Часть 1
ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ АВРАЛИЯ МАКЕДОНЫЧА.
Перестроечная волна настигла Авралия Македоныча Покусаева в небольшой конторе райотдела народного образования. Их многочисленный и разношерстный коллектив занимался разработкой методических пособий для наших средних школ. Такие конторы были, как правило, прибежищем людей мелкого полета, по которым родная школа прошлась тяжелым катком. Тут Авралий и ему подобные имели шанс хоть как-то отыграться на ненавистных учителях.
Молодой Аврик Покусаев был ярчайшим представителем этой категории школяров, которого учителя за уши проволокли по всем обязательным программам, сопровождая этот нелегкий путь до крайности обидными для него эпитетами, вроде: «древесина познания, пень стоеросовый или олух царя небесного!..» Когда после восьми лет этого бурлачества силы обеих сторон иссякли, педсовет единогласно принятым решением выдал А.М. Покусаеву свидетельство о неполном среднем образовании и с нескрываемым облегчением пожелал ему счастливого пути!
Тут надо внести ясность в происхождение экстравагантного имени нашего героя, так как Авралием он был не всегда. Его дед и папаша, страстные поклонники древнеримской истории, награждали своих отпрысков звучными именами той незабвенной эпохи. Вот и Авралий поначалу был записан как Аврелий, но при получении паспорта тезка римского императора с ужасом обнаружил чудовищную описку паспортистки-недоучки, для которой слово «аврал» было неизмеримо ближе всего культурного наследия человечества! Спорить с паспортным столом было бесполезно, и бывший Аврелий, в отличие от родителей, потихоньку смирился с превратностью судьбы. Главным для него на тот момент было долгожданное прощание со школой, отставшей от него как вериги, снятые с римского раба.
Поначалу обилие свободы подействовало на бывшего школяра опьяняюще, зато родители, поняв, что школа с воспитательной ролью не справилась, принялись советовать сынуле наконец-то стать Человеком в заводском коллективе. Но образовательного уровня Покусаева хватало лишь на выметание стружек из заводских цехов, а это уже был бы настоящий семейный позор, которого его сердобольная мамаша грозилась не пережить. Семейный совет предложил Аврику временно поработать на почте, продолжая постигать облегченный вариант десятилетки в вечерней школе. В конце концов почтальоны тоже люди, а престиж наверстается поступлением в приличный институт.
Районная почта встретила молодого энергичного бегунка восторженно. Еще бы не ликовать, когда весь подвижной состав почтальонов состоял из шестидесятилетних тети Зины да тети Клавдии, каждое утро проклинавших крутые лестницы и тяжеленные сумки. А разноска пенсий превращалась для них в сплошное хождение по мукам. Все знают, что прожить на пенсию трудно, но вот насколько трудно – тут уж тебя жильцы загрузят по полной программе!
И превращаются несчастные почтальонши в этакую мобильную исповедальню для своей престарелой паствы, еле переставляя одеревеневшие ноги к концу дня. Авралий активно включился в трудовой процесс, разнося безликие газеты и редкие письма по этажам, понемногу знакомясь с соседями. Если кто-то из стариков просил расторопного парнишку сгонять в булочную, он не отказывался, но в награду выпрашивал пустые бутылки, став завсегдатаем ближайшего приемного пункта стеклотары. Особенно полюбилось Авралию разносить телеграммы: за хорошие новости ему обязательно совали или трояк или, на худой конец, горсть дешевых конфет. Но все это были редкие эпизоды на фоне отупляюще-серых буден.
Приближался праздник Советской Армии, а это означало, что Авралию придется гонять по этажам с сотней разноцветных, стандартного содержания поздравительных открыток от всевозможных Ваней, Петей и Колей, сослуживцев, родни всех колен, однополчан и тому подобное. И тут в Авралиеву голову постучалась идея, на которой можно было бы и подзаработать. Составив для себя на черновике солидный список ветеранов, которых он каждое утро обносил газетами, Авралий стащил из шкафа на почте большую пачку телеграфных бланков с надписью: «Правительственная», валявшихся годами невостребованными, а также прихватил старый металлический штемпель для сургуча, которым пломбировали посылки.
Притащив все это домой, он заперся в своей комнатке и до трех часов ночи строчил на пишущей машинке под копирку поздравительные тексты, фамилии и адреса своих подопечных. Ниже следовала подпись поздравителя:
«Министр обороны
Маршал Советского Союза –
Р.Я. Малиновский».
Текст нарезался узкими полосками, клеился на бланки, а довершал это художество отчетливый шлепок медного штемпеля, который Авралий натирал черным гуталином.
Наутро произведенный поздравительный эффект превзошел все его мыслимые ожидания: старики хватались за сердце, потом за голову, потом судорожно искали, на что бы присесть, дабы не упасть! А потом в авралиевы карманы сыпались червонцы от растроганных столь высоким вниманием дедуль…Уже к полудню все старые вояки квартала ходили именинниками, а сам поздравитель, хихикая и потирая руки, строил грандиозные планы на будущее.
Но раскрылась афера до обидного быстро. Авралий не учел масштаба произведенного эффекта: его стариков просто распирало поделиться гордостью за маршальские поздравления с друзьями, живущими в других концах города. И толпы обделенных верховной лаской однополчан рванули на свои почтовые отделения, требуя зажатых телеграмм!.. Вразумительно объяснить, почему министр обороны из всего Советского Союза для поздравлений выбрал один конкретный квартал, никто так и не смог, зато на авралиевой почте сразу распознали и грубый «самопал» и ушлого поздравителя. По завершении праздника, младший почтальон Покусаев с треском был уволен из славного коллектива почтарей по грозной статье.
Поскольку Авралий находился в начале своей трудовой карьеры, на это досадное обстоятельство он решил глубоко начхать. В гораздо большей степени беспокоила его надвигающаяся перспектива армейского призыва. Чтобы не загреметь в «несокрушимую и легендарную», ему надо было ориентироваться на институт, имеющий военную кафедру. Реально оценивая свои шансы, он понимал, что поступить в более или менее солидный вуз было для него практически невозможно. И чем ближе к выпускным экзаменам на аттестат зрелости, тем более отчетливо маячила перед ним армейская казарма и запах кирзовых сапог!.. Надо было шевелить мозгами, особенно теми их отделами, что отвечали за самосохранение. Единственный способ легально откосить от призыва – это представить веские доказательства хилого здоровья. Но, разглядывая свое упитанное розовощекое отражение в зеркале, Авралий понимал, что задача будет не из простых. Целая неделя у него ушла на обдумывание плана выхода из житейского кризиса, и однажды ночью на него снизошло...
Записавшись в поликлинику, Покусаев пришел на прием к участковому терапевту, жалуясь на общее недомогание, жалобно покашливая и шмыгая носом. Врач долго его выслушивала, простукивала и заглядывала в глотку, пока не вынесла естественного приговора:
– Да вы здоровы, молодой человек, просто перезанимались. Наверное, в институт готовитесь?
– Еще как готовлюсь! – честно признался Покусаев.
Врач выписала, на всякий случай, направления на анализы и отошла к умывальнику. Авралию этого только и было надо. Быстрым движением он схватил свою медицинскую книжку, а также одну из растрепанных книжек, стопкой лежавших на докторском столе, и сунул их себе под свитер.
Зайдя потом в туалет, он обнаружил, что вторая книжка принадлежала ветерану войны с обострившейся фронтовой контузией. Выдрав из нее последнюю треть, он аккуратно вклеил ее в свою медкнижку припасенным заранее клеем. Потом деловой походкой подошел к кабинету, принимающему анализы, и стал ждать. Наконец к кабинету подошел какой-то старичок болезненной наружности и поставил свою банку с анализом мочи в лоток. После его ухода Авралий прикрепил свое направление на банку старика и удалился, подкинув обе книжки в регистратуру. Именно эти «коррективы здоровья» и позволили ушлому призывнику в дальнейшем получить «белый билет» взамен призывной повестки, что дало ему все основания без особого напряга зачислиться в педагогический институт на заочное отделение…
И вот канули в небытие долгие, унылые года, но обшарпанный «поплавок» на засаленном лацкане пиджака согревал душу Авралию, не давая и особо взлететь, но, что самое главное, страхуя от житейских передряг все эти долгие годы.
ПРИКУС КАПИТАЛИЗМА
Вот так и оказался Авралий Македоныч на деревянном казенном стуле районной конторы народного образования, на коем и просидел до шестидесяти годков. Регулярно получаемая скромная зарплата сформировала среднестатистическую по Союзу личность во всех ее проявлениях: от меню завтрака до цвета пальто, от ежедневной ненавистной автобусной давки до формы субботнего снятия стресса в провонявшей забегаловке.
Личная жизнь Македоныча тоже не сложилась, а посему широкий набор холостяцких привычек с годами становился для него все дороже, став образом жизни, въевшись в обмен веществ...
Перестройка начала долбить в дверь покусаевской размеренной жизни, когда ему оставалось чуть-чуть до пенсии. Что творилось кругом – понять он не мог и чертовски этого боялся. Глядя с тротуара на широкие уличные манифестации под дерзкими лозунгами, Авралий Македоныч внутренне трепетал. Его самого подмывало сделать всего лишь шаг вперед и примкнуть к этому братству одухотворенных людей, но что-то непреодолимое, похожее на инстинкт самосохранения, держало его на поводке. Мерзкий внутренний голос из-под мозжечка нашептывал ему: «Стоять! Не дури, засекут – с работы вылетишь, пенсию хрен дадут!..» Колонны демонстрантов скрывались за поворотом, а Македоныч, выйдя на середину мостовой, долго глядел им вслед. Потом шел в знакомую до отвращения забегаловку, где за кружкой мутного пива что-то задумчиво перебирал в памяти, как в старом комоде, из своей безликой жизни.
Ветер перемен задувал и сюда. Его пивнушка теперь превратилась в клуб по интересам: не сказать, чтобы пьяных драк стало меньше, зато в их подоплеке теперь преобладала яркая матерно-выраженная политическая окраска. Когда страсти за его столиком накалялись, Авралий, не встревая в диспуты, молча брал свою кружку с пивом и отходил к другой компании. Но жизнь брала свое, надо было определяться. Вокруг стали появляться сытые и обеспеченные, о житейских благах взахлеб трубили со всех экранов и рекламных афиш.
Авралий долго цедил свое пиво, устремляя затуманенный взор в грязное окно. Ползущая капитализация пугала и манила одновременно, но перспектива до конца дней остаться завсегдатаем этой рыгаловки подстегивала сознание. Да, надо было определяться… Рекламируемая по всем каналам возможность быстро разбогатеть зудела в его мозгу, как у начинающего картежника. А поскольку внутренний голос благоразумно заткнулся, переложив всю ответственность на хозяина, Авралий Македоныч, после мучительных колебаний, откликнулся на призыв Лени Голубкова…
Наконец-то и в его просторной квартире, в тайнике за обшарпанным зеркалом появилась куча нарядных бумажек, обещавших ему безбедную халявную старость! А потом наступил знаменательный день, когда Македоныч в содружестве с тысячами единомышленников влился-таки в толпу манифестантов, потрясая самодельным транспарантом, на одной стороне которого было написано: «ДОЛОЙ БАНДИТСКИЙ КАПИТАЛИЗМ!», а на другой: «ВЕРНИТЕ НАШИ ДЕНЬГИ, ССУКИ!!»
Но государство внимало стонам своих обанкротившихся рантье с холодным равнодушием истукана. Авралий Македоныч, получив свою такую вожделенную пенсию, вскоре убедился, что набор продуктов, купленных на нее, едва покрывает дно потребительской корзины. Необходимо было подрабатывать и он, обложившись рекламными изданиями, принял наконец приглашение одной фирмы, обещавшей приличный заработок с работой на дому.
В назначенный день генеральный менеджер этой компании собрал всех желающих подработать на огороженном под застройку пустыре. Собралось около сотни таких же, как Авралий, добровольцев. С каждым был заключен официальный договор на солидном бланке с печатью.
Работа оказалась действительно простой: надо было всего-то склеить в одну ленту многочисленные пластмассовые пластинки, но за комплектующие надо было внести страховой задаток. Фирма извинялась, что вынуждена на это пойти, так как материал ценный, государственный. Зато потом оплата труда значительно перекроет эти маленькие издержки! Минимальная партия сырья госзаказа – мешок пластинок. Македоныч, предвкушая хорошую прибыль, не стал мелочиться и взял в работу три мешка, ухлопав на это всю пенсию.
Еле дотащив поклажу до дома, он тут же включился в производственный процесс, и уже через неделю работа была закончена. Теперь по всей его квартире извивались, как корабельные снасти, длинные пластиковые ленты...
Долго Македоныч названивал в фирму-работодательницу, желая обрадовать её досрочным выполнением задания. Телефон молчал. Чуя недоброе, наш герой поспешил на прежний сборный пункт. А там уже бушевала разъяренная толпа таких же, как он, стахановцев, которым новорусский менеджмент по баснословным ценам впарил отходы фабрики пластмассовой фурнитуры…
Проклиная все и вся, Авралий Македоныч с огромным трудом выволок из квартиры рукотворные гирлянды на свалку, решив, что больше его на мякине не проведешь!
ЖИЛИЩНАЯ ИНИЦИАТИВА
Народная мудрость гласит: если телефон молчит, значит у твоих родственников все нормально. Но у новоиспеченного пенсионера Авралия Македоныча Покусаева телефон звонил, не переставая. Родственники и не догадывались, что на целый месяц покусаевская квартира превратилась в сборочный цех: не желая выходить из ритма, новорусский сдельщик отключил телефон и вкалывал, как Чаплин на конвейере…
Первым делом родня интересовалась здоровьем своего одиноко проживающего сородича, обитавшего в отдельной шестикомнатной квартире в центре Москвы с двумя кухнями и двумя туалетами. Но все это заманчивое великолепие таковым было только на словах.В действительности его двухсотметровая квартира была в прошлом густонаселенной коммуналкой, в которой Македонычу официально принадлежала лишь одна комната, но сейчас он проживал фактически во всех сразу.
Дом подлежал сносу по всем параметрам, и в него не велено было никого вселять. Так что за пятьдесят лет из всех обитателей квартиры он остался последним могиканином. Кто поумирал, царствие им небесное – о покойниках либо хорошо, либо ничего, так что закроем эту тему. Кто разъехался одному Господу известными неисповедимыми путями, а кто просто женился на невесте с отдельной жилплощадью, чтобы свалить из коммунального рая хоть к черту на рога…
Но Авралий Македоныч, стоически приспособившись к одиночному существованию, с каждым днем убеждался, насколько прекрасна жизнь, когда ты хозяин своей судьбы, свободного времени и образа жизни! Никто не стоит над душой, не доказывает тебе поминутно, что ты не то одел, не то ешь, не тем лечишься, не гасишь свет в уборной, не то смотришь по «ящику», не на то тратишь пенсию – и что ты вааще черт безрукий!…
И все было бы прекрасно, если бы не эти участившиеся звонки родственничков с навязчивыми предложениями обженить одинокого неухоженного Македоныча на одной из своих лучших подруг с последующей пропиской на его территории и отдельной квартирой в грядущем.
Что только не предпринимал наш герой, доведенный до отчаяния гипертрофированной заботой о своем благе! Поначалу он обзавелся определителем телефонного номера и вычислял родню, не снимая трубки. Но его быстро раскусили и стали названивать от подруг, от соседей и с работы.Потом Авралий купил автоответчик, на который наговорил исчерпывающую информацию из медицинской книжки с результатами анализов в надежде, что это остановит телефонные расспросы любвеобильной родни, но процесс, против ожидания, пошел в другом направлении.
На Македоныча обрушился шквал звонковых предложений обзавестись будущей спутницей жизни … с медицинским образованием! После этого на автоответчике появился солидный вступительный текст, где бодрый голос Авралия сообщал, что мол, приятно слышать, у него все отлично, рад бы подойти, но в данный момент он, к сожалению, в фитнес-центре, потом у него сеанс массажа, кабинет релаксации, сауна, а под вечер – йоготерапия... На какое-то время наступило затишье, но потом противной стороной была разработана новая тактика. Македоныча стали отлавливать на выходе из квартиры, пасти на улице, делая умильно-удивленные глаза:
– Какая встреча, Аврик! Вот, познакомься..!
И как-то в один из вечеров сидел Авралий Македоныч с приятелем Модестом Геворкяном за кружкой пива, жалуясь на обострение житейского благополучия. И тут Модя подкинул неплохую идею:
– А давай-ка разошлем твоим по фотокарточке, где бы ты был изображен с супругой! Мол, спасибо, дорогие родственники, я внял вашим мольбам, и теперь у меня все окончательно хорошо!..
В качестве фотоподруги была приглашена сеструха Модеста Клеопатра, имевшая взрослую дочь, и периодически приезжавшая к брату из Вологды погостить, а заодно распродать брикеты масла, мешок творогу да бидон местной сметаны. Фотографии были очень убедительные: вот молодые за столом с фужерами в руках, вот они на кухне в халатах стряпают пельмени, вот они в бассейне, на детской площадке и т.д. и т.п. Для родни это был удар ниже пояса, и они наконец отстали! Македоныч был счастлив – свобода восторжествовала!..
Но в состоянии безмятежного веселья он пребывал недолго. Как-то поутру хмурая почтальонша всучила ему под роспись повестку, согласно которой Покусаев А.М. вызывался на судебный процесс о признании отцовства дочери из Вологды. Авралий Македоныч сразу понял, откуда растут уши, и бросился разыскивать своего отъявленного приятеля Модеста с его нахрапистой сестрицей. Минут десять долбил новоявленный папаша в дверь модестовой квартиры, пока наконец оттуда не донесся простуженный голос Клеопатры, сообщивший ему, что говорить им не о чем, все подробности в суде, кобель он разъэтакий!
Судья – грозная женщина с исполкомовской выправкой, даже не стала слушать робкое блеяние обескураженного Авралия Македоныча и, грозно потрясая фотографиями улыбающегося потерпевшего на фоне радостного ведения совместного хозяйства, вынесла приговор: признать гражданский брак из «де-факто» в «де-юре» с отягчающим обстоятельством в форме отцовства и потеснением в жилищных правах!..
И теперь Македоныч снова живет в одной комнате коммунальной квартиры, чаще поддает с Модестом уже по-родственному, а в огромной его квартире поселились Модестова сеструха, которую Авралий про себя стал называть Клеопадлой, ее громогласная халда-мамаша и упитанная дочка Анжелка. В их новом огромном холодильнике горы вологодской снеди, а свои любимые пельмени Македоныч продолжал употреблять всё в том же гордом одиночестве на закопченной кухне.
ВЕЛИКАЯ ПЕРЕПИСЬ
«МАЛЫХ НАРОДОВ»
Сидел раз Авралий Македоныч на одной из своих кухонь и пил растворимый кофе с напудренными пончиками, слушая любимую радиостанцию «Маяк». Говорили о надвигающейся общероссийской кампании по переписи населения. Будучи трезвым почти во всех отношениях обывателем, читающим и смотрящим криминальные хроники, он живо себе представил ситуацию, когда под видом переписчиков в его огромную квартиру вламываются грабители.
И хоть воровать-то у него было абсолютно нечего, за исключением бесчисленного тряпья его вологодской родни, именно это обстоятельство могло подействовать на псевдопереписчиков как раздражающий фактор, и не сносить тогда Македонычу головы.
В состоянии душевного смятения и с пончиком во рту застал его резкий дверной звонок. Чуть не подавившись от неожиданности, Авралий на цыпочках подкрался к входной двери и, затаив дыхание, глянул в глазок. В окуляре на него смотрела искаженная до неузнаваемости дверной оптикой физиономия их бессменного домоуправа Соломона Альтмана. Отодвинув тяжелый кованый засов и щелкнув двумя замками, Македоныч открыл дверь.
– Мое почтение, слухайте сюда, шоб вы знали! – скороговоркой запыхавшегося одессита произнес Альтман.
– Как здоровье, дети, хотя – кому сейчас хорошо? Мне уже сообщают, что радио вы-таки слушаете регулярно. Ваши соседи его слышат через стенку, когда им этого не надо!
Авралий тупо молчал, желая поскорее избавиться от непрошенного начальства.
– И, значит, за перепись вы таки уже знаете? – донимал его Соломон.
– Из нашей Управы пришло указание подключить на этот кошмар своих людей. Им нужна информация, а я должен обеспечить открывание ваших собственных дверей, э?!
– Чужим наши люди разве откроют? Да я вас умоляю! А пойдешь с участковым – потребуют санкцию прокурора на вход в жилище! Вам это надо?
– Мне это не надо, – парировал Авралий Македоныч, но Соломона это не сбило.
– Так что, подключайся, – деловым тоном продолжал он, – вот тебе список квартир, не теряй связь с народом, заодно и заработаешь, шоб я так жил! Шолом!
Сунув оторопевшему Македонычу бумажный свиток, Соломон Альтман помчался мобилизовывать свою общественность дальше.Уверенность Альтмана в том, что наши открывают только своим, оказалось чистейшим блефом. После шестой обойденной квартиры Авралий Македоныч уверовал, что наши люди не откроют и родной матери без предъявления паспорта! А в седьмой по счету квартире ему хоть и открыли, впустив в переднюю, но по бокам его тут же встали два здоровенных мужика в тельниках и начали всероссийскую перепись населения именно с него: кто, откуда, зачем шастает по этажам, чего вынюхивает и на кого работает!!..
Кубарем слетев без лифта с шестого этажа и отдышавшись на детской площадке, Македоныч окончательно убедился в бесперспективности общегосударственного благого начинания. Но, представив, какими словами его будет распинать перед домкомом Соломон Альтман за развал порученного дела, Македоныч тихо заскулил. Из этой прострации его вывел дружный визг вышедшей на прогулку малышовой группы расположенного в этом же дворе детсадика.
И тут его осенило: вот он, незамутненный предрассудками и житейским недоверием источник информации в натуральном исполнении! Не даром говорят классики: устами младенца глаголет истина! Отряхнув помятый после встречи с родителями будущих информаторов костюм, Македоныч надвинул шляпу, расправил плечи и с увесистой папкой под мышкой вошел в калитку детсада.
На вопрос няньки:
– Вы за кем? – Македоныч махнул бывшим служебным удостоверением и важно, нараспев изрёк как пароль:
– «Г о р о н о!»
Няньку как ветром сдуло, а через минуту вместо неё примчалась раскрасневшаяся заведующая. Авралий Македоныч поздравил руководство детского учреждения с началом всероссийской переписи населения, попросил отдельный кабинет и списки личного состава.
Сравнив принесенные данные со своими пофамильно, Македоныч еще раз убедился, что попал по назначению: все отпрыски означенных к переписи в его реестре присутствовали в детсаду и готовились к даче показаний, шумно галдя в коридоре. Македоныч привлек в помощницы шуструю няньку и начал выкрикивать интересующие его фамилии.
Первой нянька отловила розовощекую Машу Канарейкину. Авралий Македоныч стал быстро записывать за Машей фамилии и имена родственников, проживающих в одной с ней квартире, но их оказалось подозрительно много для малогабаритного жилья. Позже, вписывая профессии перечисленных родственников, выяснилось, что половина из них работает кошкой, собакой, попугаем и хомячком… Пришлось дальнейшую беседу предварять поясняющими вопросами. Зато Машин папа, как выяснилось, работает шофером на большой качающейся машине, так что, придя домой, папа продолжает качаться и ронять стулья! А мамочка продает в магазине вкусные вкусности, а что не успеет продать – приносит домой в тяжелой сумке!..
Поблагодарив Машу за исчерпывающую информацию, Авралий Македоныч пригласил Гришу Сидорчука. Отметя сразу всех четвероногих, выяснили, что один Гришин папа работает командировщиком, уезжая на неделю.
Зато их сосед Витюнчик, появляясь сразу же после отъезда папани, очень любит спать днём, а мама ему перед сном читает сказки. Кроме этого основного занятия, Гришина мама работает покупателем сумочек, кофточек, туфелек, новых причесок и маникюров…
Не давая себе времени на осмысление получаемой информации, находясь в экстремальных условиях, Македоныч пригласил очередную собеседницу – Оленьку Машерову. Как удалось установить, папа Оли что-то крутит рулеткой и меряет …бабки! Ведь дома их, как говорит папа, немеряно!.. Зарплату приносит нерегулярно, порой даже уносит её обратно после грубых напоминаний чужих дядь! Олина мама трудится над картами, но не над географическими, а такими маленькими, с картинками, раскладывая их перед чужими тётями, а те ей за это дают денежки. И Оля, когда вырастет, тоже будет их раскладывать за деньги и купит себе куклу Барби!..
Уже где-то через час у Авралия Македоныча кончилась толстая амбарная книга, припасенная им как черновик для переписных листов, а поток интервьюируемых отпрысков не иссякал.
Информация в живом и доходчивом виде из младенческих уст била фонтаном. Македоныч покрылся испариной, в носу у него свербило, а уши горели. Он и представить себе не мог, в каком интереснейшем доме ему посчастливилось жить! А ведь он считал своих соседей серыми убогими существами, от которых лишь грязь в подъездах, псиная вонь в лифте, да вывинченные лампочки…
Из этих размышлений о превратностях бытия его вывел писклявый голосок очередного субъекта, фамилия которого показалась ему до боли знакомой.
– Как, говоришь, тебя зовут?
– Софочка Альтман! – громче представилась пухленькая брюнетка с завитушками на лбу. Авралий заёрзал на стуле и отёр рукавом взопревший лоб.
Из дальнейших расспросов удалось установить, что Софочкин папа уехал в Тельнавив, где пальмы, песок и от жары даже море померло! Но, по словам мамы Баси, там все равно лучше и, когда папа там получит квартиру, они все к нему переедут.
– И дедушка Соломон? – с надеждой поинтересовался Авралий Македоныч.
– Нет – призналась Софа, – дедушка говорит, что здесь он пахан, а там надо быть пахарем, потом тута он весь двор обыгрывает в шахматы по червонцу, а в Тельнавиве он разорится! И еще он сказал, что где он там найдет столько старых козлов, чтобы чинить им заводные часики!?..
– Дядя, дядя, а где у козлов часики? – поинтересовалась Софочка.
– Дедушка говорит, что это не моего ума дело, противный!..
Закончив перепись «малых народов» только к вечеру, Македоныч ошалело ввалился в свои хоромы, залпом принял стакан перцовочки и с полчаса тупо сидел с исписанной амбарной книгой на коленях, не зная, что делать с неожиданно свалившимися на него откровениями.
Но обстоятельства раскрутились живее и более неожиданным образом, нежели предполагал сам переписчик.
Из прострации его вывели громкие удары в дверь тупыми тяжелыми предметами, предположительно ногами. Звонки, стук и крики за дверью нарастали. По угрозам в свой адрес Македоныч сразу признал соседей по дому и открывать благоразумно не торопился. Из беснующейся толпы громче всех выделялся пронзительный голос Соломона Альтмана, обещавшего инициативному переписчику все кары небесные от суда в защиту прав человека в Страсбурге до суда Линча в его собственном подъезде!!
Упоминание о судах Авралию Македонычу понравилось, о чем он не преминул поделиться с разбушевавшимися соседями. После этого демарша гомон за дверью моментально стих и дальнейшие переговоры вошли в более конструктивное русло. Македоныч, начитавшийся в своё время знаменитого Плевако, почувствовал себя королем положения и стал через дверь диктовать условия мирного договора. Моральный ущерб от ненормативных эпитетов в свой адрес, так поколебавших его веру в человечность, Македоныч оценил в пару тысяч целковых плюс с каждого по пятисотке за соответствующие разделы рукописи. Авралий велел присмиревшим истцам выстроиться в очередь и голосом судебного исполнителя стал выкрикивать фамилии. Деньги в квартиру Македоныч велел совать через щель в двери, пропиленную им собственноручно для почтовой корреспонденции, так как его почтовый ящик периодически взламывался малолетней шпаной. В ответ каждый плательщик получал вырванную страницу из амбарной книги.
Последним к заветной дверной щели подошел Соломон Альтман и стал просить его сначала показать ему текст. Авралиий сурово произнес, что эти штучки у него не пройдут, но он может пойти навстречу Соломону и зачитать рукопись во всеуслышанье! Соломон, более не торгуясь, судорожно просунул деньги сквозь дверь, получил бумаги и громко пообещал, что «будь он проклят, если еще раз доверит какое-нибудь ответственное дело в руки проходимца!»
А Македоныч, пересчитывая неожиданное богатство, размышлял про себя: какое же всё-таки журналистика опасное, но прибыльное ремесло!..
АВРАЛИЕВЫ «ДРЮЧКИ»…
ХАМ - ЧИСТКА
Заработанного на всероссийской переписи «гонорара» Авралию хватило ненадолго. Его сноровистая вологодская половина на деле оказалась сущей скрягой, у которой и рубля без нервотрепки не выпросишь. К тому же, назойливая телереклама, вызывавшая во всем квартале единовременный выброс ненормативной лексики, делала тем не менее свое черное дело: Македоныч стал критичнее смотреть на свой гардероб, в котором периодически обновлялась только моль… Мысль о дополнительном и приличном заработке назойливо свербила ему в темечко, лишая сна и аппетита.
Наряжаться ходячей сэндвич-рекламой, чтобы подзаработать, Авралий посчитал ниже своего достоинства – таким способом можно было заработать только простуду. Когда же в ближайшем к его дому приемном пункте химчистки заболела приемщица, он решил устроится на время, чтобы реже бывать в обществе новоявленных родственничков.
Работенка не пыльная, народу мало, но и зарплата мизерная. То ли аккуратней носить стали, а может, пачкающих обстоятельств поубавилось, размышлял он: вон как везде чистенько да прилизано, не то, что при «совке»!
А поскольку его заработок напрямую зависел от числа испачкавшихся, он решил этот процесс подстегнуть. До ночи сидел Авралий Македоныч в своей коммуналке, тщательно вырезая из картонки трафарет. На следующий день, выйдя из дому пораньше, он принялся малевать по трафарету нижнюю часть входных дверей магазинов масляной краской. Итогом его усердия была безобидная надпись: « ГОСПОДА! ИМЕЙТЕ СОВЕСТЬ– ВЫТИРАЙТЕ НОГИ! »
Краска сохла больше суток, и за это время ее полностью затерли своими подолами и брюками добропорядочные господа.
Наутро в приемный пункт Авралия Македоныча выстроилась огромная толпа пострадавших. За один день был реализован квартальный план, а инициативный приемщик получил свою иудину прогрессивку…
Прекрасно сознавая, что подобные фокусы дают только одноразовый эффект и, появись он на следующий день с трафаретом под дверью магазина, не миновать ему битой морды, Авралий, ободренный первым успехом, стал помышлять о продолжении банкета…
МЕБЕЛЬНЫЙ ИМПРЕССИОНИСТ
Как-то, слоняясь по рынку, он увидел молодого человека, развесившего на стенке торгового павильона фотографии предлагаемых к продаже образцов мебели. Поинтересовался, как идут дела, на что парень с нескрываемым восторгом отметил, что торговля по фабричным образцам и по ценам производителя – очень выгодный бизнес! Народ предпочитает иметь дело с распространителями, а не покупать залежалую дорогую продукцию из мебельных магазинов.
– А фотографии вашей мебели в точности совпадают с реальной продукцией? – лениво поинтересовался Авралий.
– Ну, раньше фотографировали дешевой «мыльницей», поэтому цвета на фотках иногда не совпадали. Клиенты возмущались, когда им привозили синюю обивку заместо зеленой, но смирялись – не везти же фуру с мебелью обратно в область менять цвет!..
– И сильно возмущались? – спросил Авралий.
– До того сильно, что приходилось делать им скидку за цветовые отклонения супротив заказанного, пока не накопили на классный японский фотоаппарат!
У Македоныча стал чесаться кончик носа. Это была верная примета того, что запахло халявой. Взяв у распространителя адрес фирмы, он назавтра отправился устраиваться туда на работу.
Президент мебельной артели оказался таким же молодым парнем, как и его распространитель. Он очень обрадовался, узнав, что такой солидный, внушающий доверие человек будет продавать их продукцию. Но непременным условием своей будущей деятельности солидный Авралий попросил зачем-то отыскать фотографии старого образца, на которых цветовая гамма обивки переходила из синей в желто-зеленую даже в пределах одного дивана… Президент пожал плечами, но возражать не стал.
На следующий день Авралий Македоныч уже стоял на входе в рынок, зычным голосом приглашая господ покупателей не проходить мимо уникальной коллекции мебели от лучших мировых дизайнеров, милостиво согласившихся развернуть часть своего производства на просторах Подмосковья!
Фотоэкспозиция мебельной коллекции была слегка мутновата, о чем и свидетельствовали соответствующие подписи под образцами: "Гарнитур №1. Цвет – гламур, недоспелый киви. Гарнитур №2. Цвет – экстаз, утренний авокадо. Гарнитур №3. Цвет – оргия, перезрелый фейхоа в полнолуние»… и тому подобное.
Авралиева идея была проста, как табурет. Клиент заказывал гарнитур с одной из поэтических обивок, но Македоныч привозил им на огромной фуре мебель такого отвратно-поносного колера, что прибалдевшие покупатели хватались за сердце, теряя дар речи. Инцидент решался на месте: 50 баксов за напрасный прогон мебелевоза шибко-утонченным ценителям гобеленовых обивок, которые «сами не знают чего хочут!..»
Авралий получал свой навар, а клиент наутро свой заказ, уже отложенный для него с вечера…
Когда через месяц Президенту артели доложили о художествах солидного распространителя, подрывающего реноме фирмы, Македоныча сняли с рейса и приволокли на ковер для разборки. Президент сообщил, что братва у него цивилизованная, морду бить такому полному «хомуту», как он, они не будут, но зато этот отвратного цвета гарнитур Македоныч должен у них выкупить для себя лично по утроенной штрафной цене и уматывать к едрене фене!!
Вот так и оказался в покусаевской московской квартире гарнитур чудовищного блевотного цвета – «уже съеденного баклажана с папайей и фейхуа на фоне мокрого асфальта…»
Настроение было «фейхуявое», очередной бизнес пролетел мимо денег, но на стремлении их раздобыть эти досадные сбои не отразились.
«ГУСЬ» ХРУСТАЛЬНЫЙ
Целыми днями бродил Авралий Македоныч по разным торговым точкам, присматриваясь и вникая в сложную динамику классического марксового постулата: товар-деньги-товар.
Наконец, в одном из отделов супермаркета, торговавшего посудой, его внимание привлекла перепалка на повышенных тонах покупателя, разбившего какую-то чашку, и разъяренной продавщицы. Покупатель не хотел платить за свою неловкость, а хозяйка прилавка не желала мириться с убытком. Когда страсти накалились, багровая продавщица схватила гражданина за руку, достала из-под передника милицейский свисток и выдала оглушительную трель.
Тут нужно отметить особо, что свисток действует на подсознание бывших советских людей обезоруживающе. Этот специфический звук парализует волю, как взгляд удава, как приговор инквизиции. После такой милицейской волны разом сникший покупатель судорожно рассчитался за нанесенный государству ущерб и стремглав покинул торговый рай, на ходу суя под язык валидол…
Озарение теплой волной прошлось по авралиевой спине, приятно защекотав в левой ноздре. Что-то фальшиво напевая, он не спеша подошел к фарфоровой секции, криво улыбнулся довольной продавщице и рассыпался в комплиментах, говоря, что оказался невольным свидетелем достойной сцены. Спросив, как идет торговля, услышал невеселую тираду:
– Да какая это к такой-то богу-душу-маме торговля! Посуду щупают, вертют, пальцами щелкают, а чтобы купить – хрен! Берут китайскую шалупонь на подарки, а сами всю жисть с одной кружки пьют! Тьфу, блин, что за люди! Никакой торговли!
Посочувствовав нелегкой судьбе продавщицы, Македоныч поинтересовался насчет брачка, трещин и прочих досадных мелочей, подлежащих списанию.
– Везут черт знает как! – кипятилась продавщица, – снабженец такой же раздолбанный козел, как и его «жигуль»! Четверть товара идет на бой, расход один! Всё, к лету ухожу тряпками торговать!
Авралий наклонился к уху продавщицы и что-то заговорщицки стал ей нашептывать. По мере восприятия информации лицо хозяйки прилавка расплывалось в довольную злорадную гримасу…
На следующий день, сразу за поворотом в главный коридор супермаркета после схода с эскалатора, появился выносной прилавок, конструктивно представлявший собой вертикальную стеклянную этажерку, на которой расположились рекламные образцы фарфоровой продукции Дулевского завода. За ней, слившись со стеной, стоял сам автор коварного замысла – Авралий Македоныч со свистком на шее. Суть затеи состояла в том, что на этажерке красовались не выставочные образцы, а отъявленный брак с трещинами и сколами, но стояла эта композиция так, что не столкнуться с ней, сходя с эскалатора, было практически невозможно.
Буквально через пятнадцать минут после открытия магазина утреннюю тишину коридора нарушил звон разбитого стекла. Сразу после этого раздалась не менее оглушительная трель милицейского свистка. Незадачливый нарушитель спокойствия, тучный мужчина средних лет, белый, как обеденная общепитовская тарелка, стоял посреди фарфорового крошева и, что-то нечленораздельно блея, трясущимися руками компенсировал строгому должностному лицу нанесенный ущерб, плюс издержки за срыв рекламной акции!..
После панического бегства виновника происшествия Авралий Македоныч сгреб совком осколки в приготовленный бак, а затем из-за перегородки выкатил на то же место вторую этажерку с образцами неликвида и стал подстерегать очередную жертву…
К обеду у фарфоровой секции закончился брак и на выкатную экспозицию стали выставлять залежалые пыльные сервизы. Легкость быстрого обогащения опьяняла. Авралий настолько свыкся с ролью хозяина положения, что после каждого инцидента грозно отчитывал незадачливого покупателя, как гаишник на трассе. К окончанию рабочего дня фарфор в секции закончился, а Македоныч только вошел в раж. Поделив навар с довольной продавщицей, он пошел было к выходу, но тут молчавший доселе внутренний голос подленьким фальцетом стал ему нашептывать:
«Куда уходишь, кретин, фишка поперла!!...»
И Авралий, наплевав на бессмертный воровской постулат, что жадность фраеров губит, вернулся к мусорному баку с грудой осколков и стал выкладывать на каркас этажерки наиболее крупные обломки сервизов.
Поскольку «экспонатов» оказалось маловато, он порылся в соседнем баке и выудил оттуда грязные пластиковые одноразовые тарелки – отбросы маленькой кафешки и выставил их на стеклянные полки, вперемешку с остатками фарфора, приговаривая:
– Цель оправдывает средства, и так схавают!..
Ждать пришлось недолго. За пять минут до закрытия, по остановившемуся уже эскалатору послышался дробный стук башмаков и из-за поворота на Авралиеву ловушку налетел пожилой человек небольшого роста в МЧС-овской куртке. Витиеватые матерные проклятия заглушили звон рассыпавшейся конструкции.
Только Македоныч привычно схватился за свисток, как воздух застрял в его глотке, наподобие пробки в отопительной батарее. Из груды рассыпавшегося мусора вставала перемазанная в кетчупе грозная фигура его домоуправа Соломона Альтмана...
Признав в Авралии своего отъявленного жильца, Соломон стал набирать в легкие воздух, постепенно багровея. Сорвав с остолбеневшего Македоныча свисток, он со знанием дела выдал такую пронзительную руладу, что охрана выскочила даже из подвала! Прижав свою жертву за галстук к стене, Соломон выдал тронную речь главаря блатной разборки:
– Ах, ты чмо болотное! Я вже тебе сейчас пейсы начищу, баклан штопаный! Да за такие подлянки в приличных домах бейцы выдирают с ботвой! Будешь знать, как порадочных людей калечить за бабки!!..
Всего Авралиева дохода едва хватило расплатиться с Соломоном и охранниками, а сам комбинатор, получив от секьюрити увесистый пинок под зад, вылетел из супермаркета по дуге, как Бэтмен. Вдогонку ему неслось соломоново напутствие:
– Попадись только мне еще раз, поц гребаный, – ноги выдерну и докажу, шо так и было!
…Вечерело, рабочий день закончился. Авралий Македоныч, кряхтя и потирая отшибленное седалище, брел домой, угрюмо размышляя о проблемах капитализации страны в целом и превратностях своего врастания в рыночную экономику в частности.
БРАВЫЙ ЖЕСТЯНЩИК
Вместо теплого человеческого сочувствия пострадавшему Авралию Македонычу, ехидной вологодской супружницей Клеопадлой было заявлено, что теперь его жизнь потечет по более осмысленному руслу. А для этого необходимо срочно отремонтировать его старенькую «Ниву», чтобы бесперебойно поставлять молочную продукцию ей на рынок.
Перспектива батрачить молоковозом Македонычу показалась унизительной, а вот починить машину захотелось как никогда. В ней он видел единственную оставшуюся у него степень свободы, дававшую пропуск в тихий мирок уединенной рыбалки, и эту свободу он решил отстоять наперекор стихии.
С утра пораньше он выкатил из «ракушки» свою Ниву, с грехом пополам завел и, громыхая подвеской и постреливая глушителем, подъехал к единственному в их квартале автосервису. Здесь он принялся искать спеца, которого удалось бы отвлечь от внутренностей реставрируемых иномарок и заинтересовать реанимацией его рухляди.
Меланхоличный менеджер - бугор в засаленном комбинезоне и золотыми фиксами во рту огорчил Авралия тирадой, что, мол: «совок не лечим – рецепт утерян!» После настойчивых и слезливых стенаний заказчика, бугор, даже не открыв капота его Нивы, процедил сквозь золото:
– Ремонтировать то, на чем вы сюда въехали – для персонала потеря авторитета и квалификации. Ну, так и быть, поставлю на ваш утиль одного прогульщика в наказание. Гоните, уважаемый, двести баксов!
– А скидки пенсионерам? – взмолился Авралий Македоныч, явно не рассчитывавший на такую оглушительную сумму.
– Слухайте сюда, папаша! – снисходительно изрек бугор, – мы недавно запустили жестяной цех, и если приведете хорошего клиента на «мерине» – половину скосим.
– А если двух? – живо поинтересовался Македоныч.
– Еще приплачу! – заявил бугор и отвернулся, дав понять, что разговор окончен.
Несчастный автомобиль укатили куда-то на задворки автосервиса в отстой, а Авралий угрюмо поплелся по оживленным улочкам родного квартала, даже не представляя себе, как уломать владельца крутого «мерседеса» подлечиться в жестяном цеху золотозубого бугра…
Но тут его внимание привлекла уличная автостоянка у тротуара. Обойдя длинный ряд припаркованных машин и тщательно осматривая состояние их кузовов, Македоныч так и не обнаружил ни одного с вмятинами или царапинами. Автомобили, многие из которых весьма дорогих марок, бойко парковались, другие отчаливали. Парковкой командовал дюжий тротуарный амбал в камуфляже, с гаишным жетоном на отвисшем от денег кармане.
Авралий минут десять тупо наблюдал за парковочным процессом, пока не намозолил глаза тротуарному. Презрительно оглядев его задрипанное пальто, верзила изрек:
– Шо, папаша, забыли на каком «мерсе» сегодня припарковалися? Собес за углом, а контора не подает. Вали отседа!..
Македоныч встрепенулся, хотел было обидеться, но вдруг передумал. Его осенила одна идея – как обеспечить занятость кузовного цеха, да заодно отомстить обидчику. Он развернулся и быстро зашагал домой. А под утро только случайные прохожие, да ранние собачники могли видеть странную фигуру человека, что-то чертившего около тротуара на асфальте малярной кистью, пользуясь длинной доской как линейкой.
Солнечным утром уже знакомая нам парковка огласилась сочным отборным матом первых паркующихся. А дело в том, что все предтротуарное пространство было расчерчено под прямым углом желтыми линиями, расстояния между которыми было чуть больше полутора метров. Если учесть, что ширина порядочного «мерса», как правило, шире такого промежутка, то можно представить – что стоит втиснуть его в эту щель! Страсти подогревал тут же вывешенный плакат: «Больше парковок – хороших и разных! Администрация» . На другом плакате той же краской сообщался адрес ближайшего цеха кузовных работ.
Кажется, ни один из владельцев просторных лимузинов не избежал царапин и вмятин при столь ювелирной парковке. Как правило, в инцидент сразу вовлекались еще две машины, стоящие по бокам от свободной парковочной щели. Уже через час в автосервисе к ошарашенному золотозубому бугру выстроилась очередь из породистых иномарок для мелкого кузовного ремонта, а в ближайший травмопункт был доставлен тротуарный амбал с крепко набитой мордой…
Авралий Македоныч, еле отскоблив въедливую желтую краску от рук, заявился в автосервис после полудня. Фиксатый бугор, узнав все подробности этой затеи, дико ржал, как ненормальный, хлопал его по плечу, приговаривая:
– Ну, блин, улёт! Я угораю!! Будешь у нас внештатным менеджером. С каждой тачки – полсотни баксов твои, а завтра можешь забрать свою «Ниву».
Когда на следующий день Македонычу выкатили его старушку, признал он ее не сразу. Она сверкала и лучилась заморским покрытием с металликом, передний бампер украшал хромированный кенгурятник от фордовского джипа, крышу окаймляла дуга с шестью галогенками, а в салоне появились новые велюровые сиденья от BMW.
– Забирай свою лошадь, фирма угощает! – с этими словами бугор передал прибалдевшему Авралию ключи. Мотор непривычно мягко заурчал и машина выкатилась со двора.
– Да, сказал вслух Македоныч, – жизнь прекрасна, что удивительно! Хорошая мысля душу греет опосля…
Он медленно ехал по знакомым улочкам, начиная осознавать, что житие не обремененного службой пенсионера может протекать совсем не так заунывно, как казалось поначалу… Только сейчас он впервые в жизни чувствовал себя королем положения. Возможность сравнительно легкого заработка будоражила воображение. Моральные издержки данной формы предпринимательства он решил опустить, считая себя защитником обездоленных от засилья новорусского капитализма…
Для начала Авралий стал втихаря наклеивать на дверцы стоящих у тротуаров шикарных автомобилей извещения: «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА!» Все бы ничего, но лепил он их клеем, разведенным с растворителем, поэтому отдиралось это напоминание только вместе с лаком, краской и грунтовкой. А под дворники стеклоочистителя он подсовывал рекламку все того же автосервиса, который без обеда и выходных готов откликнуться на любые пожелания уважаемых господ-автовладельцев!..
У Авралия Македоныча впервые в жизни появился шикарный бумажник из крокодиловой кожи, набитый валютой! Для него этот атрибут заокеанских буржуев стал реальным приобщением к другой жизни, полной изощренных соблазнов и дорогих искушений.
Первым делом он променял свою любимую «Перцовку» на дорогущее бренди, которое попытался цедить маленькими глоточками, как американский ковбой, из стакана со льдом. На втором глотке он чуть этим льдом не подавился. Выкинув лед, Авралий налил полный стакан и, шумно выдохнув, глушанул залпом, закусив пряной килькой. Потом долго сидел с выражением страдальца, принявшего натощак стакан касторки…
Из автосервиса периодически названивали, деловито сообщая о недогрузке того или иного участка. После авралиевых инициатив кузовной цех вообще открыл филиал, а последнее его «ноу-хау» заставило этот филиал трудиться в две смены.
Новый фокус состоял в том, что на крыши мирно стоящих во дворах иномарок Македоныч принялся сбрасывать тяжелые чушки льда из окон лестничных площадок. Когда на отчаянный вой разбуженной сигнализации на улицу в домашних тапочках выкатывался хозяин машины, Авралий степенно выходил из подъезда, подходил вместе с другими зеваками к пострадавшему, сочувственно охал и цокал языком, глядя на приличную вмятину на крыше, а потом, как бы между прочим, рекомендовал бедолаге сделать на этом месте изящный люк. И он, кстати сказать, даже знает отличных мастеров по этой части!..
ФИНИТА ЛИ КОМЕДИЯ?..
Через месяц Македоныч уже входил в родной автосервис, открывая двери ногой. Бугор первым подходил здороваться и, передавая конвертик с очередным гонораром, сообщал о трудовых успехах коллектива.
Когда же встал шиномонтажный участок, Авралий начал мельтешить с тряпкой около перекрестка за пятьдесят метров до ворот автосервиса, навязывая автовладельцам услугу по протирке лобового стекла. Размазав грязь по стеклу, тем самым временно перекрыв водиле обзор, Македоныч быстро вставлял в протектор переднего ската припасенный гвоздь. Протерев стекло начисто, он получал свой жалкий червонец и злорадно желал своей жертве счастливого пути. Уже через мгновение свист прокола извещал, что счастливый путь водителя закончен и вас приветливо встречает трехметровая вывеска:
«ШИНОМОНТАЖ – 24 ЧАСА! НАДУЕМ И ОБУЕМ!»
А после того, как Македоныч нашел в своем сундуке старый охотничий патронташ с десятком патронов от дробовика, изощренное воображение подтолкнуло его к мысли подсовывать их в выхлопные трубы стоящих автомашин, загрузив на родном автосервисе участок по замене глушителей. И вот ясным днем, набив карманы патронами, Авралий отправился на дело. Старые машины его, как и спецов из автосервиса, не интересовали. Но крутые тачки просто так не отстаивали, в них непременно кто-то или дремал, или торговался.
Наконец его внимание привлек огромный черный джип, остановившийся на углу переулка. Шофер, заглушив мотор, выскочил отворять хозяину дверь.
Из огромной двери вывалил тучный бритоголовый великан в светлом кожаном плаще. К нему немедленно подбежали четыре молодые девицы, болтающиеся без дела сутками на перекрестках. По всей видимости, кожаного босса они знали и ждали от него каких-то указаний. Авралий, крадучись, подошел к джипу сзади и быстрым движением затолкал патрон в горячую выхлопную трубу. И буквально через секунду его подхватили за руки два здоровых братка из стоящей сзади машины охраны.
Молча врезав разом сомлевшему Македонычу для знакомства пару апперкотов, парни вытряхнули из его карманов патроны.
– Ты шо же это, падла, творишь? – вежливо спросил подошедший хозяин джипа, разглядывая вытащенный шофером из глушителя патрон.
– Ты на кого, долбаный вухобит, работаешь?..
Тут Македоныч, трясясь и запинаясь, доложил о взаимовыгодном сотрудничестве с золотозубым бугром из автосервиса. Последовавшая за этим реакция светлокожанного босса и его окружения стала для трясущегося Авралия полной неожиданностью. Компания дико заржала, складываясь пополам и держась за животы...
Как потом выяснилось, весь автосервис с потрохами принадлежал хозяину огромного джипа, и о художествах внештатного менеджера он уже был наслышан.
Но Авралию стало совсем не до смеха, когда из отворившейся дверцы джипа вылезла знакомая до боли фигура его домоуправа Соломона Альтмана, оказавшегося хорошим приятелем бритоголового босса.
– Уж не ты ли, фраер поцаный, налепил на дверцу моего «Москвича» табличку – «стоянка запрещена!», которую мне трое суток весь автосервис не мог отскоблить, а после дверь перекрашивали?! – Да я щас этот патрон в твой глушитель затолкаю и подпалю!! Я тебя предупреждал – не попадайся мне в третий раз?! Держите меня четверо, порешу гада!!!..
– Соломончик, не изводите себя! – встрял в эту перепалку хозяин джипа.
– С террористами надо поступать, как на вашей исторической родине: давайте раздолбаем его жилище!
– Я вас умоляю, у меня там шесть этажей коммуналок! Не хватало мне ещё братской могилы из-за одного придурка! – взмолился Соломон.
– О, кей! Тогда пусть несет выкуп, а для ускорения процесса ставим его на счетчик! – милостиво подытожил босс.
От услышанной суммы отступного в пятьдесят тысяч баксов у Авралия Македоныча обмякли все части тела одновременно. В этом разобранном состоянии он и был доставлен на квартиру, чем поверг в ужас свою бойкую жёнушку с её мамашей. Сопровождавшие Авралия бугаи профессионально обшарили закоулки просторного жилища, вытряхнув все Клеопадлины загашники, о которых Македоныч даже не догадывался. Сказав на прощание, что за побег – расстрел на месте, громилы удалились, прихватив до кучи его навороченную «Ниву».
Клёпка и все ее семейство, бледные, как вологодская сметана, за пять минут лихорадочно собрали все свое барахло и рванули на вокзал. Больше в столице их никогда не видели.
Македоныч, наконец-то оставшись в прежнем одиночестве, отрешенно сидел на кухне. Левой рукой, не глядя, он достал из своего не потревоженного старого загашника за зеркалом бутылку перцовки и, не морщась, оглушил полный стакан...
Позже, успокоившись и рассуждая трезво, Авралий пришел к убеждению, что источник всех его передряг – не кто иной, как этот домоуправишка Соломон Альтман, распоясавшийся старый еврей, нашедший себе блатную крышу!.. Допив бутылку, Македоныч окончательно уверился в своей правоте. Терять ему было уже абсолютно нечего, последний загашник был пуст, и через это базовое обстоятельство у него начала разгораться пролетарская ненависть.
Достав пыльный завалявшийся рулон старых обоев, Авралий на обороте крупно намалевал чернилами транспарант:
«ДОЛОЙ ИЗРАИЛЬСКОЕ ЗАСИЛИЕ ИЗ РОССИЙСКОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА!!»
Свернув рулон, Македоныч отправился на Большую Ордынку к посольству Израиля. Там он раскрутил свой транспарант, прицепив его к посольской ограде, и гордо встал в позе Наполеона, скрестив руки на груди. Тут же около Авралия стали крутиться обозленные бабки, тыча тощими кулачками в сторону посольских окон. Потом подошли какие-то панки с хаерами в цепях и заклепках и стали расписывать из баллончиков стены. А вскоре подъехали и анпиловские ребятки с красными знаменами и матюгальниками. Набежали вездесущие корреспонденты, замелькали вспышки фотокамер, а Македонычу сунули под нос микрофон для формулировки протеста.
Авралий, опьяненный перцовкой и произведенным эффектом, понес в микрофон такую околесицу, что у него захватило дух от собственной смелости и величия! Суть его выпадов не выходила за рамки сформулированной на обоях идеи, но подавал он ее в цветистом обрамлении лексикона, въевшегося в подсознание за долгие годы посещения пивной…
Манифестация явно удалась, а право разбираться с подъехавшими с часовым опозданием властями по поводу ее санкционированности Македоныч предоставил анпиловцам. Зато вечером, сидя перед телевизором, Авралий чуть не подавился пельменем, увидав в программе «Время» себя самого на фоне орущей красно-кумачовой стихии, гневно бичующего происки израильщины на просторах его многострадальной России!..
Из оглушенного всем увиденным состояния его вывел резкий телефонный звонок. Плохо соображая, Авралий Македоныч снял трубку и услышал знакомый вальяжный голос хозяина черного джипа.
– Да ты клевый пиарщик, старик, мне понравилось твое шоу! Я было поверил Соломону, что ты то самое фуфло, которое он из тебя рисует, и что твой потолок – насрать в глушитель порядочному бизнесмену!
– О, кей, кабалу с тебя замораживаю, посмотрим на твое поведение. Завтра приходи в мой офис в районной Управе, поговорим. Чувствую, у такого пройдохи, как ты, есть задатки политика. Хватит шмонаться по мелочам – пора делать из тебя кандидата в Думу, такие люди мне нужны, шолом!
В трубке послышались гудки, а Македоныч еще долго держал ее около уха…
Постепенно к нему вернулось ощущение содеянного, но уже не как жест отчаяния припертого к стене неудачника, а как вдохновителя и организатора негодующих народных масс! Авралий подошел к мутному зеркалу, расправил плечи, сделав зверскую мину, и угрожающе выставил кулак. Именно таким он и увидел себя с экрана, где его заметили сегодняшние воротилы, таким его звала на подвиги новая российская реальность!..
Окончание следует...
Оценили 10 человек
21 кармы