Сосед переезжал. Это событие он и его други начали праздновать задолго до начала наступления самого события. Веселые и в сиську пьяные люди, вызывающие завить и изумление, умудрившиеся напоить даже свой автопилот, периодически, проходя по коридору, втыкались лбами в мою дверь, заставляя кота тревожно пукать и подозрительно смотреть на свою миску.
Еще кот не любил, когда люди, почему-то шумно сопя, пытались преодолеть пространство коридора ползком. А поскольку ползли они так же, как и ходили, то есть неуверенно, то звуки, издаваемые трущимися об пол телами, нервировали животное и заставляла опять газировать атмосферу и тревожно смотреть в миску.
И день настал. И распахнулись двери квартиры. И понесли оттуда мебель. Мебели было немного, но соседи этот недостаток с лихвой компенсировали другим. Мне бы и в голову не пришло при переезде забирать с собой плинтуса, краны ободранные, линолеум и прочие нужные на новом месте вещи. Но у них было другое видение ситуации, и поэтому когда сосед, как обычно в дымину пьяный, поволок унитаз, я даже как-то и не удивился.
Дорога до первого этажа была длинной и трудной, как Альпы для Суворова. Сосед периодически уставал и присаживался на унитаз перевести дыхание. Люди, не владеющие информацией о переезде, натыкались на сидящего в коридоре гражданина и в ужасе проскакивали мимо. И только один маленький мальчик сурово сказал ему: – «Дядя! А в коридоре срать нехорошо! Дома срать надо!»
От такой внезапной лекции сосед сверзился с толчка и больно ударился организмом об пол. Это был намек, что пора продолжать путь. Впереди было еще четыре этажа.
Унитаз был тяжел. Он был неудобен и скользок. Он смотрел страшным очком прямо в глаза соседу и, кажется, замышлял недоброе. Мужик то и дело поправлял в руках фаянсовое чудовище и старался не смотреть ему в глаз. Он был суеверным и боялся, что унитаз его проклянет черным, бездонным взглядом.
А унитаз продолжал грустно пялиться на соседа и потихоньку выскальзывал из рук.
- Хоть ты и страшен, но всё-таки друг старый. А старый друг лучше новых двух, – блеснул сам перед собой знаниями фольклора сосед и поставил друга на пол. Где-то в глубине мозга шевельнулась мысль, что в друзей не срут, но это было так глубоко, что мысль сгинула, раздавленная новой идеей.
Идея была проста, как сам унитаз, и предполагала, что реализовав ее, можно будет доставить друга вниз без остановок. На обдумывание новой мысли ушло около четверти секунды и сосед, загадочно улыбаясь, запустил руку в самое жерло фаянсу и протолкнул ее поглубже. Так, сказать для гарантии фиксации.
Теперь возможность уронить хрупкое создание стремилась к нулю. На руке он сидел плотно, почти так же, как и раньше на нем сидел сосед, но почему-то сам сосед был не совсем удовлетворен. Какая-то злобная мыслишка пальцем проктолога вертелась и царапала мозг, не давая насладиться собственной находчивостью. Наконец решив, что сидя думается лучше, мужик поставил унитазину на пол.
И в этот самый момент, зудящая мысль обрела конкретные формы и, совершенно не принимая во внимание ранимую душу соседа, изрекла прямо в самую ответственную часть мозга странную фразу: – «Ну ты и мудак, Саня! Ну и мудак!»
То, что это был не вопрос, а категоричное утверждение, «мудак Саня» понял сразу. Рука, так ласково и нежно запихуемая пять минут назад в жерло унитаза, застряла там плотно, надежно и без вариантов.
Тихонько пискнув, чтобы не привлекать внимание, Санек попытался выдернуть конечность из недр унитаза. Конечность не поддалась. Не поддалась она и через минуту, и через пять. А еще показалось, что рука немного начала опухать. Саня хоть был, как обычно, выпивши, но при мысли, что потеряет руку, потерял самообладание. А потеряв его, подхватил свою, ставшую родной ношу, и судорожным бегом кинулся назад в квартиру, чтобы там без свидетелей поговорить со злобным изделием и попросить его по хорошему отпустить Санину клешню. Или, в крайнем случае, если переговоры человека и унитаза зайдут в тупик, то просто грохнуть несговорчивого противника о бетонную стену.
Постепенно фаянсовый друг превращался в ненавистного врага.
Квартира оказалась закрыта. И Саша своим залитым водкой мозгом запаниковал. Он начал стучаться в квартиры, требовать помощи, молоток и выпить.
…Мой кот традиционно пернул и посмотрел на миску.
Вид мятущегося по длинному коридору тела, которое целило в людей унитазом, надетым на руку, вселяло стойкое подозрение, что Терминатор это ни хрена не выдумка режиссера. И если ВОТ ЭТО выстрелит, то все ракеты Терминатора в почтении склонят свои боеголовки перед тем, что вылетит ОТТУДА.
Постепенно коридор наполнялся зрителями и сочувствующими. Хоть Санек и попил крови у соседей, но все-таки его было жалко. И только старый дед, имевший у детворы кличку Козявочник, предложил Сашке жесткий, но радикальный выход: – «А ты его себе об башку е*ни, да хером прихлопни! Он и развалится.»
Соседи разом замолчали, представив себе эту картину. И только Санек, сверкнув разъехавшимися от горя и водки очами, ткнул унитазом в деда и пообещал: – «Щас, вот щас сниму его и тебе на голову одену. Будешь, бл*ть, как солдат в «Звёздных войнах», при шлеме и без мозгов.»
Зрители резко зауважали Саню и на всякий случай отступили к выходу.
Козявочник, на которого нижним глазом обличающе указывал унитаз, не стал вступать в бессмысленную дискуссию, а грациозной саламандрой смело сквозанул за спины соседей и дернул вниз по ступенькам.
Кто-то со вздохом произнес: – «Вот так и появляются унитазофобы»
Потом один сосед принес канистру импортного масла. «Для своей машины покупал» – пояснил он, чтобы все оценили грандиозность жертвы. Потом все дружно лили масло на руку Санька, а заодно и на его голову. Санек не возражал, нервная блокада сделала свое дело, и ему было глубоко похрен. Потом он пошевелил пальцами, и унитаз соскользнул с руки.
Улыбаясь как Буратино, он смотрел на освобождённую руку, шевелил пальцами и тщательно их пересчитывал. Пальцы весело шевелились и были все на месте.
… А потом, уже совсем потом, темным вечером в подъезде раздался страшенный грохот и следующей звуковой волной – профессиональные маты и проклятия.
Это, красиво изгибая тело и крутя им в воздухе замысловатые пируэты, зачетно ****анулся на разлитом масле Козявочник, крадущийся к себе домой.
После этого Сашки больше в подъезде не было, наверное, действительно переехал куда-то. А Козявочник еще долго, приближаясь к месту своего пикирования, переходил на черепаший шаг и, держась за стену, осторожно преодолевал его.
Оценили 30 человек
57 кармы