Нейтральная полоса

Среди зимы грянула оттепель. Серое небо немытой чашей повисло над Москвой. Коричневые ветки деревьев тоскливо гнулись под влажным ветром. В окно кабинета Смурова стучались капли дождя и, встретив препятствие, бессильно сползали вниз. Дежурство выдалось тяжёлым. С утра была квартирная кража, на которую приехала толпа начальников, которых облаял служебный пёс, чтоб начальство знало, кто тут главный. Сыщик тупо ходил по квартирам, спрашивая, кто что видел и, может, слышал. Граждане вели себя обычно, как три обезьяны адмирала Канариса, потом Смурова выдернули на пару бытовых трупов. Трупы были свежие и особо не воняли. Описание их тушек и получение справки от 12-й подстанции скорой помощи заняло всего-навсего час, учитывая любовные позывы свежеиспечённой вдовы одного из жмуриков на вид лет 75-ти, изображавшую Марсельезу на баррикаде из книжного шкафа. В обед сыщик сидел на корточках у стены, глядя, как промывают желудок жертве несчастной любви, нажравшейся таблеток димедрола. Жертва икала и пукала. Смуров курил сигарету за сигаретой в ожидании, когда толстожопая жертва очухается и можно будет её опросить на предмет, а не довели ли её до самоубийства.

В конторе дежурного сыщика поджидала пара терпил, у которых украли колёса с их сраных «Жигулей». Cмуров, начитавшийся под пиво с воблой ксерокопий книжек Карнеги, всем улыбнулся. Один из терпил понял, что это оскал смерти и растаял в сгущавшихся сумерках. Второй был нудный профессор марксисткой экономики, читавший романы Агаты Кристи и любитель Мегрэ. Столкнувшись с фразой «Да з@#бал ты меня!», профессор решил, что надо перейти на чтение крутых полицейских романов.

Смуров заварил чифирь, разложил бумажки, закурил сухую «Приму» из пачки, лежавшей меж рёбер батареи парового отопления. Большой палец правой ноги, почувствовав свободу через дырку зелёного армейского носка, блаженно шевелился. Жизнь казалась милым пушистым зверьком, а до конца дежурства было всего ничего.

И тут появилась она. В синей куртке-аляске, розовом свитере, чёрных брюках и с красивыми нервными руками.

— Это ты дежурный опер? — шмыгнув носом, спросила она.

— Я, — ответил Смуров, хлебнув чифирь, и запалил ещё одну сигаретку.

— У меня заявление, — она выдохнула, провела рукой по копне волос и спросила: — Закурить дашь?

Тяжело затянувшись сигаретой, она протянула паспорт и произнесла:

— Света меня зовут, я тут рядом живу, на Михалковской. Я его убила.

Смуров вздохнул и на всякий случай спросил:

— Насмерть?

— Нет, он к маме поехал.

Смуров тянул время до конца дежурства и поэтому задавал риторические вопросы:

— А чего не поделили?

— Понимаешь… — и тут сыщик погрузился в сложную систему жизненных отношений, описанных Шекспиром и муссируемых другими авторами. Очнулся он на фразе «И тут я ему вилку в бок и воткнула».

— А он?

— Собрал свои вещи и ушёл. Ты его вернуть сможешь? Я заплачу, нет проблем, — она опять провела рукой по копне своих волос и стрельнула сигаретку.

— Завтра заходи, — добродушно сказал Смуров, получивший поцелуй и чуть не задохнувшейся под пахучей копной волос Светы.

В конторе было тихо. Смуров вынул магазин из пистолета, щёлкнул затвором. Спрятал кобуру в сейф. Глянул на свой стол. Из-под стекла, лежащего на столе, на него таращились с фотографий беглецы из мест лишения свободы, лица пропавших без вести, особо опасные и находящиеся в розыске. И подумалось ему… вот этот стол и есть нейтральная полоса между ним и людьми. Перейти её — так это от него зависит и очень редко от людей…

А потом Смуров ехал из промзоны, на территории пятидесятого отделения милиции была такая. Смуров сыщиком дежурным был и поэтому ездил туда, куда граждане пошлют. На последнем вызове он тупо бродил, черпая грязь ботинками по территории склада, где ночью кто-то проник на территорию, сорвав пару досок из забора, но бдительный пёс Шарик, в свалявшейся шерсти которого торчали противотанковыми ежами засохшие репейники, хрипло залаял, и тётя Дуся, сторож вневедомственной охраны, оторвав голову от засаленной подушки заскорузлым пальцем набрала волшебный номер 02, задремавшая на минутку телефонистка на Петровке, 38 встрепенулась и послала тётю Дусю во вневедомственную охрану, мысленно от себя добавив пару слов, известных всем обитателям СССР. Тётя Дуся заорала дурным голосом, Шарик забился с испугу под пандус, а про остальных даже сказать нечего, не видел их никто, даже Шарик виновато покачал головой, что не помешало ему в мгновение ока схрумкать конфету «Дюшес», выуженную Смуровым из кармана, и пописать на заднее колесо милицейского «Лунохода» в своё удовольствие, при этом он жмурил глаза и скалился. Смуров велел усилить бдительность и отмежевался от заявления, строго заявив, что это ведомство вневедомственной охраны, и у угрозыска есть дела поважнее. Сделанный круг по складу дал понять сыщику, что метизные товары ему нафиг не нужны, хотя водитель по кличке Исмаил-Бек прихватил какой-то крюк и десяток саморезов. Шарик порычал для порядка, но Смуров шепнул ему на ухо, что, мол, нация такая — любят, блин, что блестит. Шарик махнул хвостом и поплёлся по своим делам.

И Смуров ехал дальше на милицейском бобике обратно в контору, поглядывая в лобовое стекло с мелкой трещинкой справа, рация чего-то там бубнила, Исмаил-Бек рулил, цепко держа баранку и хищно поглядывая на дорогу.

До конторы оставалось пара кварталов, как наперерез машине вылетел справа мужик с безумными глазами и воплем:

— МИЛИЦИЯ!

Водитель ударил по тормозам, машина обиделась и заглохла.

— Э… кус… — только и сказал Исмаил-Бек.

Мужик тыкал пальцем в сторону кустов и вопил, что его ограбили. Смуров схватил мужика за руку и рванул между домами. У мужика рука была потная и норовила выскользнуть.

— Курить брошу, — в который раз тоскливо подумал Смуров. Беглец выкатился из кустов прямо на Смурова, у беглеца была поцарапанная морда, карман на клетчатой рубашке был оторван, и ветерок ласково трепал лоскут.

— Это он, — радостно завопил мужик. Слюна из его рта летела веером.

Бабки у подъезда многоэтажки встрепенулись. Смуров в легкую въехал коленом в промежность беглеца.

Попыхивая синим дымом, «Луноход», скрипнув и звякнув, остановился. Исмаил-Бек радостно скалился золотыми зубами, корча рожи. Смуров вывернул карманы беглеца, в заднем нашёлся паспорт, внутри которого лежала трёшка.**

— Так чего пропало? — мрачно спросил сыщик у терпилы.

— Понимаете, я домой вернулся раньше, насморк, температура, ну и руководство пошло навстречу и отпустило, а этот из моей квартиры выходит. Представляете?

Смуров анекдот представил, с бородой… муж вернулся…

— Э! — мрачно процедил Исмаил-Бек. — Это нэ палка*** совсем. Зря машину гробил, — и махнул рукой, как кинжалом. Узкие губы скривились. Чёрные усы закрыли блеснувшее золото зубов.

Кто-то из бабок, сидевших у подъезда, всполошился и запричитал:

— У меня зятя в вытрезвитель вчера забрали и все деньги тоже.

Кто-то подхватил, и бабки загомонили. На ближней к подъезду лавочке приподнялась тощая бабка в красном байковом халате и, отклячив зад, надрывно закричала, пугаясь собственной смелости:

— Сатрапы, сейчас не 37 год! Сейчас перестройка!

Смуров затолкал мужика в салон, беглеца в собачник, хлопнул разболтанной дверью. Закурил, и они поехали, тщательно объезжая выбоины и лужи на дороге. Мужик ёрзал на заднем сидении и поминутно что-то спрашивал. Сыщик его не слушал, мечтал о том, что кончится это дежурство, он приедет домой, примет душ и будет сидеть на своём балконе, попивая холодное пиво, покуривая сигаретку, поглядывая на излучину Москвы-реки и почитывая криминальную хронику, и будет думать:

— Чёрт знает что в этой Москве творится.

** трёшка — три рубля.

*** палка — (сленг) показатель работы милиции, т. е. задержание преступника, раскрытие преступления и т. п.

© Барбос91