О Гардарике.
Саморазрушение нередко
В русской пробуждается крови -
Может, от того, что наши предки
Поджигали города свои.
Просто выходили за ограду
И, отдав огню святой налог,
Строили такой же город рядом
На весьма определённый срок.
Чтоб затем, огню оставив пищу,
Возвратиться, наконец, назад -
Оживлять родное пепелище,
Возводить традиционный град.
Что к чему - узнаем мы едва ли,
Разный у историков подход:
Может, предки время добывали,
Может, освящали путь вперёд.
А, возможно, важные решения
Лучше примечает голова
Через пламя самоочищения.
Не с того ли Русь досель жива?
Осени.
Два взгляда, сойдясь по стечению,
Отдались приливной волне.
Златое моё увлечение,
Ты быстро остыла ко мне.
Как скоро проносятся редкие,
Залитые светлостью, дни.
Колючими, голыми ветками
Для нас обернулись они.
Исчезли совместные бдения,
И чувств догорела заря.
Легла полоса отчуждения
Меж нами в конце сентября.
Сошла пелена обаяния,
Глаза разъедая, как дым.
Влюблённость, такая недавняя,
Рассыпалась эхом пустым.
В остатке затмения краткого
Лишь образа смутный абрис,
Да в книге закрытой (закладкою)
Резной позолоченный лист.
Откровение.
Вопрос стоял ребром с давнишних пор:
Почто же в тягость мне труда вериги?
Лентяй и тунеядец! – приговор.
Ответ же был закопан в умной книге.
О, книга! Я всегда подозревал!
Лишь выразить не мог свои сомненья:
Работать нежеланье – не скандал,
А первый признак переутомленья!
И лень и тунеядство – всё не то!
Проблема затаилась в тонкой сфере:
Ведь я опять устал работы до,
Поскольку утомлён я пере-пере!
Об ошибках.
Как много, всевозможного пошиба,
На полках книжных и экранах теле
Нам предоставлено чужих ошибок,
Приведших к бедам и большим потерям.
Мотай на ус, казалось бы, и помни,
Куда и как не следует соваться.
Но – мы не можем без страданий домны,
А наши головы – без эпиляций.
Какие там анализы чужого?! –
От граблей собственных сплошные шишки!
С большим трудом простейшие основы
Доходят до отбитого умишки.
О бедном гусаре...
Хотя гусар – венгерское словечко,
Но в наш язык оно вросло навечно.
Прекрасно это слово прижилось
Средь русских легкомысленных берёз!
Под звук его и время мчит беспечно
И честь воспринимается всерьёз.
Гусары, не внимая залпов шуму,
Готовы на врага в галоп поднять!
Гусары не привыкли думать думы,
Тут или думать или рисковать!
Но пусть ты вовсе не летел в атаку,
Пусть кивер твой не снёс француз-рубака,
Ты можешь быть гусаром всё равно:
Не важно, кто ты, было бы дано!
Ведь благородство – дар бесценный свыше,
Мундир гусарский им богато вышит.
А у господ Мерзяевых в глазах
Сквозят непонимание и страх,
Когда у тех, кто ‘’рожею не вышел”
Вдруг проступает ментик на плечах!
Когда душа, рванув протуберанцем,
Вслед за собою увлекая ввысь,
Не принимая окрик :“Берегись!”,
Толкнёт навстречу плахе, самозванцем,
Ради чего-то большего, чем жизнь…
Что вымерли гусары, вы не верьте
И пусть на всех, возможно, хватит плах,
Гусар наотмашь саблей врежет смерти
С улыбкою презрения в усах!
Она была...
Она была волшебною страной,
Страною странною, без видимых границ.
Она была и чУдной, и чуднОй,
Непредсказуемостью повергая ниц.
Непредсказуемость, к шаблонам неприязнь,
И, вместе с тем, природное чутьё, -
Умение плести спиралей вязь
Такую, что спирало от неё
В груди, давая ритму звонкий сбой,
И метроном срывался в кутерьму.
Она была в любой момент любой.
И лЮбой. Что первично – не пойму.
Оливье.
Застолья гам, кругом галдят,
Сердючка бьёт по перепонкам.
Уйду от всех, уйду в салат –
В пристанище натуры тонкой.
Как в нём покойно! Майонез
Компресс прохлады дарит коже
И бондюэлевский горошек
В ноздрю так трогательно влез.
Впустил меня портал салата,
Поскольку дозы тайный код
Я принял, даже сверх. И вот
Мой переход прошёл, как надо.
С той стороны остался шум,
А с этой – ляпота какая! –
Край дивных грёз! Я наобум
Гуляю по нему, икая.
Спонтанно уношусь в полёт,
Здесь улететь – элементарно!
Надеясь, что не подведёт
Мой аппарат вестибулярный,
Меж звёзд несусь, как вертопрах
(По звёздам лихо скачут белки!)
И… тут я вновь в своей тарелке
И вкус картошки на губах.
Гремят чужие восклицанья,
Гуляя эхом в голове.
Чу! - Возвращается сознанье,
Ему отдам твой мир, как дань я,
Прощай, мой верный Оливье!
Обыкновенное Чудо.
Когда бородатый Волшебник
Начнёт свою лучшую сказку,
Взирая на нас через пляску
Живого, как Чувство, огня,
Часы остановят движенье
И музыки тёплые краски
К душе потекут сквозь повязки,
Её пробудив ото сна.
И мы уплывём невесомо
В знакомую явь декораций:
Корабль станет тихо вращаться,
А Лев своих глаз не сомкнёт.
Накроет щемящей истомой
От слов и от их интонаций.
Но сказка должна продолжаться
И всё своим ходом идёт…
Вот-вот молоко перельётся,
Последует сцена погони,
И нас непогода загонит
За грубо распоротый холст.
Принцесса в слезах улыбнётся,
Охотник ружьё приготовит,
Сойдутся прощально ладони
И встанет извечный вопрос…
Волшебник, чудак “окаянный”,
Сумел о Любви беспробудной,
Нелепой, смешной, безрассудной,
Грозящей прийти невпопад,
Поведать нам сказкой желанной
И в душах посеял подспудно
Тоску по обычному Чуду,
Тому, что не знает преград…
Ось.
Вокруг звезды Полярной
На привязи кружа,
Вращают небо парой
Медвежьих два Ковша.
В них льётся млечный ветер
И, чтобы не стряслось,
Переполняясь, вертят
Ковши, со скрипом, ось.
Её бы смазать надо –
Заклинит, неровён.
Да где же рембригада? –
Всё время недозвон!
Приставлю-ка легонько
Я лесенку к Луне,
На небеса с маслёнкой
Придётся слазить мне.
О листьях.
Последний, маленький листок
Один остался на берёзе –
Злой ветер, как ни барагозил,
Сорвать его так и не смог.
Держался листик, что есть сил,
Порывам резким непослушен.
Не оказавшись в стылой луже,
Он превозмог и победил.
В конце концов махнув рукой,
Умчался ветер, стало тихо.
И даже Солнце после лиха
Явило светлый образ свой.
И вот, когда угас накал,
Когда пришла его победа,
В тиши, в лучах тепла и света,
Лист оборвался и упал.
Таков закон в своей красе:
Что ни доказывай природе,
Срок обязательно приходит.
И листья опадают, все.
Но есть величие в борьбе,
И слава тем, кто смог бороться,
Чтоб раз ещё увидеть Солнце
И что-то доказать себе.
Общечеловеку.
Кто ты такой? Какого
Племени ты и рода?
Дух очага и крова
Предан тобою? Продан?
Выглядишь ты не худо,
ФИО – истоков залежь, -
Злоба ж твоя - откуда?
Родину что ж ты хаешь?
Что ты конкретно сделал,
Чтобы помочь в беде ей?
Язвы смакуешь «смело»?
Тыкаешь побольнее?
То, что ваяли деды
Кровью и потом тяжким,
Кличешь «страною ЭТОЙ»,
Кроешь «Совком», да «Рашкой»?
Что для тебя Отчизны
Рваные в клочья жилы
И миллионы жизней,
Отданных, дабы жил ты?
Нет ничего святого –
Смех, да брезгливый отмах, -
Западная обнова
Свет заменяет в окнах.
В речи своей нередко
Переходя на инглиш,
Что ты ответишь предкам
В час, когда их увидишь?
Об играх и правилах.
Тот, кто правил правила, тот и в шоколаде,
Он своих соперников не потерпит нрав -
Справит экзекуцию спереди и сзади,
Кто регламентировал, тот и будет прав.
А потом хоть тресни ты, бейся, как в припадке,
Правоту доказывай из последних сил.
Ты чужие правила принял без оглядки -
Подписался, родненький? Кто ж тебя просил?
И не жди лояльности, дальше будет хуже,
В этих играх кончились честные бои.
Мир опять меняется, собирайся, Друже,
К правильной игре пиши правила свои!
О Сказке.
Через топь повседневности вязкой
Мыслениточка вьётся одна:
Сказки хочется, хочется Сказки!
Быть она где-то всё же должна.
Может статься, что ты, честь по чести,
По соседству со Сказкой живёшь
И вон в том деревянном проезде
Скромно прячется Изнакурнож.
Неужели вас не посещало
Ощущение грани миров?
Не дыхнуло иное начало,
Приподняв старой тайны покров?
У большого кота на заборе
Не сверкнул запредельностью глаз?
Скрытой сутью наивных историй
Подсознанье не мучило вас?
Ниоткуда ничто не берётся
И не может исчезнуть, как нет, -
Нужно просто из жизни-колодца
Разглядеть мыслеобразов свет.
У виска не крутите с опаской, -
Мысль совсем не бесплотная нить.
Если все мы мечтаем о Сказке,
Значит, Сказки не может не быть.
Отпуск.
Словно талых, стремительных вод спуск,
Словно в жизнь параллельную пропуск,
Долгожданный, заслуженный отпуск
Безусловно, однажды придёт!
И промчится мгновеньем единым,
Всю наличность просадит, скотина.
Нам же – снова впрягаться в рутину
И вздыхать по нему целый год…
Об имперскости.
Кому претит российская имперскость?
Отметим сразу – как не посмотри, -
Хоть в профиль, хоть в анфас, хоть изнутри –
Имперскость эта проступает веско,
Поскольку у России выбор прост:
Иль быть империей, иль кануть в Лету.
И тут мы возвращаемся к ответу
На вышеобозначенный вопрос:
Кому она претит, имперскость наша?
Тому, кому она чужая краше.
Не суть, что он при этом говорит,
К чему взывает и каков на вид,
Что обещает и во что он верит,
Бездарность он или большой талант –
По глупости, со зла или за грант
Он интерес блюдёт других империй.
Тех самых, что опять в порыве спеси
Пытаются смести Руси барьер.
Но по весне уже проснулся Бер,
И данный факт всю эту кодлу бесит.
Оберег.
Святый Боже, слава Тебе!
Велика есть милость Твоя.
Не даёшь Ты чёрной злобЕ
Мир людской залить по края.
Жизней грешных краткий забег
Не прервался пропастью чтоб
В душах селишь Ты оберег
Для путей ошибок и проб.
Сколько боли сломанных ног
Посреди оврагов и круч
Утолить Ты душам помог,
Пробуждая спрятанный луч.
В череде невидимых битв
Луч спасает в личном бою,
И слепец, не знавший молитв,
Сочинит молитву свою!
Оценили 30 человек
68 кармы