В июне 1970 года в Советский Союз с официальным визитом прибыл президент Пакистана Яхья Хан. Отработав всю повестку запланированных дел, пакистанский лидер собирался домой. Провожать его отправились наши официальные лица Подгорный и Косыгин. Они втроём заняли лимузин Подгорного, а такая же машина Косыгина с одним его водителем непосредственно следовала за ними.
Кортеж отправился на аэродром в старое Шереметьево.
Увидев загородный пейзаж, президент Пакистана немного привстал на своем сиденье, окинул взглядом окружавшую местность и попросил Косыгина остановить машину, сказав, что ему нужно выйти на улицу по нужде, или, как он выразился правильно по-английски, по позыву природы. Чтобы выпустить сидевшего в центре Яхья Хана на обочину после остановки, Косыгин должен был сначала выйти из машины сам. Когда они оба оказались на улице, президент сообщил Косыгину, что он хотел бы пройти с ним вместе в кусты, так как ему нужно было с ним переговорить по одному очень важному вопросу совершенно наедине.
Отдав распоряжение представителю Девятого управления КГБ, который сидел на переднем сиденье рядом с водителем, обеспечить их уединение, Косыгин вместе с Яхья Ханом и переводчиком направился через заросли некошеной травы к начинавшимся в метрах 20-ти от дороги зарослям кустарника. Зайдя за первый ряд кустов и оглянувшись на оставшийся на дороге кортеж, Яхья Хан повернулся спиной к дороге с видом отправления естественной нужды, пригласив всех последовать его примеру, и очень сжато изложил Косыгину своё дело.
Он сказал, что поднимаемый им сейчас вопрос является самым главным из тех, которые он хотел бы обсудить с советским руководством. Сообщив, что он делает это один на один, так как не доверяет своему окружению в делегации, Яхья Хан выразил от своего имени желание Пакистана закупать у Советского Союза оружие, чтобы несколько освободиться от полной зависимости от США в этом вопросе. Он сказал при этом, что прекрасно понимает невозможность получения быстрого конкретного ответа в столь щепетильном деле и что сейчас лишь выдвигает эту просьбу на рассмотрение правительства СССР. Выслушав Яхья Хана, Косыгин сообщил президенту, что затронутое им дело действительно является очень сложным и деликатным, но что он обещает поставить его на рассмотрение Политбюро, которое уполномочено решать подобные вопросы. Он добавил, что о результате президенту будет сообщено по соответствующему каналу. На этом импровизированный саммит в подмосковных кустах был завершён, и его участники вернулись к ожидавшим машинам. Пропуская президента вперёд, Косыгин повернулся к переводчику и тихо сказал, чтобы об этом разговоре с Яхья Ханом он не упоминал и не сообщал о нём никому в МИДе.
После прибытия на аэродром, президент Пакистана и Подгорный обошли заждавшийся их под начавшимся дождём почётный караул и выслушали национальные гимны своих стран. Затем Яхья Хан и его делегация попрощались с советскими хозяевами и поднялись по трапу в самолёт, который через несколько минут направился на взлётную полосу.
«Когда пакистанцы, будучи ещё на поле аэродрома, стали направляться к своему самолёту, ко мне подошёл наш заместитель министра иностранных дел Фирюбин, курировавший страны Южной Азии, и спросил, что у нас была за остановка по дороге, и обсуждалось ли что-то достойное его внимания. Следуя указанию Косыгина, мне пришлось дать Николаю Павловичу уклончивый ответ – вспоминает Тимур Дмитричев, который был тогда переводчиком и участником саммита в придорожных кустах – Одновременно он сообщил мне, что во время переезда нашего кортежа через площадь Белорусского вокзала в шедшую за главным лимузином машину Косыгина врезался поливающий улицы грузовик. Как этот грузовик мог оказаться на площади при перекрытом движении, он не знал. Другие подробности этого происшествия ему тоже не были известны…
Несколько месяцев спустя в Восточном Пакистане началось серьёзное брожение населения под руководством Муджибура Рахмана за его отделение от западной части страны и провозглашение независимости. В результате последовавших за этим событий Яхья Хан был отстранён от власти, уступив её партии Али Бхутго, который затем потерял Восточный Пакистан, провозгласивший себя новым независимым государством под названием Бангладеш.
О Косыгине:
На одном из официальных приёмов, Косыгин вдруг обратил внимание на то, что переводчик за весь вечер ничего не выпивал, отказываясь каждый раз от предлагаемого ему официантами спиртного. «Молодой человек, это почему же вы с нами ничего не пьёте? — спросил он его. — вы что, вообще не пьёте или только с нами?» «Алексей Николаевич, — попытался оправдаться молодой человек, — но я же на работе». «Так, значит, вы на работе, а я, по-вашему, что здесь делаю? — задал он риторический вопрос и тут же обратился к стоявшему за ними официанту: — Налейте, пожалуйста, этому молодому человеку штрафной, — и, повернувшись снова к переводчику, с лукавой улыбкой добавил: — Попробуйте не выпить, ведь я ваш главный начальник». После этого они вместе подняли рюмки с душистым армянским коньяком.
О Яхья Хане:
Однажды, оставшись наедине с советским переводчиком, Яхья Хан признался, что для него огромной проблемой были его болезненно толстые ноги, что он испытывал почти непрекращающиеся боли в ногах от колен до пальцев ступней. Поскольку в свободное время президент нередко приглашал его в свою гостиную для компании, чтобы поговорить, выпить и покурить (а он много курил и выпивал несколько раз в день, начиная с подъёма утром, когда он буквально опрокидывал два небольших стакана «Black & White»), Тимур Дмитричев несколько раз был свидетелем той пытки, через которую он проходил при утреннем надевании и вечернем снятии, с помощью двух слуг, специально пошитых для него сапог. Вечерняя процедура была для Яхья Хана гораздо более болезненной, ввиду того, что его патологически толстые ноги за день распухали ещё больше, оказываясь в тисках кожаных сапог. Понаблюдав эти тяжёлые операции с сапогами несколько раз, наш переводчик однажды спросил Яхья Хана, почему он не хотел поменять их на какие-то более удобные ботинки или сапоги с молнией, что значительно облегчило бы для него прохождение ежедневного ритуала обувания и разобувания. «Вы знаете, — сказал он в ответ, — я был солдатом всю мою жизнь. Сейчас, когда я являюсь президентом моей страны, я должен носить гражданский костюм. Мои военные сапоги — это единственное, что постоянно напоминает мне, да и другим, что независимо от обстоятельств в своём сердце я остаюсь солдатом». И он продолжал стоически страдать.
По материалам книги «Курьёзы холодной войны»
___
Вестник Советской Новороссии (главная)
___
P. S: Поддержать труд журналистов сайта можно через:
- Карту Сбербанка: 4817 7601 4485 4530
___
Подписывайтесь:
___
Читайте также: Владимир Стечкин: КАК ЛЮДИ С “ХОРОШИМИ” ЛИЦАМИ РАСЧИСТИЛИ ДОРОГУ ФАШИЗМУ
Оценили 8 человек
10 кармы