ФИЛОСОФСКИЙ ВОПРОС

2 2022

Автор: Сергей Морев

Редакция «Подводника Заполярья» располагалась на первом этаже здания Дикой дивизии. Так ее звали в базе – за количество залетов. Только редакция была не с той стороны, где плац и вход в штаб и казармы экипажей, а с обратной.

Хотя с обратной – это как посмотреть. Из окон штаба был виден только плац и казармы других дивизий на следующих сопках. Зато с крыльца «Подводника Захолустья» (ну, что тут поделаешь, во всех гарнизонах Советского Союза местные многотиражки звались именно так, менялось только первое существительное - «подводник», «надводник», «крылья», в крайнем случае – «защитник» или даже «воин») открывался замечательный вид на Большую Лопатку со стоящими у пирсов лодками и на Андреевку – на той стороне залива.

Наверное, именно поэтому Анатолий Деревяненко предпочитал больше времени проводить в редакции, чем в собственном экипаже. В общем, его можно было понять: на родной лодке он был всего лишь доктором. И капитаном медслужбы. Зато в редакции…

В редакции он был поэтом. А поэт в России, как всем давно хорошо известно, больше, чем поэт. Именно об этом поздним вечером рассуждали за чашкой шила Толя Деревяненко и его тезка, ответственный секретарь «Подводника Заполярья» старший лейтенант Толя Лобановский.

- Я поэт и публицист, - оповестил приятеля Деревяненко.

Лобановский поперхнулся:

- Ну, поэт ты, прямо скажем, хреновый. Но – какой уж есть. А публицист-то почему?

- Как почему? Я же публикуюсь…

Какая-никакая логика в заявлении поэта-медика была. Странная – но была.

Он вообще был странный. Кому-то из офицеров нравилось во время дружеских посиделок показывать фотографию любимой жены. Кому-то – детей. Толик Деревяненко любил показывать шарж на него самого, нарисованный еще во время учебы в Военно-Медицинской Академии имени Кирова. Он считал, что шарж – дружеский. Остальные, правда, сомневались: на изрядно помявшемся листке бумаги был нарисован пенек, из которого тянулся к свету один-единственный листок.

- Смешно ведь, правда? – приставал он ко всем.

- Еще как, - отвечали сослуживцы, которым он изрядно надоел. Но обижать Толю никто не хотел: был он хоть и странным, но не вредным. Да и медицинский спирт играл свою роль: иногда хотелось полакомиться им после надоевшего шила. Хотя нет. Шило надоесть не может. Так что меркантильные причины можно убрать. Но все равно: медицинский – он сладенький.

Да, еще одна маленькая деталь. В те времена уйти с флота было совсем непросто. А потому желающие снять погоны изгалялись, кто во что горазд.

…Воскресный день никаких неприятностей не предвещал. Все неприятности уже случились: вместо того, чтобы получить давно заработанный выходной, старшему лейтенанту Лобановскому пришлось подменять заболевшего коллегу. Но никаких мероприятий в гарнизоне не намечалось, поэтому дежурный по политотделу флотилии был намерен почитать книгу и подремать всласть.

Увы. Не сложилось. К обеду в штаб нелегкая принесла члена Военного Совета. Что уж он собирался делать в своем кабинете в воскресенье, Лобановсий даже не догадывался, а объяснить ему свой приезд контр-адмирал не удосужился. Просто кивнул в ответ на доклад и сообщил, что будет у себя.

- Ясен пень. Было бы странно, если бы Вы были у меня, - смело ответил старший лейтенант. Про себя, естественно.

А еще через час в кабинете дежурного по политотделу раздался телефонный звонок.

- Зайди, - коротко бросил адмирал.

В приемной ЧВСа сидел Деревяненко. Лобановский на ходу пожал ему руку.

- Видел? – мотнул головой в сторону приемной начальник политотдела флотилии.

- Видел, товарищ адмирал, - подтвердил дежурный. Он не стал рассказывать адмиралу, что видит капитана медслужбы почти ежедневно.

- Попросил немедленно принять его. Сказал, что вопрос очень важный, - задумчиво произнес ЧВС. – Политический, говорит. Ладно, послушаем. Зови.

Деревяненко вошел в кабинет, представился.

- Давайте сразу к делу, - не стал тянуть резину адмирал. – Говорите.

- Видите ли, - слегка замешкавшись начал капитан медицинской службы, поэт и публицист. – Я хотел бы, чтобы Вы, товарищ контр-адмирал, как член Военного Совета флотилии и начальник политотдела ознакомились с моей докторской диссертацией по философии и стали моим официальным рецензентом.

Товарищ контр-адмирал был опытным политработником, к тому же совсем не глупым. Да-да, такое тоже случалось в советском военно-морском флоте, хоть, к сожалению, и не слишком часто.

- А Вы кандидат философских наук? – с неподдельным интересом уточнил он у военного медика.

- Нет, - честно ответил тот. – Но мне степень доктора присвоят honoris causa.

- Это что, болезнь такая, типа гонореи? – не удержался от вопроса Лобановский.

- Нет, - успокоил эрудированный адмирал. - Это значит – за заслуги.

- Кстати, за какие именно? – обернулся он к Деревяненко.

- Я нашел ответ на главный вопрос фундаментальной философии как науки, - гордо произнес Толик. – Я вывел новое определение смысла жизни.

Похоже, беседа начала забавлять ЧВСа. Он сел в кресло и поинтересовался:

- И в чем же состоит, по Вашему мнению, смысл жизни? Если в двух словах?

Но Деревяненко не повелся на адмиральское дружелюбие:

- Я бы хотел, что Вы прочли все сами.

- Ну, давайте, - вздохнул контр-адмирал.

Анатолий достал из портфеля роскошно переплетенный в ледерин том.

- У нас делал, - автоматически отметил про себя его тезка. – Вот почему переплетчики вчера опять пьяные были.

Тут он был абсолютно прав. В те времена и в том месте переплести диссертацию можно было только в «Подводнике Заполярья». Ну, а с универсальной флотской валютой у медика, конечно, никаких проблем не было.

На темно-зеленой обложке золотыми буквами было вытеснено «Анатолий Деревяненко. Диссертация на соискание степени доктора философских наук. Город Мурманск-150».

- Хм, - кашлянул ЧВС. Вообще-то название нашего города всуе упоминать не годилось. Но тут уж было не до мелочей.

На титульных страницах все было как обычно. Адмирал быстро перелистал их. Открыл основной текст. И замер.

Лобановский тихонько заглянул через его плечо. На листе было написано следующее:

«Новое определение смысла жизни.

Жить – это значит все время быть коммунистом».

И – все. Больше – ни слова.

- Ну как, - безмятежно поинтересовался Деревяненко. - Будете моим рецензентом?

- Обязательно буду, - медленно произнес адмирал. И повторил:

- Буду. Обязательно.

После того, как медик вышел, ЧВС достал из сейфа бутылку коньяка, налил в две рюмки и восхищенно покрутил головой:

- Всякое видел. Но этот либо гениально издевается над нами – попробуй только сказать, что он в чем-то не прав. Либо гениально от службы косит. В любом случае – крут.

Видимо, адмирал не стал медлить с рецензией. Пару месяцев Деревяненко в гарнизоне не видели. Наверное, диссертацию защищал.

А потом снова появился. С экипажа его списали, торчал в штабе и в редакции. Ждал приказа. Но, как обычно, бумаги шли долго.

И тут Толик снова отметился.

…Экипаж, в котором он раньше служил, уходил в море. Слова все сказаны. Швартовы отданы. Буксиры дали ход – и между пирсом и бортом стала расширяться полоска воды. В этот момент раздался крик:

- Стой! Стой! Пакет из штаба дивизии!

На пирсе и на рубке – немая сцена. Все знают, как относятся моряки к приметам – да еще и в момент выхода…

Но делать нечего. Притормозили буксиры. Передали пакет командиру. Тот его вскрыл. Рев капитана первого ранга был слышен в каждом уголке базы.

Если коротко перевести то, что летело с мостика, на литературный русский, получится следующее:

- Деревяненко, сука, молись, чтобы тебя уволили до моего возвращения. Лично пристрелю…

А потом над сопками эхо долго повторяло завершающий диагноз, поставленный Толику бывшим командиром:

-…ас…ас…ас…

В пакете был лист бумаги, на котором было начертано:

«Даю добро на выход. Капитан медицинской службы Деревяненко».

Перепуганный молодой матросик на допросе с пристрастием, учиненном ему в дивизии, признался, что пакет ему у штаба передал какой-то офицер и потребовал срочно передать командиру уходящей лодки. На очной ставке морячок уверенно опознал не слишком трезвого Деревяненко.

На этот раз даже рецензии ЧВСа не понадобилась: и командир дивизии, и командующий флотилией знали, что капраз свое слово держит твердо. Поскольку командир он был правильный. Так что уже на следующий день - от греха -Толик в сопровождении начпо дивизии убыл в Мурманск.

Больше его в гарнизоне никто и никогда не видел. Хотя старший лейтенант Лобановский и утверждал иногда, что читал где-то, кажется, в «Знаменосце», стихи о море, подписанные фамилией Деревяненко. Судя по тому, что стихи были все так же плохи, Толик перестал быть военным медиком. Но остался поэтом. И публицистом. И даже где-то – философом.

Отсель

Пётр Толстой: нам плевать на Макрона. Убьём…

Французы в шоке, таким жёстким журналисты его ещё не видели. Впрочем, им не привыкать, в том числе и к реакции своих зрителей. Из раза в раз приглашать в эфир ведущего канала BFMTV и бр...

Почему Собчак пропала с радаров
  • pretty
  • Вчера 08:29
  • В топе

КВАДРАТУРА   КРУГАЛистаю ленту новостей и думаю: «Чего-то не хватает, что-то в стране изменилось. А что?». И вдруг понял: нет Собчак. Пропала. Еще буквально пару месяцев назад ее фамилия обя...

Конашенок попытался улететь в Армению, но был задержан в аэропорту Пулково, а позже, заикаясь от страха, записал видео, где принёс свои «глубочайшие извинения»

Сегодня и вчера стримеры наперебой извиняются за свои слова в прямом эфире, сказанные сразу после теракта. Одна женщина из Липецкой области в эфире говорила, что в Москве убили всего 113 человек, а на...

Обсудить
  • Хорошо списался по болезни. Доктор не дурак :stuck_out_tongue_winking_eye: :thumbsup: