Юлиус Эвола - Столыпин - воин Традиции, павший жертвой жидаев! Израиль, как известно, не прощает: "кто идет против Израиля не будет знать ни мира, ни сна"!

Перевод — Роман

Специалисты по новейшей истории Европы одержимы странной манией считать большевизм более или менее явлением в себе, не только в том смысле, что они игнорируют непосредственные идеологические антецеденты, такие, как Первый и Второй Интернационал, но прежде всего в том, что они не понимают те исторические и социальные условия, которые и сделали революцию в России возможной; и, кроме того, потому что они не исследовали те тайные влияния и "скрытые силы", которые взращивали проекты подрывного меньшинства, предоставляя ему комбинации определенных обстоятельств.

Мы не будем останавливаться на этом последнем пункте, так как не хотим повторять вещи, известные внимательным читателям "Vita Italiana", такие, как совместные секретные кампании против Царской России, которые проводились иудео-американской финансовой верхушкой и некоторыми тайными английскими кругами, связанными с Intelligence Service; дотации, направленные большевикам консорциумом Schiff-Warburg через Троцкого; влияние, которое смогли оказать на некоторые германские круги, используя их близорукий макиавеллизм, скрытые представители международной субверсии, такие, как известный Parvus Helphand (Goldfandt) и "случайные" банкротства в нужное время различных поставщиков военной техники и снаряжения, также внесшие свой вклад в дезорганизацию Русской армии.

Напротив, мы должны обратить внимание на причины русской революции, подготовившие почву, принявшую в себя и взрастившую злые семена коммунизма. В этом ракурсе мы вспомним почти забытого русского политического деятеля, который, если бы еврейская пуля преждевременно не прервала его жизнь, несомненно, смог бы направить историю своей страны в ином направлении и не позволил бы революции ее уничтожить. Мы говорим о Столыпине, премьер-министре России с июня 1906 по сентябрь 1911, получившем от Николая II почти диктаторские полномочия. Граф Малинский в своем недавнем труде показал значение Столыпина для своего времени, создав настолько ясный синтез прецедентов русской революции, что, полагаю, стоит более подробно остановиться на основных его моментах.

Фактически, два события решили судьбу Русской династии и Империи. Первая — отмена крепостного права Александром II; вторая — индустриализация империи Александром III.

До Александра II, общественный строй России был более или менее средневековым. Земля принадлежала главным образом благородным богатым буржуазным семьям и крупным землевладельцам, от которых крестьяне, жившие в этих землях, полностью зависели. Александр II "освободив" этот сельский элемент, то есть оторвав их от земли, превратил их в толпы внеклассовых кочевников [досл. nomadic outcasts]. Большинство земель было предоставлено в распоряжение "сельским общинам" — MIR — управляемым коллективно: эти земли не принадлежали никому, крестьяне стали наемными рабочими и, по сути, эксплуатировались более, а оплачивались менее, нежели чем при прежнем режиме. Прежний режим, по крайней мере, привязывал крестьянина к земле своего хозяина; он знал на кого он работает и часто гордился этим. Став "свободным", на самом деле, он стал пролетарием, чисто автоматическим рабочим инструментом. Именно это стало реальным результатом "благородных и щедрых либеральных идей" Александра II, приветствовавшихся восторженными аплодисментами европейской демократической печати того времени.

Ситуация стала еще хуже при Александре III. Именно этот правитель предпринял искусственную и развращающую индустриализацию России. Вместо естественного использования, имеющиеся природные ресурсы были предоставлены иностранному капиталу, порождая тем самым способ производства, приносящий прибыль исключительно капиталу и обогащающий новый класс спекулянтов, все больше и больше нагнетая пролетарское недовольство.

Нужно признать, что Царский режим не желал достичь такого результата, но его к нему подтолкнули. Эта индустриализация России, ставшая фатальной для предыдущего патриархального строя и разрушившая мораль высших классов, в которых золото потихоньку вытеснило все настоящие привилегии, была продиктована политическими факторами. Капитал был предоставлен в основном Францией с целью усиления России, превращения её в своего союзника в возможной войне с Германией и реванша, которого Франция ждала с нетерпением. Зависевшая исключительно от иностранного капитала, индустрия лишила людей естественной основы — земли, дававшей возможность прожить без всяких посредников и спекулянтов. В результате те, кто работал, имели гораздо меньше средств к существованию чем те, кто давал им работу. Отношения между людьми изменились. 

Старые органичные и духовные отношения были заменены отношениями, основанными полностью на деньгах, которые, в конечном счете, редуцировались до уровня противостояния сытых и голодных. Обстановка в России достигла такой степени материалистической деградации, что была готова принять разрушительную марксистскую идеологию и классовую войну. Россия одна из тех редких стран, где события развиваются столь стремительно; русский крестьянин, как и Россия вообще, не знает средних путей и разумных компромиссов и бросается из одной крайности в другую. Освобожденный от патриархальной системы сурового и слепого повиновения, он может стать ярым анархистом.

Таким образом, революционное движение начало появляться в России не спонтанно, а в связи с действием подрывного ядра. Вспомним еще о трагических событиях 1905 и 1906, но тогда это явление было очень ограниченным. Результаты вековых патриархальных традиций не могли исчезнуть сиюминутно и большая часть русского народа в злобе на то, во что их пыталась заставить поверить международная пресса, в злобе на их декларирование социального угнетения все еще сохраняла иммунитет против вируса, распространяемого бандой дьявольских революционеров.

Опасность еще можно было предотвратить и, казалось, Столыпин был послан Провидения для спасения России. Назначенный губернатором провинции, в которой крестьянские мятежи бушевали особенно сильно, он проявил такие свои качества, которые не могли остаться незамеченными и, после роспуска Думы, он был назначен премьер-министром. Столыпин ставил своей задачей раскрытие истинных причин революционных явлений и искоренение их не репрессивными, а здравыми конструктивными мерами.

Поэтому, в анализе ситуации он не полагался на лживые публикации и демагогическую клевету, расписывающую "страдания народа, жаждущего свободы"; он получал информацию непосредственно от народа, который был для него не "Мифом с большой буквы М", а реальными людьми. От простых людей, которые были близки ему с самого детства, он всегда и всюду слышал одни и те же слова. Вот что говорила на этот счет дочь Столыпина, Александра: "Это правда — сказали крестьяне — от грабежа и разрухи никому нет никакой пользы".

 На вопрос моего отца зачем же они тогда так поступают, один из крестьян, под одобрение остальных сказал: "Все, чего я хочу — документ от правительства, который даст мне и моей семье кусок земли. Я могу выплачивать понемногу — слава Богу, руки есть; но, если все будет так, как сейчас — какой смысл работать? Мы любим землю и готовы работать на ней так, как это только возможно, но у нас забирают то, во что мы вложили всю свою душу и сердце и на следующий год община посылает нас работать куда-нибудь ещё. То, что я говорю, Ваше превосходительство, это правда и с этим согласны все. Что проку от нашего старания?".

Александра Столыпина добавляет: "Мой отец слушал все эти речи с бесконечным сожалением. Он часто говорил, что несчастная Россия становится сырьевым придатком. Мысленно он представлял себе цветущие фермы соседней Германии, где спокойствие и стабильность позволяют собирать на несравненно меньших территориях большие урожаи и увеличивать благосостояние, передающееся от отца к сыну. Он обращал свое внимание на Урал, где необработанная целина и все сокровища богатой природы спали вечным сном".

Малинский говорил, что эти слова в полной мере отражают причины российского бедствия. Именно порожденная нищетой озлобленность стала основой революционного движения. Это причина вообще всех революций; даже религиозные революции не составляют исключения, т.к. повод веры является не зажигательной смесью, а лишь фитилем. Первопричинами нарастающего волнения в России стали безнадежное положение масс, которые жили сельским хозяйством, не знавших теперь где приложить свои руки, "эмансипация" низших сословий и превращение людей в винтики безликой индустриальной машины, не торопящейся повышать оплату, остававшуюся на докапиталистическом уровне, что приводило к баснословным прибылям и образованию новых состояний.

Столыпин был единственным, кто ясно видел истинные причины происходящего и он нашел средство против них. Благородного происхождения и воспитания он взялся за немыслимую и парадоксальную задачу — создание из хорошо известного и понятного феодализма "решительно революционного принципа", способного победить как капитализм, так и социализм. Для этого им была создана реформа русских дел, которой он посвятил все свои силы.

9-ого ноября 1906, он представил и настоял на ратификации нового Земельного права, которое открыло частную собственность на землю. На основании этого Закона, каждый крестьянин мог оставить Коммуну и приобрести участок земли в кредит или за ту сумму, которой он обладал, а государственная казна брала на себя выплату разницы. Некоторые из этих земель принадлежали государству, другие были выкуплены государством ниже себестоимости у тех, кто желал ее продать. В результате этого закона, полмиллиона глав семейств приобрели почти четыре миллиона гектаров земли.

Это был первый пункт программы Столыпина. Это была, образно говоря, первая неотложная мера, призванная затормозить растущее революционное волнение и обеспечить стабильность, необходимую для второй фазы плана. Эта вторая фаза имела своей целью освоение почти девственных земель азиатских и восточных районов Империи не в капиталистическом направлении, а в рамках закрытого народного хозяйства, настоящей автаркии, которая должна была объединяться по образцу феодального строя. Однако, чтобы достигнуть этой цели, было необходимо решить сначала проблему связи. Поэтому Столыпин начал строительство Южной Транссибирской железной дороги.

Уже существовала Транссибирская железная дорога, построенная по инициативе Витте и наглядно отражавшая сугубо капиталистическую направленность этого министра. Фактически, она была проложена с целью соединения Европы и наиболее населенных частей России с Дальним Востоком для обслуживания дальневосточных интересов финансистов Парижа, Лондона и Берлина и не вносила ни малейшего вклада в решение проблемы доступа к пустующим плодородным землям. В отличие от Транссибирской ЖД, проект Столыпина как раз решал эту важнейшую задачу. В заселении восточных областей Столыпин видел возможность разрушения капиталистической тирании и рождения уравновешенной системы, основанной на реальных потребностях, а не на умножении иностранных капиталов, порождающих лишь чрезмерную и беспорядочную экономическую активность.

Малинский пишет: "В 1895, после трехсот лет русского господства, Сибирь, намного более просторная чем вся Европа, была населена четырьмя миллионами жителей, часть которых были политическими и уголовными ссыльными". С 1985 по 1907 (между открытием первого Транссиба и приходом к власти Столыпина) население Сибири увеличилось почти на полтора миллиона. За три года при Столыпине, еще до окончания работ по строительству новой дороги, оно увеличилось почти на два миллиона.

 Есть все основания полагать, что с учетом новой железной дорогой и при условии усилий правительства по преодолению извечной русской инертности, население Сибири к 1920-1930 годам должно было составить 30-40 миллионов. Причем, не 30-40 миллионов голодных пролетариев в поиске случайного заработка, а 30-40 миллионов зажиточных и процветающих землевладельцев, довольных своей жизнью и уверенных в завтрашнем дне, экономически, насколько это возможно, независимых и являющихся отличным тормозом любой революции. Это была бы такая консервативная и даже реакционная сила, подобной которой нет ни в одной стране мира.

Естественно, эти малые землевладельцы должны были бы сосуществовать с более крупными, которые обеспечили бы своего рода центр тяжести и, возможно, развили новые автономные формы промышленности, исключающие иностранные элементы и посредников, формируя, в конечном счете, гармонично развитую систему трестов.

В отличие от капиталистическому индустриализма, она была бы основана строго на частной собственности, на истинной системе ценностей, на стабильности владельцев и исключительно взаимной кредитной системе, в рамках которой задолженности, вращаясь в закрытом обороте, покрывались бы взаимными услугами. В день осуществления этого замысла, превосходство системы, основанной на частной собственности над безликим капитализмом, разлагающим все истинные ценности, было бы с очевидностью доказано. Это осветило бы мрак эпохи, в которую полагают, что нет для человечества иного выбора, чем между еврейским коммунизмом и еврейским капитализмом, приводящим лишь к деперсонализации и уравниловке.

Малинский добавляет, что вид кризиса, от которого в настоящее время страдает большая часть нашего мира, парадоксальный кризис перепроизводства, был бы невообразим при вышеописанной Столыпинской системе. В ней такой кризис стал бы благословением Небес. Когда капитализм приходит к заключению, что избыток приводит к нищете, он опровергает другое: "кредит приносит благосостояние" и приходит к самоотрицанию. К сожалению, только социализм, являющийся капитализмом в квадрате, выигрывает от этого абсурда.

Еще в начале века Столыпин предложил это новое решение и стал реализовывать его на практике. Многие факторы облегчали его задачу. Во-первых, возможности русской земли, которые были в состоянии обеспечивать автаркический режим. Во-вторых, в силу древних традиций еще было живо ощущение связи между землевладельцем и Царем, между наследованием имения и наследованием всего Царства, между которыми не было иной разницы, кроме как в различии степени на единой шкале ценностей; ценностей, прежде всего духовных, а не материальных. Наконец, был еще неиспорченный характер русского крестьянства, лояльного и верного, незараженного капиталистическим мышлением, неизвестным ему до недавнего времени. Именно поэтому Столыпин мог добиться успеха в своем деле и создать из хаотичной и неспокойной России невиданный шедевр.

Но для достижения этой цели, надо было перейти дорогу Израилю, раскрыть управление "избранного народа" в обоих фундаментальных стратегических направлениях его современного наступления: капитализма и социализма. И это причина, по которой Столыпин, хоть он не проявлял никакой особенной враждебности по отношению к евреям, стал их "черным зверем"; международная пресса, которую они субсидировали, начала описывать его как тирана, кровожадного зверя, угнетателя, в то время как, он, великий феодалист, был бесподобным либералом, создавая частную собственность и, соответственно, свободу, стремясь только к спасению свей Родины, что было тогда еще возможным.

При Столыпине, в противовес к тому, что произошло потом, в России не было никаких погромов. Однако, не преследуя евреев, Столыпин угрожал им более, нежели бы он приказал истребить их несколько десятков тысяч. Было очевидно, что своей политикой он делает невозможным их паразитический образ жизни, искореняет зависимость России от международных еврейских финансов и что он не позволит никаких подрывных маневров еврейского революционного интернационала.

Перед евреями, не умевшим и не желавшим жить иначе, открывалась только мрачная перспектива эмиграции. Никогда российские евреи не подавали заявок на эмиграцию, главным образом в США, землю обетованную капитализма, больше, чем при Столыпине. Правительство, естественно, не заставляло себя упрашивать и не строило никаких барьеров для эмиграции. Столыпин, тем самым, неслабо поспособствовал увеличению населения гетто американских и европейских метрополий. Как хорошо сказал Малинский, негодяи сбежали из России, нового Египта, даже не будучи вынужденным под ударами плетей строить там пирамиды.

Но это не могло длиться долго. Руководители тайного фронта мировой подрывной деятельности быстро договорились "раздавить бесчестного". Израиль, как известно, не прощает: "кто идет против Израиля не будет знать ни мира, ни сна", как гласит их традиция. Позволить одним удачным ходом подавить оба капитализма: простой и "в квадрате" — государственный капитализм, который должен был быть построен после коммунистического коллективизма, это было слишком. Ведь речь шла не о каком-нибудь маленьком государстве, а о России, которая сама размером с целый континент.

Тем, кто обвиняют нас в иллюзии "мирового заговора", мы скажем, что не случайно средь бела дня вилла Столыпина была сожжена дотла бомбой, брошенной евреями, замаскированными служащими. Сотня невинных людей погибла, и если министр из этого вышел невредимым, то дети его пострадали. Впоследствии, заговоры умножились, хотя и предотвращались полицией. До тех пор, пока однажды непоправимое не случилось. В сентябре 1911, в Киеве, во время представления в опере, агент полиции в вечернем костюме, не привлекая внимания, приблизился к Столыпину и разрядил в него свой револьвер. Опять случайно это оказался Еврей.

Несколько дней спустя Столыпин умер. Европа не предала этому больше значения, чем любому другому покушению; "все так в России" — было общее мнение. Но, в действительности, тот, кто мог сопоставить причины и следствия, видел, что это несчастье было непоправимым. Как справедливо сказал Малинский, с исторической точки зрения, не только премьер-министр был убит еврейской пулей, была разбита сама возможность будущего сильной и великой России, т.к. впоследствии стало ясно, что никто более не обладал достаточной высотой, чтобы продолжить дело Столыпина с той же проницательностью и целеустремленностью. Если бы Столыпин остался жив, то, вероятно, Россия бы избежала революции несмотря на войну, но "судьба", термин в данном случае синонимичный тайному заговору, решила иначе. Говорят, Николай II, подписывая отречение сказал: "Если бы Столыпин был с нами, этого бы не случилось".

Факт того, что, несмотря на двадцать лет большевизма, до сих пор остаются следы антисоциалистической и антикапиталистической реформы Столыпина, показывает то, что она смогла бы означать для будущего России, если бы была осуществлена в полном объеме. Силы, которые разрушили в Российской Империи династии, дворянство, традиционный социальный строй, не сумели еще преодолеть сопротивление, создаваемое для них остатками относительно небольшого количества свободного крестьянства — частных свободных землевладельцев — тех, которых Столыпин освободил от рабства сельских общин в рамках первой фазы своей реформы. 

Они стойко сопротивляются иудо-советской диктатуре, заставляющей их влачить жалкое состояние. Малинский говорил: "мы наблюдаем интереснейший спектакль. Легче было бы уничтожить века истории, нежели плоды деятельности одного человека, бывшего у власти только четыре года. И если самая глобальная попытка коллективизации в истории человечества потерпит неудачу, то дух великого феодального новатора, чье имя практически забыто нашим поколением, победит, спустя двадцать лет после его смерти". Большевизм покорил живых достаточно легко, но мертвец, которого еврейская пуля не в силах убить дважды — реальная ему угроза. Это — лучшая хвалебная речь, которая может быть посвящена премьер-министру Николая II и история объявляет ее на его забытой могиле".

Привлечение внимания наших читателей к этому, настолько же важному, насколько и малоизвестному моменту Тайной Войны, было бы неинтересным, если бы Столыпин не являл для нас символ Пути, Традиционного пути. В духовно-этическом плане, так же, как и в плане материально-экономическом, для каждого, ищущего решение проблемы земли и частной собственности на нее, указанный путь — единственный, приводящий к верному решению. И это тот путь, который тайный фронт глобальной подрывной деятельности пытался, пытается и будет пытаться перекрыть любыми средствами.