Дневники упрямого олигофрена и голоса свидетелей эпохи

Дневники Николая Второго наши доморощенные монархисты давно провозгласили «фальсифицированными». Якобы, бяки-большевики, желая скомпрометировать царя, сами написали эти дневники, чтобы показать царя полным ИДИОТОМ, олигофреном, слабоумным пустым человечишкой, который погубил и страну, и себя, и семью своей глупостью, некомпетентностью и безответственностью.

Действительно, дневники состоят из однообразных записей, и в каждой царь подробно описывает, сколько он сегодня убил ворон, кошек, как рубил дрова и читал книжку, как катался на велосипеде и пил чай. Размышлял ли он о проблемах, имеющих место в стране? Не похоже. Обычно дневник нормальные люди заводят, чтобы излить на бумагу свои мысли и переживания, анализ происходящего вокруг них… но Николай, судя по дневникам, интересовался только чаем, погодой и количеством убитых кошек.

Принимал ли он хоть немного близко к сердцу серьезность положения, когда случалось что-то действительно страшное и требующее его внимания, как руководителя государства?

Что ж, посмотрим, как Николай Второй отреагировал на начало Первой мировой войны.

Дневник. «15-го июля. Вторник. Принял доклад Сухомлинова и Янушкевича. Завтракали: Елена и Вера Черногорская. В 2 1/2 принял в Больш. дворце представителей съезда военного морского духовенства с о. Шавельским во главе. Поиграл в теннис. В 5 час. поехали с дочерьми в Стрельницу к тёте Ольге и пили чай с ней и Митей. В 8 1/2 принял Сазонова, кот. сообщил, что сегодня в полдень Австрия объявила войну Сербии. Обедали: Ольга и Арсеньев (деж.). Читал и писал весь вечер».

19-го июля. Суббота.

Утром были обычные доклады. После завтрака вызвал Николашу и объявил ему о его назначении верховным главнокомандующим впредь до моего приезда в армию. Поехал с Аликс в Дивеевскую обитель. Погулял с детьми. В 6 1/2 поехали ко всенощной. По возвращении оттуда узнали, что Германия нам объявила войну. Обедали: Ольга Александровна, Дмитрий и Иоанн (деж.). Вечером приехал англ. посол Buchanan с телеграммой от Georgie. Долго составлял с ним вместе ответ. Потом видел ещё Николашу и Фредерикса. Пил чай в 12 1/4.»

Как хотите, а мне это «нравится» - Германия объявила нам войну, пойдемте обедать!

Примерно так же Николай реагирует на все события, которые должны бы вызвать крайнюю озабоченность вменяемого руководителя.

Например, во время японской войны: 14–15 (27–28) мая 1905. Цусимское сражение, гибель эскадры. Из 38 кораблей Россия теряет 35. Более 5000 человек гибнет, более 6000 попадает в плен. По сравнению с русскими, потери японцев в бою ничтожны.

Как же реагирует на это царь, который должен бы схватиться за голову, и пытаться осмыслить - какие ошибки привели его к такой катастрофе?!

Дневник. «14-го мая. Суббота. Девятая годовщина этого знаменательного для нас обоих события. В 10 час. пошли к молебну. Затем имел три доклада. Завтракал гр. Гейден (деж.). Ещё принял Лобко. Гуляли и катались в шлюпке. Погода стояла чудная, безоблачная. После чая долго занимался. Обедали в 8 ч. и покатались.

15-го мая. Воскресенье.

Утро стояло великолепное. Были у обедни и завтракали со всеми. К 2 часам приехал Сандро на своём моторе. В 2 1/4 мы сели в него и ровно через час прибыли к финскому домику за Гатчиной. Мама с другими приехала туда. Был очень хороший пикник, несмотря на тёплый дождь. К 5 час. погода поправилась. Сделал большую прогулку пешком. Обед был вкусный из приготовленных только любителями блюд. В 9 3/4 Сандро отвёз нас на Балтийский вокзал. Приехали домой к 11 час.»

Конечно, тот образ тупого безответственного идиота, которому плевать на горести и проблемы вверенной ему страны, встающий из этих записей, очень оскорбителен – и поэтому наши горе-монархисты хором орут: фальсифицировано!

Однако, какие же доказательства «фальсификации» они приводят?

А доказательства такие: поскольку Николай Второй выглядит в этих дневниковых записях полным кретином, то такого не может быть, потому что не может быть никогда! Ведь в светлых мриях любого упоротого монархиста Николай Второй выглядит великим-превеликим, мудрым-премудрым, а эти дневники разрушают его светлый образ – натуРРРально, это фальсификат. То есть доказательства – на уровне детского садика.

"Светлый образ" Николая Второго? Ну что ж! Давайте разберемся, насколько "светлым" был его образ на самом деле!

Ладно: гадким большевикам нельзя верить, так как они, разумеется, "были заинтересованы в том, чтобы опорочить светлый образ императора" – но давайте дадим слово людям, которые к большевикам никакого отношения не имели от слова совсем. Каким они видели Николая?

Начнем со Льва Толстого. Именно он написал малоизвестную ныне, но очень интересную статью под названием «Бессмысленные мечтания», в которой Николай предстает перед нами ТОЧНО ТАКИМ ЖЕ ТУПЫМ ИДИОТОМ, каким он выглядит в своих дневниках. И уж эту статью никак фальсифицированной не объявить!

« 17 января нынешнего 1895 г. русские представители дворянства и земства всех 70 с чем-то губерний и областей России собрались в Петербурге для поздравления нового, вступившего на место своего умершего отца, молодого русского императора.

За несколько месяцев до выезда представителей во всех губерниях России в продолжение нескольких месяцев шли усиленные работы приготовлений для этого поздравления: собирались экстренные собрания, предлагали, избирали, интриговали; придумывали форму верноподданнических адресов, спорили, придумывали подарки для подношения, опять спорили, собирали деньги, заказывали, избирали счастливцев, которые должны были ехать и иметь счастье лично передать адресы и подарки; и, наконец, люди ехали иногда по несколько тысяч верст со всех концов России с подарками, новыми мундирами, заготовленными речами и радостными ожиданиями увидать царя, царицу и говорить с ними.

И вот все приехали, собрались, доложились, явились к министрам тому и другому, подверглись всем мытарствам, через которые проводили их, наконец дождались торжественного дня и явились во дворец со своими подарками. Разные курьеры, гофмейстеры, фурьеры, церемониймейстеры, камер-лакеи, адъютанты и т.п. захватили их, водили, проводили, устанавливали, и, наконец, наступила торжественная минута, и все эти сотни, большей частью старые, семейные, седые, почитаемые в своей среде люди замерли в ожидании.

И вот отворилась дверь, вошел маленький, молодой человек в мундире и начал говорить, глядя в шапку, которую он держал перед собой и в которой у него была написана та речь, которую он хотел сказать. Речь заключалась в следующем.

"Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявления верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих каждому русскому. Но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Путь все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель". Когда молодой царь дошел до того места речи, в котором он хотел выразить мысль о том, что он желает делать все по-своему и не хочет, чтобы никто не только не руководил им, но даже не давал советов, чувствуя, вероятно, в глубине души, что и мысль эта дурная и что форма, в которой она выражена, неприлична, он смешался и, чтобы скрыть свой конфуз, стал кричать визгливым, озлобленным голосом.

Что же такое было? За что такое оскорбление всех этих добродушных людей?

А было то, что в нескольких губерниях… земцы в своих адресах… намекали что хорошо бы земству быть тем, чем оно по своему смыслу должно быть и для чего оно было учреждено, т.е. чтобы иметь право доводить до сведения царя о своих нуждах. На эти-то намеки старых, умных, опытных людей, желавших сделать для царя возможным какое-нибудь разумное управление государством, потому что, не зная, как живут люди, что им нужно, нельзя управлять людьми, -- на эти-то слова молодой царь, ничего не понимающий ни в управлении, ни в жизни, ответил, что это -- бессмысленные мечтания.

Когда речь кончилась, наступило молчание. Но придворные прервали его криками "ура", и почти все присутствующие закричали тоже "ура".

И что? Выглядит ли Николай Второй после этого мудрым правителем? Что мешало ему просто поговорить с людьми, которые пришли к нему на поклон, о их нуждах и проблемах? Путин вон постоянно проводит селекторные совещания с регионами. Потому что нормальному управленцу надо знать, что же происходит в стране!

Но Николай не желал знать, что за проблемы мучают людей, которые пришли к нему на поклон со своей болью и надеждами. Он их просто оскорбил и пнул, как сказали бы сегодня. Что мешало ему, хоть ради вежливости, их выслушать?

« Неприличное поведение молодого царя, - пишет в черновике статьи Толстой, - перед представителями было так необычно, так вне всяких не только придворных приемов, но и всяких простых человеческих приемов порядочности и учтивости, что тотчас же после этого дня стало сильнее и сильнее распространяться в обществе всеобщее недовольство и неодобрение поступка царя.»

Кстати, о «неприличном поведении» царя говорить можно много и долго.

Ибо никаких понятий о приличиях у него, очевидно, не было вообще. И царствование его началось с поведения вызывающе неприличного с точки зрения любого русского человека. А именно:

То есть, даже обычного срока траура, 40 дней, Николай не пожелал выдержать! Что за причина для такого грубого оскорбления памяти покойного отца? Последний мужик, обыватель, выдержал бы для приличия хоть сорок дней – срок, который выдерживают после смерти даже не слишком уважаемого родственника, и уж точно хотя бы год следовало его соблюдать из уважения к памяти родителя уважаемого и любимого! Но нет – прошла только неделя после похорон – и Николай, презрев все приличия, поскакал к венцу – терпежу нет, трахацца охота!

А что скажет общество? О, на это царю было наплевать точно так же, как и в случае с земцами. Меж тем, оскорбление памяти отца отозвалось в народе очень болезненно. Вывод в народе был сделан моментальный. И отчасти пророческий: «Немка эта, почитай, на гробу к нам въехала, принесёт несчастье».

Думал ли Николай, что репрезентация власти, общественное мнение имеют какое-то значение? Да куда там…

Но как же так? Разве его не учили тому, как дОлжно себя вести императору? Предоставим слово учителю Николая Второго, К.П.Победоносцеву, который уж точно в связях с большевиками не был замечен – он был Обер-Прокурором Синода и самым отъявленным реакционером своего времени.

Когда Победоносцев пытался, по его словам, объяснить наследнику, как функционирует государство, «тот с великим тщанием начинал ковырять в носу».

Кстати, история с оскорбленными земцами не напоминает ли вам повторившуюся – уже в виде трагедии – историю с Кровавым Воскресеньем?

То же самое: мирная демонстрация несет царю петицию, в которой умоляет царя прислушаться к нуждам народа. Демонстрацию расстреливают…

Но, может, хотя бы просьбы людей, равных ему по рангу, представителей его собственной семьи, способны пробить толщу тупого безразличия Николая к реальной жизни?

Вот воспоминания Н.Палей, морганатической супруги великого князя Павла, дяди императора, о том, как Павел, от имени всей царской семьи, умолял принять меры по поводу отчаянного положения на фронте:

«Семейный совет состоялся у великого князя Андрея … Всем собранием постановили, что великий князь Павел, как старший в семье и самый любимый Государев родич, примет огонь на себя. Поговорит с Государем от имени всех. Но я видела, как Павлу не по себе. Он прекрасно понимал, что дело это тяжкое и неблагодарное, а надежды убедить Государя – ни малейшей. И все-таки 3 декабря 1916 года, как только Царская семья вернулась из Могилева, он попросил аудиенции и был принят в тот же день, за чаем…

Во дворце, сразу после чая, Павел стал описывать венценосному племяннику и его супруге-императрице весь ужас нынешней ситуации. Рассказал он о немецкой пропаганде: немцы наглеют день ото дня, их стараниями наша армия разлагается, и в войсках, что ни день, выявляют саботажников и бунтовщиков, порой из офицеров. Описал брожение умов в Петрограде и Москве: крики все громче и ругань все злей. Упомянул о неудовольствие народа: уже многие месяцы за хлебом очереди, цены на него выросли втрое…

И сказал он, что от имени всей семьи имеет честь просить Государя дать стране конституцию, “пока не поздно”! Вот, мол, случай доказать, что Государь живет душа в душу с народом.

– Да, – повторил великий князь, загораясь, – именно случай. Через три дня – шестое декабря, твои именины. Объяви, что конституция дана и что Штюрмер с Протопоповым в отставке. Увидишь, как народ будет ликовать и благодарить тебя.

Государь задумался. Устало стряхнул пепел с папиросы. Но вот Государыня недовольно покачала головой, и он сказал:

– То, о чем ты просишь, невозможно. В день коронации я присягал самодержавию. И присягу должен, не нарушив, передать сыну.

Вопрос закрыт. Продолжать уговоры бесполезно. Великий князь заговорил о другом.

– Хорошо. Не можешь дать конституцию, дай на худой конец министерство доверия, потому что, повторяю, Протопопова и Штюрмера ненавидят все.

Собравшись с духом, великий князь объяснял, что ненавистны всем эти деятели еще и как распутинские протеже. И тут же сказал, что, по общему мнению, все зло – от старца. Государь молча курил, не отвечая.

Ответила императрица. Говорила она с волнением и то и дело хваталась за сердце как сердечница. Распутина, сказала она, оболгали. Распутину завидуют. Кое-кто очень хочет быть на его месте. А старец – наш лучший друг и молится за нас и детей. А Протопоповым и Штюрмером мы довольны. И жертвовать ими в угоду двум-трем недовольным даже и не подумаем.

В общем, великий князь был разбит на всех фронтах. На все, о чем просил, получил отказ». (Палей О. Воспоминания о России. М., 2005. С. 12–14)

Что же мы видим? Точно то же самое, что и в случае с земцами, что и в случае с демонстрацией простых людей в Кровавое воскресенье  : тупое нежелание Николая хоть что-то понять и принять к сведению.

А окружение царя? О, о нем надо говорить отдельно. Чего стоил один министр военных дел Сухомлинов, который позволял австрийскому консулу оплачивать разорительные туалеты его супруги - о, не за просто так, разумеется! - и которого, как полного предателя Родины, иначе охарактеризовать невозможно. Когда его, наконец, арестовали и отдали под суд, царский следователь Орлов описывал его деяния:

«Через несколько месяцев после начала войны к Сухомлинову зашел двоюродный брат его жены инженер Николай Гошкевич.

— Дорогой кузен, — сказал посетитель, — война скоро закончится, и я хотел бы подготовить мемуары о вас … Только мне, разумеется, необходимы соответствующие документы, и прежде всего секретный меморандум, в котором содержатся сведения о стратегии, численности войск, вооружении и продовольственном снабжении. Это документ огромной исторической важности, ведь существует только три рукописных экземпляра: у самого государя и у вас.

Сухомлинов без колебаний передал ему этот документ.»

(Владимир Орлов "Двойной агент. Записки русского контрразведчика")

Гошкевич был немецким шпионом, и все сведения, изложенные в меморандуме, разумеется, через пару дней уже лежали на столе в немецком Генштабе. Хорош главнокомандующий? Но еще раньше, по поводу «художеств» Сухомлинова, по поводу его распутного образа жизни, казнокрадства и прочих безобразий обращались к царю с просьбой принять меры, то… как вы думаете, чем кончалось? Тем же, чем и всегда… Тупым нежеланием царя хоть в чем-то разобраться и хоть что-то изменить….

И после всего этого кто-то еще говорит о «фальсификации дневников», ибо они порочат светлый образ государя?

Мне кажется, есть веские основания считать эти дневники подлинными только потому, что образ тупого, трусливого, безответственного мерзавца, возникающий у каждого, кто читает эти дневники - совершенно совпадает с образом тупого, трусливого, безответственного мерзавца, который возникает из чтения показаний свидетелей эпохи. Этих свидетельств гораздо больше, чем приведено - но удивительно, как мнения людей разных сословий и убеждений совпадают в одном: более ничтожной и пустой личности на троне Российской империи еще не бывало.