Встреча№4 (8 апреля 1943 г.)
Лебо: можно ли работать в турецкой бане и что лучше всего там делать?
Гурджиев: «Хаммам» - отличное место для Работы, если вы можете там работать. (Особенно если вы в самой горячей комнате или в руках массажиста). Вспоминайте себя без устали. Даже делайте упражнения. (Траколь говорит, что в этом случае он особенно боится воображения в работе. Гурджиев: отвечает, что даже в этом случае это не очень опасно, так как время, проводимое там, невелико).
Чтобы быть способными работать там, дайте себе слово, прежде чем идти туда. Думайте, когда находитесь там. Поставьте себе задачу, потому что начать трудно; тем не менее, если вы преуспеете, вы сможете провести там отличную работу. Чувственность возрастает, вы полностью погружаетесь в комфортные телесные ощущения, и работа становится трудной.
Филипп: Как понять слова: «Пожертвуй твоим страданием?»
Гурджиев: (- Прежде всего – откуда эти слова? - Из беседы с Вами.) Жертвуйте своим страданием для ближнего, вашим намеренным страданием, не для себя, а для других. (Это правило было частью клятвы, произносившейся медиками, когда они были астрологами: давным-давно они клялись жертвовать своим сном, своей усталостью, своим страданием ради других).
Филипп: Почему большая часть человеческого страдания вращается вокруг любви и вещей, связанных с полом?
Гурджиев: Почему возник такой вопрос? Он не касается лично вас. Задайте его по-другому.
Филипп: Почему большая часть ассоциаций, мешающих Работе, - сексуальные ассоциации?
Гурджиев: Этот вопрос субъективен. Это не у всех так. Это аномалия, которая является результатом детской мастурбации.
Но в чем здесь связь со страданием? Ни следа страдания здесь нет.
Каждый человек имеет в себе три вида экскрементов, которые вырабатываются и должны быть выделены вовне. Первый вид – результат обычного питания и выделяется естественным образом, и это должно происходить каждый день, иначе последуют всевозможные болезни. (Врач хорошо это знает). По той же причине, по которой вы идете в уборную для этой процедуры, вы должны «пойти в уборную» для второго вида выделений, которые выделяются посредством половой функции.
Это необходимо для здоровья и поддержания равновесия в организме; и определенно это необходимо для одних делать ежедневно, для других – каждую неделю, для третьих – каждый месяц или каждые шесть месяцев. Это субъективно. Для этого вы должны найти подходящую уборную. Такую, которая хороша для вас. Третий вид выделений формируется в голове. Это мусор от пищи впечатлений, и эти выделения накапливаются в голове. (Врачи игнорируют их, как игнорируют важную роль аппендикса в пищеварении, и отвергают его как ненужный).
Не нужно смешивать половой акт с чувством. Иногда допускать их соединения ненормально. Половой акт – это функция. Человек может рассматривать его как что-то внешнее по отношению к нему, в то время как любовь – это внутреннее. Любовь – это любовь. У нее нет нужды в сексе. Она может быть по отношению к лицу того же пола, даже к животному, и сексуальная функция сюда не примешивается. Иногда это нормально – объединить их, это соответствует одному из аспектов любви. Так любить проще. Но в то же время тогда трудно оставаться беспристрастным, как того требует любовь.
Так что если кто-то воспринимает сексуальную функцию как необходимую с медицинской точки зрения, зачем ему любить лекарство, лечебную процедуру? Половой акт первоначально использовался только в целях воспроизводства вида, но мало-помалу люди сделали его средством получать удовольствие. Это должно было бы быть священным актом. Нужно знать, что божественное Семя имеет другую функцию – построение второго тела в нас; отсюда фраза: «Счастлив, кто понимает функцию “экзиоэгари” в трансформации бытия. Несчастен, кто использует его только одним способом».
Абулькер: Почему религии запрещают половой акт?
Гурджиев: Потому что первоначально было известно, как использовать эту субстанцию, отсюда воздержание монахов. Теперь мы потеряли это знание, и остается только запрет, который притягивает к монахам множество специфических нарушений и болезней. Посмотрите на священников, которые или «толстые как свиньи» (над ними довлеют мысли о еде), или «тощие как дьявол» (и у них внутри мало любви к ближнему). Толстые менее опасны и более мягки нравом.
Участник беседы:
Вы предлагали мне читать, собирать информацию… но с чего начать? Должен ли я сначала работать над чем-то одним, потом – над другим
Гурджиев: Важно собирать душу вещей, дух, а не форму. Забудьте слова и детали; они ничего не значат; но собирайте в себе сущность, то, что лежит позади. Вот это вы должны скапливать в себе. Вот это, откладываясь в вас, мало-помалу начнет создавать субъективное понимание, которое будет воистину вашим собственным.
[К другому ученику] Например, во всем вами сейчас записываемом, во всех словах нет ничего полезного, нет ни малейшей ценности. Может быть, единственный маленький проблеск бриллианта в том, что вы должны искать, собирать и накапливать внутри себя.
Участник: Я не знаю, что самое важное в работе над собой, во что мне вложить усилия.
Гурджиев: Раз вы ходите сюда, вы должны были не раз слышать: нам нужно приобрести «Я». В настоящее время внутри вас все меняется, все в состоянии нестабильности, непрочности. Вы повозка, пассажиры которой часто меняются. Вам нужно приобрести неизменное «Я». Вот самое важное дело, к которому следует приложить все усилия.
Участник: Познакомившись с вами, я испытал много переживаний. Сейчас я ненавижу эти переживания. Я хотел бы испытать одно истинное переживание. Я говорю так, потому что чувствую, что приблизился к нему.
Гурджиев: Сейчас я должен признать, что вы становитесь мне товарищем. До сих пор внутренне я был равнодушен к вам. Внешне я вел себя так и эдак, внутренне же был безразличен. Во-первых, станьте моим «товарищем», и позже, много позже, сможете стать мне «братом». Сейчас я говорю «товарищ», но не «брат».
Участник: Несколько дней назад, вспоминая себя, чтобы принять важное для меня решение, я внезапно ощутил нереальность своей жизни и в то же самое время нереальность моих «лучших мгновений». Я по-прежнему чувствовал, что мне удалось получить [от жизни] вот это и вот то, но одновременно сознавал, что все это посредственные вещи.
Тогда же я обнаружил, что время больше не существует для моей памяти, события детства были равны событиям более позднего времени. И я вновь испытал то же ощущение.
Гурджиев: Внутренне вы выросли, но развитое вами слишком слабо. Нужно питать это с помощью и внешних, и внутренних веществ. У вас есть внутренний материал, вещество информации. В зависимости от того, стало ли формирующееся в вас нечто «тяжелее» или «легче», оно входит и выходит из вас, оно поднимается или оседает в соответствии со своим весом.
Может быть, только тот может назваться настоящим моим учеником, кто, говоря «я есть», ощущает отзвук всегда в одном и том же месте внутри себя – тот, кто чувствует себя в эти моменты неизменным.
Участник: Я хотел бы знать: то, что я иногда чувствую во время работы, эта любовь, которую я хотел бы сделать сутью сути моей, и которая приходит, как мне кажется, не от работы и не в результате моих усилий… должен ли я отбросить её, не верить в эти чувства и продолжать двигаться строго по предписанному Гурджиев: Гурджиевым методу работы?
Гурджиев:Да, вы должны делать то, что я говорил вам, и ничего больше. Вы еще не прибыли в то место, в котором сможете прислушиваться к таким вещам. Все это лишь искушения на вашем пути. Отбрасывайте их и точно исполняйте работу.
Участник: Я чувствую, что должен вовлечь в свою работу, в свою задачу одного близкого мне человека… но трудность в том, что, как мне кажется, его слабости близки к моим, и его слабость будет усиливать мою, и наоборот. Не знаю, как мне защищаться от этого и какой линии держаться.
Гурджиев: Вы не должны обращать внимания на внешнее. Это внешнее. Знайте только свое задание и внутренне исполняйте его. Другой, сознателен он или нет, должен играть свою роль, действует в соответствии со своим характером. Вы не знаете его, вы не знаете, каков он, будь это хоть Моисей, хоть обычный человек.
И это не важно. Что важно – так это внутренняя задача.
Соланж: Я часто обманываюсь в суждениях о других людях. Мне это не нравится. Я предполагаю у людей такие качества, каких у них не оказывается; это я вижу поздно, когда хорошо знакомлюсь с ними. Я не знаю, как выявить притворство и обнаруживаю его слишком поздно. Я хотел бы найти средство понимания людей, определения, кто полезен мне и кто бесполезен.
Гурджиев: Вы не сможете; сначала учитесь видеть реальность. А пока внешне играйте свою роль. А внутренне изучайте свою ничтожность. Вы ничего не можете. Если вы привыкли делать дело так, постарайтесь делать иным способом. Говорите «Добрый день» как обычно говорили. Но в то же время работайте над тем, что мы делаем здесь, и вы сможете понимать людей. Сейчас все они похожи на вас. Работайте, чтобы не быть пустым местом. Все делайте так, как обыкновенно делали. Но вы должны играть роль без участия, внутренне не отождествляясь; и помните, что ваша ценность равна нулю. Работайте, работайте и снова работайте, чтобы превратиться из ничтожества во что-то определенное.
Воспитание создает маску. Когда вы смотрите на людей, вы верите в их маски. А потом маска падает и вы видите, что они из такого же дерьма, как и вы сам. Не важно, кого вы видите – это маска. Если вы вглядитесь подольше, беспристрастно и внимательно, вы обнаружите, что он не всегда способен носить маску; и в эти моменты дерьмо выглядывает наружу, такое же, как и в вас. Он – ничто, и вы – ничто, даже если он полковник, сенатор или миллионер. Это только результат комбинации жизненных обстоятельств. Его дед быт таким отец – сяким, а он унаследовал им. Однако сам он – ничтожество.
Только тот не является ничтожеством, кто осознал свое ничтожество и работает над собой, изменяя это. Это человек иного качества: «дерьмо с оттенком роз». Он все еще дерьмо, но с иным запахом.
Работайте, пустите все в работу, и будьте уверены – те, что не работают, такое же ничто, как вы. Вы ничто, но и он ничто. Он генерал, полковник, все это внешнее: это ничего не стоит.
В жизни все случайно – профессия, социальное положение, все обязательства; будь вы хоть мэр, хоть постовой. Жизнь создает все эти ненормальности. Внутри же всё одного сорта. Внешнее не меняет внутреннего. Только сознательная работа способна менять внутреннее – сознательный труд и намеренное страдание.
Симон: Я уже давно замечаю, в связи с разными обстоятельствами, что внутренний голос говорит мне, что делать. Я ощущаю его, я слышу, что он говорит, но не делаю того, что он советует. Я поступал наперекор и убеждался, что внутренний голос всегда был прав. Я хочу узнать, надо ли игнорировать его или, напротив, поступать по его указаниям?
Гурджиев: Ничего этого не делайте. Купите блокнотик, делайте записи. Просто пишите, но не выполняйте. Это голос вашего инстинкта, иногда инстинкт приходит с сознательностью, но редко. Может быть, окажется, что у вас точный инстинкт. Изучение записей покажет это. Ну, мы определили вам одно упражнение. Больше ничего с этим не делайте.
Симон: Но чтобы изучать, я должен буду делать что-то в действительности!
Гурджиев: Делайте заметки. Потом побеседуем. Может быть, это самовнушение, фантазия, идиотизм. Когда будут результаты, я скажу с математической точностью. Иногда инстинкт – вещь очень независимая. Но как у вас, я не знаю. Потом скажу. До этого делайте все, как обычно делаете, до полного выяснения.
Симон: Потом мне лучше будет выполнять то, что голос скажет мне.
Гурджиев: Посмотрим. Вы так считаете, но может оказаться наоборот. Может быть, это психопатическое. Я не желаю верить ничему, кроме фактов, статистически зафиксированных. Вы говорите субъективно. Объективных обстоятельств я не знаю.
Люк: Я стараюсь переживать чувство собственной ничтожности и сознательного страдания как можно чаще. Но я замечаю, что это парализует при необходимости действовать. Видишь тщетность всякого действия и дела. Если раньше я прилагал усилия к выполнению заданного дела, сейчас я вынужден еще носить стальной воротник этой самой ничтожности. Усилия удвоены. Что делать, чтобы ощущение нуля не парализовало, не мешало продолжать внешнюю жизнь?
Гурджиев: Делайте то, что я вам говорил. Работать нужно только треть времени бодрствования. Определите для работы особое время. Не смешивайте, установите график: завтра с 10 до 11 обычная жизнь. Работу и идеи в это время шлите к чертям.
Люк: Больше невозможно избавиться от ощущения ничтожности.
Гурджиев: Оставьте ваше новое состояние. Поступайте так, как раньше, когда вы еще не работали. Не следует смешивать эти дела. Не используйте результаты внутренней работы для внешней жизни. Не сейчас. Вы в школе, как дети. Это не ради заработка, не ради жизни. Помните великую тайну, но не пользуйтесь ею. Это одно, жизнь – совсем другое. В среду, пятницу, субботу поступайте так, шлите к чертям все иные мысли; если вы смешаете их, одно станет помехой другому.
Люк: Ощущение ничтожности, само по себе приходящее, действительно стало автоматическим и потому вредным.
Гурджиев: Во время, назначенное для работы, живо критикуйте свои действия. В другое время – все к чертям. Это психопатология.
Гурджиев: к Анси: Я никогда не слышу вашего голоса. Я слышу его в жизни, но не здесь, в нашем круге. Вы что-то можете сказать мне?
Анси: Я недостаточно работал, чтобы задавать вопросы.
Гурджиев: Откуда вы знаете?
Анси: Потому что я не решаюсь.
Гурджиев: Тогда у вас должны быть вопросы.
Анси: Не сегодня.
Гурджиев: Ну, тогда вчера.
(Мадам де Зальцманн рассказывает Гурджиеву, какие вопросы Анси задает ей)
Гурджиев: Работающий становится актером, настоящим актером своей жизни. Быть актером – значит играть роль. Жизнь есть театр, в котором каждый играет свою роль. Каждый день она меняется. Сегодня одна роль, завтра другая. Только тот хороший актер, кто помнит себя и играет роль осознанно, какова бы она не была.
Анси: Но откуда он узнает, какую роль играть?
Гурджиев: Вы говорили с Бусик – вы знаете, кто она, как с ней обходиться, что ей нравится. Тогда действуйте смело. Внутри она для меня ничто, она для меня дерьмо. Ей нравится, когда мужчины целуют ей руку – я целую, потому что ей это нравится. Внутренне я хотел бы оскорбить ее, но я не поступаю так. Я играю роль. И тогда она становится моей рабыней. Внутренне я на нее не реагирую.
Анси: Я не преуспел в добром отношении к окружающим.
Гурджиев: Может быть, вы все еще не свободны.
Анси: Я эгоистически хочу из каждого извлечь какую – то пользу для себя.
Гурджиев: Вы должны работать. Убивайте псов в себе. Вы играете роль только теоретически, но очень быстро забываетесь и возвращаетесь к ничтожеству. Ваша задача – помнить дольше.
Др Абулькер: Зачем иметь рабов?
Гурджиев: В жизни, если у вас нет рабов, вы станете рабом для кого-то.
Др Абулькер: Разве нельзя быть равными?
Гурджиев: Никогда. Как это возможно? У вас четыре глаза, у меня два. Уже различие. Ваш отец любил вашу мать, ложась слева, а мой отец любил мою мать, ложась справа: потому я такой, а вы – другой. Для меня один закон, для вас иной. У процветающего человека все кругом – рабы. Вы сказали, что работа вас изменила. Благодаря работе вы больше не дерьмо, благодаря сознательной работе и намеренному страданию. Объективно вы заслужили это.
Д-р. Бе.: На сегодняшний момент псы вынуждают нас использовать ближнего ради собственного кошелька…
Гурджиев: Тогда вы имеете отличные условия для погружения в работу. Сейчас вы обычный человек; через работу вы пытаетесь стать человеком высшего типа. После вы, возможно, станете совершенным человеком, реальным человеком. Как только вы почувствуете своих псов, сражайтесь с ними; этот конфликт необходим вам, чтобы стать реальным человеком. Это хорошая почва для работы. Но еще больше в вас таких псов, которых вы не видите.
Д-р. Бе.: Но разве не следует отказаться от эгоистического использования своей силы ради господства над другими?
Гурджиев: Сейчас вы делаете это бессознательно; пытайтесь делать это сознательно. Тогда это будет хорошо, для них и для вас. Нет другой справедливости.
Оценили 0 человек
0 кармы