У Витька есть собственная комната в родительской квартире, избыток гормонов в крови, полный комплект прыщей на физиономии, несколько замусоленных журналов с голыми телками, припрятанных на нижней полке за полным собранием Достоевского, и огромная коллекция порно, скачанная из Интернета в специально созданную папку «System_filesХХX». Этим богатством определяется его половая жизнь. Витьку не дают. Не дают в принципе, вообще и в частности. Витек неоднократно убедился в этом опытным путем и ушел в большой спорт – изнуряет себя тренировками, стараясь стать чемпионом мира по мастурбации. Журналы и Сеть он использует как пособия. Знакомых девчонок – тоже, но с ними бывают проблемы: даже в воображении они нередко в самый ответственные моменты презрительно морщатся и фыркают: «Дрочишь? Ну, ты лох!..»
На летние каникулы Витька вытуривают к бабке в деревню. В прошлом и позапрошлом годах ему удалось закосить от этой повинности, но теперь родители непреклонны: бабка уже не та, что прежде, и ей требуется помощь.
- Картошку-то домашнюю любишь трескать? – приводит довод мать. – Значит, принимай участие в производстве.
Сама она в колхоз не стремится, о чем Витек ей и напоминает.
- Мы с отцом работаем, а ты бездельничаешь! – заводится мать. – Лентяй!
Витек прибывает в деревню, как декабрист в село Михайловское.
Его надежды на то, что с бабкой удастся договориться на месте, разбиваются в первый же день. Бабка суха, но въедлива, как клещ. Странно: сил на ведение хозяйства у нее не хватает, но внука она запрягает без труда, умелой рукой крепостной помещицы.
Витек начинает вскапывать, пропалывать, поливать и колоть. Конечно, не с рассвета до заката, как Золушка, но и не в щадящем режиме легкотруженика. Он сразу же зарабатывает мозоли и на другой день срывает их. Бабка чихвостит его, но лечит какой-то пахучей дрянью и показывает, как правильно держать лопату: о батраках нужно заботиться, чтобы не теряли работоспособности.
День деньской Витек торчит во дворе в трусах. Понемногу приноравливается, даже крепнет в чахлых бицепсах и покрывается мутным деревенским загаром – теперь его прыщи похожи на вишню в шоколаде. Отдыхает он ближе к вечеру на пруду или ходит в лес – недалеко, чтобы не заблудиться. Друзьями не обзаводится – молодежи в деревне мало, девчонки сразу определили Витька как «не вариант», да и местные пацаны исподволь дали понять: только попробуй сунуться к девкам – самим не хватает! Витек страдает: столь необходимые ему журналы и компьютер остались в городе. Для привычных упражнений невозможно уединиться – днем он на виду, а ночью бабка страдает бессонницей, подскакивает на каждый шорох:
- Витька, ты?.. Али кто?..
В дощатом туалете воняет, щели в палец и мухи. Даже в душевой кабинке не задержишься, бабка начеку:
- Витька, вылазь! Хорош воду зря тратить!
Но всему положен предел – понемногу приходит срок и его мучением. Незадолго до желанной отправки восвояси Витек привычно направляется в лесок. Против обыкновения, он забирается дальше обычного – нельзя же всегда бояться, он уже поосмотрелся вокруг. Сворачивает с хоженой тропы на другую, меньше топтаную. Потом – срезает к какому-то просвету между деревьями. Выбирается на полянку и понимает, что попал черт знает куда. На поляне стоит изба – покосившаяся, разъехавшаяся, как кривая поленница. Кровля с одной стороны опустилась до земли, и скат порос зеленью. На лавке перед избой сидит старуха – в валенках, в бурой юбке, в черном мужском пиджаке поверх блузы, с головой, забинтованной в ситцевый плат. В руках у нее – палка-костыль с новеньким алюминиевым стержнем.
- Здорово, добрый молодец, - шамкает старуха ввалившимся ртом.
- Здрасьте, - откликается Витек.
- За клубком пришел?
- Не, - мотает головой Витек. – Я просто так. Случайно.
- Случай случаю рознь. На всяк горшок свой ухват нужен. Так чего тебе?
- Мне ничего, - Витек озирается и вдруг понимает, что не знает, как ему отсюда выбираться. Он просто чувствует, что обратной дороги не будет.
- Подскажите: как мне к деревне вернуться? – просит Витек.
Старуха кивает:
- Значит, все же за клубком.
Манит пальцами, и из двери к ногам Витька бросается что-то серое, похожее на крысу. Витек подскакивает. Перед ним на земле лежит шерстяной клубок – пыльный, растрепанный, с прилипшим к нему мусором и соломинками.
- Иди, он тебя выведет. Не лови, в карман не суй. Проводит тебя и вернется.
Клубок откатывается в сторону, останавливается и нетерпеливо раскачивается на месте.
Витек таращит глаза:
- Как это вы делаете?..
Старуха молчит.
- Это что, «Скрытая камера»? – выпытывает Витек. – Меня снимают?
- Ни камеры, ни острога, - отмахивается старуха. – Клуб, он и есть клуб.
- А что у вас еще есть? – брякает Витек.
Старуха щурится на него:
- А балакал, ничего тебе не нужно. У меня негусто, по мелочи. Кладенца давно уж нет, шапки невидимой тоже. Мертвая вода есть, живой не осталось. Гусли-самогуды… гудят не в лад. Сапог-скорох – один: далеко не ушагаешь. Зеркальце еще.
- Которое с яблоком, все показывает? – уточняет Витек. Происходящее отчего-то не кажется ему нереальным.
- Того не имею. Зеркальце мое попроще. «Кто на свете всех милее?» - слыхал про такое? Лишь это и кажет.
В голове у Витька щелкает. Журналы, Интернет… А тут!
- Настоящее?
Старуха лезет за пазуху и вынимает из-под пиджачного лацкана зеркальце в темной, как царский пятак, медной оправе. Стекло на миг вспыхивает неоновым ореолом и гаснет.
- А… Вы его продаете?
- Продаю? Нет, меняю.
- На что?
- По хозяйству мне помочь надо. Отработаешь семь дён – твое оно.
- Семь дней?!
- Семь. Хорошее число, правильное.
- Столько я не могу. Мне еще собственной бабке помогать нужно.
Старуха размышляет:
- По полдня скину. У другого человека пособника не отберу. Согласен?
- Попробую! – решается Витек. Он прикидывает: вкалывать придется до самого отъезда.
- Не прогадаешь? Милое – оно для каждого свое.
- А вы мне дайте посмотреть, - просит Витек.
- Коню в зубы на базаре смотреть будешь, - обижается непонятно на что старуха.
- Ладно, ладно! – торопится Витек. – Завтра приду.
- Клубок тебя встретит, - кивает старуха и теряет к разговору интерес.
…Витек выходит к деревне быстро, быстрее, чем добирался до избы на поляне. Оборачивается – под листьями мелких кустиков что-то шуршит, прытко удаляясь.
На другой день Витек ставит бабке условие: он работает только до обеда.
- А то у меня будто и каникул нет. Должен же я отдохнуть!
- Умаялся, - огрызается бабка, но не возражает: чует правоту внука.
После обеда Витек дует в лес. Клубок и впрямь поджидает его, ведет короткой дорогой.
У старухи приходится заниматься привычным – вскапывать, пропалывать, поливать и колоть. До вечера.
На другой день – все то же.
И на третий.
На исходе седьмого старуха рассчитывается. Протягивает зеркальце Витьку – тот принимает в руки тяжелую холодную оправу, глядит в стекло. Зеркальце ненадолго вспыхивает, но отражает только физиономию Витька и кусочек неба.
- От клубка не отстань, - предупреждает старуха.
Витек благодарит и спешит за проводником.
На выходе из леса Витек не прочь опробовать приобретение, но тут навстречу выруливают ребята из местных, и приходится прижать зеркальце стеклом к телу, чтобы не пыхнуло случайно светом.
В доме у бабки Витек прячет зеркальце в свою дорожную сумку, изнывая от невозможности воспользоваться им немедленно.
Ночью, не выдержав, он пробует выбраться из постели, но бабка не дремлет:
- Витька, ты?..
Утром Витек собирается домой. Бабка складывает ему в неуклюжую корзинку гостинцы. Корзина оттягивает руку и царапает ногу щербатым краем. Влезть с нею в переполненную электричку – дело непростое.
Дома Витек стоически переносит процедуру встречи с охами и ахами, нехотя рассказывает о бабкином житье-бытье. Незаметно прячет зеркальце в своем столе. С наслаждением запирается в ванной комнате. Ужинает. Лезет в Интернет и проверяет накопившийся в почте спам.
Когда родители укладываются спать, он еще сидит у компьютера. Выждав немного для верности, Витек достает зеркальце. Интересно, какую красавицу он в нем увидит? А это будет в режиме реального времени?
Витек возбужден донельзя. Он устанавливает зеркальце перед собой и обращается к нему стихами Пушкина, перевирая слова:
- Свет мой, зеркальце, скажи и сейчас же покажи: кто на свете всех милей… всех милей и красивей?
Зеркальце вспыхивает. Амальгама больше не отражает лицо Витька, оно тонет в мягком сиянии. Витек сглатывает слюну и придвигается ближе.
Свечение умеряется, сползает к краям, а в середине остается тьма. Потом во тьме появляются отблески, будто блики играют на вечернем пруду. Изображение отплывает в глубь – таким приемом пользуются операторы, переходя от крупного плана к общему. Витек несколько раз мигает, пытаясь понять, что именно он видит в своем чудесном мониторе. Он берет зеркальце в руки и чувствует, что его медная оправа нагрелась и слегка вибрирует, как возбужденный контур из лабораторной работы по физике. Похоже, что зеркальце неравнодушно к тому, что показывает.
Заглянув в зеркальце, как в смотровое окошко, Витек видит другое зеркало – огромное, во всю стену, полированное, из роскошного литого хрусталя. Оно заключено в массивную золотую раму – всю в резьбе, в завитушках, в извивах лозы с топорщащимися лепестками, с соцветиями и с гроздьями неведомых плодов. Наверное, это и впрямь самое красивое зеркало в мире. В пользу этого свидетельствует маленькая деталь: Витьку не видно, где именно находится прекрасное зеркало, но на паркетном полу перед ним установлены низкие строгие столбики с прокинутым между ними барьером – шнуром из алого бархата, свисающим плавными торжественными дугами.
Оценили 15 человек
32 кармы