подвалов громыхнула железом дверь. Метнувшаяся словно нашкодившая девчёнка, Римма попыталась вырваться из рук парня. Но Димка лишь крепче схватил её за бёдра, прижал к себе. И уже вскоре, она затрепетала в его руках не от страха быть обнаруженной, а в конвульсиях экстаза.

Колючее одеяло приняло два нагих тела.

- Римка, можь всё же уйдёшь сегодня на дно? – сказал отдышавшись Дима, прижимая к груди голову медсестрички. - У меня на праздник VIP-места забронированы.

- Раньше надо было. Долго думал. Моё место сегодня на ночь – пост в терапии. Стол, лампа, планшет и чай с подарками от благодарных пациентов.

- Или от влюблённых? Сегодня не главный дежурит случайно?

Ответ младшего медицинского персонала без кружевных трусиков, оборвал голос, зовущий её по имени, а затем громкие, приближающиеся по коридору шаги. Шаги остановились у запертой двери скрывавшей двух всё ещё не до конца насладившихся, или не до конца усладивших друг друга, молодых людей. Громыхнувшая запертым замком дверь, подарила скрывающимся за ней мгновения ожиданий. Но затем, шаги продлились дальше, и остановились возле соседней двери. Та открылась, и подвальный коридор ворвался громкий звук работающих центрифуг, запах неимоверно разогретого постельного белья и сильный жар из автоклавной. Однако, проникший даже сюда этот жар, дал почувствовать Дмитрию тот холодок от его последних слов, что пробежал между двух плотно прижатых, нагих тел.

- Дурак ты, Дим. Сколько лечебных курсов тебе не прописывай. – сказала Римма, когда шаги ищущей её начальницы зашлёпали в обратном направлении. – Ты же знаешь, сегодня должна дежурить Луиза. А я, по доброте своей душевной, подменяю её. Да меня вообще уже здесь не должно быть.

Димке было жаль её. Он знал, что Римма, процедурная медсестра, подменилась лишь по той причине, что ей самой не с кем было идти на ночную всеобщую вакханалию. Римка была хоть и чрезмерно вычурной и нарочито холодной с окружающими, но красотой татарского лица и стройностью чисто славянского тела, могла выбирать себе из многих и многих. Но…

Но она выбрала исключительно Димку в качестве близкого друга. И главврача в качестве недостижимого идеала любви.

Римма не просто была медсестрой высокого класса. Она являлась настоящим профессиональным врачом, и совсем недавно с отличием окончила учёбу в хирургическом отделении. Об этом знали не многие, но Римма получила медаль за работу во время последней планетарной пандемии. Про неё ходили всякие слухи и сплетни. Говорили, что она любит только девушек и только похожих на неё саму. Говорили, что она дала клятву своему погибшему парню боле не встречаться ни с кем. Говорили даже что она попросту ансексуальна. Но на самом деле, Римка была в сложнейших любовных отношениях с «главным». Тот был женат и с ребёнком, а она достаточно молода, холодна воспитанием, горделива национальностью и честолюбива помыслами. А ещё она была идеальна телом. Непонятно для кого, себя в этой роли Димка не рассматривал, Римма сделала себе сложную и дорогостоящую генокорекцию. Изменение запаха желёз, полное отсутствие лишних волос на теле, изменение структуры самой кожи. Многие вокруг, говорили, что она делала себя красивой для себя самой. Ответ был прост. Главврач любил лилии. А более всего, он ценил лилии тигровой раскраски. Димка узнал об этом совершенно случайно, когда к нему на работу, пришла жена главврача этой клиники, и заказала изготовление диадемы в виде лилии. И мастеру не составило труда разговорить своего клиента…

Через тайну тигровой лилии, Димка и сумел подружится с неприступной красавицей.

Он искренне жалел её. И обидеть вовсе не желал. Он действительно очень хотел, чтоб Римма пошла с ним и с сестрой на праздник. Он бы познакомил её с братом. Они бы посмотрели представление. Поорали бы в те-атриуме.

«Две медички - две сестрички…» - эта мысль его забавляла и от чего-то, парню думалось, что они понравятся друг другу.

В следом за ней, Дима поднялся и натянув джинсы, положил кисть руки на большую бляху ремня. Пряжка, выполненная в виде большой, пятиконечной звезды, едва выступала за пентагон гнутой пластины своими кончиками. Латунь, красная эмаль и золотая насечка. Он включил свет, и с эстетическим наслаждением принялся наблюдать, как Римма, сидя одной своей «булочкой» на узком подлокотнике кресла, одевает тёмно-синие, форменные штаны. Вновь включенный свет красиво и поэтично выбеливал её кожу и ещё боле оттенял, чернил кружева бюстгальтера. Ажур трусиков скрыл тигровую лилию. Спрятал источник дурманящего аромата.

«Кружево… кружево… кружево…всё». – думал Дима, испытывая эстетическое наслаждение от созерцаемого. – «Ну, и как такую не любить!? Конечно он любит её».

- Чего же это они тебя разыскивают, если тебе уже пора? – энергия момента постепенно спадала и Димкина голова постепенно прояснялась.

- Старуха бы не разрешила меняться сменами. Ты даже не знаешь, какая она у нас педантичная в плане рабочего процесса. И то, что у Луизки сегодня ночью свидание – ей вообще ровно. – голос самой Риммы так же утрачивал возбуждение и оборвавшая процесс реальность больничного бытия, возвращала ему обычную для него отрешённость и недоступность клинического профессионала.

Дмитрий подал балансирующей на жёрдочке кресла девушке форменные тенниски и принялся одеваться сам.

- Это я вашего Иванова выписываю? – спросила Римма, нагнувшись и быстро зашнуровывая обувь.

Свисающая с её шее капля крови на цепочке, искрясь, ловила отблески света.

«Как интересно, Римка тоже не спешит расставаться с внешним идентификатором». – прежде чем ответить, подумал Дима, рассматривая болтающийся на цепочке ПИСО Риммы. – «И интересно, сколько ещё нас таких осталось, кто не согласился чипизировать себя»?

- Да. Отличный старик. Я с ним даже сдружился. – улыбнулся Дима.

- Ты здесь со многими сдружился. Многозначительно хмыкнула Римма. – А старик, правда интересный. Очень много знает и всегда уверен в том, что говорит.

- Он академик… из старых будет. – кивнул головой парень.

Римма поднялась, и выпростав наружу из-под блузы коммуникатор, включила его.

- Мария Фёдоровна, я вернулась. Сейчас разберусь с выпиской.

Она отключила связь и разрезав молнией карман на плотной ткани, облегавшей небольшую, высокую грудь, вытащила оттуда пластиковый пропуск.

- В семь утра будь на месте. – в очередной раз она повторила наказ Димке и вручила ему прямоугольник пластика. – И долго не толкайся по корпусу. Выходи вместе с основным потоком. Охранник хоть и лемур сонный, наши лица не спутает.

- Благодарю. – Дмитрий задумчиво покрутил в руках пропуск с фотографией Риммы и её первичными сведениями. – Не боись, не подведу.

Римма свернула расстеленное для близости на полу одеяло, убрала его в ящик и приоткрыла скрипнувшую дверцу буфета. В зеркало на его внутренней стороне глянуло строгое, молоденькое лицо с холодными, как стальные клювы её шприцов, красивые глаза. Сама дверца скрывала небольшие залежи сахара в кубиках, печенья в пачке, чай в пакетиках и кофе в банке. Удовлетворившись предоставленным зерцалом, своим всегда безупречным по чистоте и строгости виде, она прошагала к двери, вновь выключила свет и потянула за тонкий, серебристый шнурок стали «Ю-нити». То, что в народе называли «свистулей», загорелась маленьким, но ярким огоньком красной каплей крови на игле.

ПИСО (персональный идентификатор и система оплаты) – необходимый атрибут агломерации, имел одним своим концом объёмную, тёмно-алую пластину-каплю крови с электронными контактами. Другим же концом, был обязан игловидному черешёчку-трубочке, в отверстие коего, если умело дуть, можно было извлекать свистящие, мелодичные звуки. За это его свойство, а также за то, с каким свистом уходили с него средства, ПИСО и получил такое прозвание. Свистули могли выглядеть совершенно по разному, но плоский контакт и цилиндрический штекер, должны были наличествовать обязательно. Также, внутри ПИСО обязан был находиться расчётно-идентификационный чип. Ради которого и был задуман сам ПИСО. В слоях низших сословий, этот важный инструмент городского комуницирования, носил оскорбительное название «пися», что делало использование этого слова достаточно забавным и комичным, хоть как то скрашивая убогий быт низов. Хотя, практически все эти «низы» уже прошли добровольную чипизацию, и носили РИЧ с индивидуальным номером гражданина непосредственно в своём теле.

Однако, кроме паспортной функции и извлечения означимых звуков, «свистуля» была наделена также и иными ценными, и не менее полезными функциями.

Приложив стальную каплю крови к контактам на замке, Римма открыла его и призывно обернувшись к парню, положила руку на ручку двери.

- Пора-не-пора – прочь со двора. – продекларировала она.

Одевшийся Дмитрий дошёл до порога и приостановил руку девушки. Он обнял её тонкую талию и надолго приник к её губам. Римма в растянувшемся мгновении замерла пальцем над кнопкой замка. Когда же наконец всласть нацеловавшись, она опустила холёный ноготок на клавишу дверной ручки, оба они вывалились в коридор подвала.

- Да не за мной. – зашипела Римма на двинувшегося было следом за ней Дмитрия. – Через вестибюль иди, через вестибюль.

Махнув в ответ рукой, Димка пошёл по длинному коридору, что тянулся наматывая километры от одного корпуса больничного комплекса лечебных зданий к другому. Миновав железную дверь с надписью «автоклавная», он двинулся не спеша по полутёмному тоннелю. Он шёл вдоль многочисленных дверей, грузовых открытых лифтов, тёмных ответвлений, зарешёченных подклетей, хозяйственных отнорков и прочих помещений огромного тела под именованием «Городская муниципальная больница №3»

Ему нравилась эта готика советских подземных коммуникаций. Нравились эти полутёмные, почти всегда пустые, лабиринты переходов и тоннелей. Всё это «богатство» прежней постройки, скрываясь под землёй от всевидящего ока прогресса, как мало кто на поверхности, осталось нетронутой ни пришедшей на смену прежней цивилизации, ни даже всё меняющим временем. Ветры времени всё же разрушали древо иных дверей, пески времени отшелушивали краску со стен, а варвары прошедших годов ломали механизмы и конструкции, однако, заменявшие их детали были хоть и более новые по времени, но мало чем отличались по своему виду. Ведь принесены они были с таких же древних, муниципальных подземных складов. Однако, в иных, нечастых местах прогресс дошагал и в эти недра. Редкие двери из пластикового дерева заменяли выбывших из строя времени своих древних, деревянных собратьев. И наличие этих новых дверей, всегда означало то, что помещением за ними пользуются люди. Все иные комнаты, кладовки и мастерские были пусты и покинуты. Тот же прогресс, в лице своём воплотившись в outsourcing, медленной водой неукротимого наводнения, повыгонял от сюда всех поваров, раздатчиц, техничек, слесарей, столяров, сантехников и электриков. Вымыл из бухгалтерской книги все эти должности и сократил места. И лишь стойкая команда автоклавного бастиона, дерзко сражалась против не прекращающего своё кровавое наступление аутсорсинга.

От чего оно было так? Почему, тогда, как даже хирурги и операторы на операционных станках были из числа аутсорсингеров, женщины вытравливающие грязь агломерации, отмёршие частички кожи пациентов и любые намёки на насекомых, оставались на балансе медсанчасти, было удивительной загадкой десятилетия.

Он приостановил свой шаг у полуподвального окна, что верхним краем своим выходило на улицу и проверил замки. Этот стеклянный шлюз во внешний мир, был запасным выходом в мир на тот случай, если не постоянная Римма откажет ему в карте-пропуске. Как он и рассчитывал, замок был не заперт на ключ и легко поддавался открытию. Это окно, как и все окна и двери в больничном корпусе строго запираемые на электронный ключ, Димка подстроившись под кодированную систему, взломал и получил круглосуточной доступ к свободе. Это было необходимо для того, чтоб без лишних вопросов и объяснений, минуя контроль за перемещением пациентов и надзора за предписанным режимом, попасть на готовящееся этой ночью, праздничное представление. Конечно, можно было бы выйти и просто через парадный вход… но тогда система зарегистрирует побег, доложит медкомиссии, та сочтёт лечебный процесс не полным, ему откажут в справке, лишат статуса… потом всё это дойдёт до работодателя и Димку оставят без бонусов к окладу.

В вестибюле Дмитрий остановился у больничного автоматического киоска со всем необходимым и дозволенным для приобретения пациентам. Всё представленное в нём отличалось не только трёхкратной проверкой в трёх разных инстанциях, но и трёхкратным завышением цен. Выход большинству больных за пределы стационара был воспрещён, и несчастные делали неплохой бизнес владельцу автоматических киосков. Из заботливо выбранных к продаже продуктов питания: сигарет, жвачки, презервативов, чипсов, шоколадок и продукции Kolla-gen, он выбрал большую коробку конфет и расплатившись, отправился искать редкий ныне маркер. Современное общество постепенно стало забывать всякие иные пишущие принадлежности и карандаш теперь можно было встретить исключительно в инструментарии «настоящего», не электронного и не виртуального художника. Маркер – единственное что можно было раздобыть в это время и в этом месте. Данный предмет был сыскан у девочки лет пяти, которая с увлечением занималась раскрашиванием специальными фломастерами своей одежды-раскраски. Дмитрий выбрал один из таких текстильных фломастеров, и спросил дозволения у ребёнка. Этим самым маркером, лёгким и летящим слогом была набросано небольшая гениальность в стихах. Размашистым подчерком повесы было описано восхваление всего того прекрасного, что на краткий миг открыл свет плафона очарованному взгляду сошедшего с ума от восхищения, недостойному всего увиденного, одному из тысячь поклонников небесной красоты, удивительной женственности, сладостного обаяния, источающей аромат тигровой лилии и природной сексуальности… самой лучшей мединцинской сестры планеты и вселенной…

Да, Римка, ещё знавшая алфавит и умевшая складывать из букв слова, была одной из немногих Димкиных подружек, кто мог понять и оценить его старания.

Словарь:

Invasion – проникновение.

Outsourcing (Аутсорсинг) - использование внешнего ресурса или сторонней рабочей силы.

Начало здесь Продолжение следует…

Уважаемые читатели, по нижеследующим ссылкам, вы можете задать вопрос автору, оставить отзыв на прочитанное, а также, ещё больше познакомиться с миром АгломерАд:

https://vk.com/aglomerad

https://cont.ws/jr/aglomerad

Бессмысленность украинской капитуляции

Всё больше западных аналитиков и отставных военных торопятся отметиться в качестве авторов негативных прогнозов для Украины. Неизбежность и близость украинской катастрофы настолько очев...

Рыбка почти заглотила наживку

Ин Джо ви траст Опять громкие заголовки из серии «США конфисковали российские активы, чтобы отдать их Украине». И теперь мы все умрём. Опять. Как уже много раз бывало. Во-первых, е...