ОН И ЕГО ПЁС

Он и его пёс умирали.

Вернее, умирал он, а его пёс его спасал. Но всё было тщетно. Тогда пёс лёг рядом с ним на снег и стал лизать ему лицо, тихо скуля....

Вскоре медленно падающие сырые слипшиеся хлопья снега покрыли их серой покойницкой пеленой....

Поле окончания института он получил специальность метеоролога, и его всецело захватило изучение физических механизмов атмосферных процессов или динамическая метеорология. Он довольно скоро защитил кандидатскую диссертацию, переключился на гляциологию и стал признанным специалистом в области ледниковедения и снеговедения. Защитил докторскую диссертацию, но наотрез отказался от университетских стен, предпочитая бескрайние ледяные и снежные просторы Арктики, Антарктики, Заполярья удушливой атмосфере аудиторий и научных коллективов.

Он не вылезал из экспедиций.

Приезжал домой буквально на пару недель и вновь исчезал среди своих льдов и снегов.

Его жена, они поженились ещё на третьем курсе, тоже защитила с его помощью диссертацию на его материалах и работала в одном престижном гидрометеорологическом университете.

Последняя его экспедиция растянулась почти на год. В составе международной экспедиции в связи с потеплением климата он изучал таяние горных ледников и ледниковых покровов Арктики и Антарктиды.

Был собран уникальный научный материал и для написания монографии ему дали год.

Перед своим приездом он написал электронное письмо жене, что вскоре они будут вместе, совершат круиз по тёплым странам, родят такого желанного ими ребёночка, он напишет ей докторскую диссертацию и всё станет хорошо....

Он гнал время впереди себя....

Взбежал на одном дыхании на третий этаж и дрожащими руками открыл дверь... в почти пустую, давно нежилую квартиру со спёртым, пыльным воздухом....

На зеркале в прихожей к розовой жвачке был прилеплен клочок бумаги... со стихотворным столбиком. Его жена писала довольно слащавые душещипательные стихи о разных категориях любви ещё со школы, выпустила пару тонких сборников. Пользовалась большой кухонной популярностью среди студентов, сослуживцев и друзей.

Из всего стиха сквозь радужную пелену слёз в его память навсегда врезалась только последняя строчка: "...не ищи..., и меня для тебя больше нет..."

Ниже, губной помадой был нарисован широко разинутый губастый рот с высунутым языком - эмблема его любимых The Rolling Stones.

Она так рисовать не умела....

Была вывезена вся шикарная антикварная мебель, его положение и заработки позволяли приобретать ей такую мебель в качестве компенсации его вечного отсутствия. Ему она оставила только самое ненужное ей, в том числе и их кресло-кровать, первое приобретение после свадьбы в общежитии.

И как издёвка над ним, в этом кресле в полиэтиленовом пакете лежал комплект постельного белья....

Три дня он не выходил из квартиры...

Пил чай, спирт и ел то, что было в его обширном рюкзаке.

Вся его жизненная восторженность и иллюзии осыпались за эти три дня.

Он философски обобщил весь свой жизненный опыт и понял, что любил только плоть жены своей плотью, а их души так и оставались в состоянии глубокого анабиоза.

Три дня одиночества осветили особым светом его юность, и он вспомнил о своей первой любви.

Порывшись на антресолях, рука жены туда не добралась, нашёл старую тетрадку в коленкоре... и погрузился на долгие часы в её чтение.

Набранный им номер оказался жив и ему ответили, что такая-то давно погибла в автомобильной катастрофе....

Машинально опустив трубку на рычаг телефона, долго, почти немигающим взглядом, смотрел на темнеющее, давно немытое стекло окна и не помнил, как уснул.

Квартиру он подарил своей единственной племяннице и уехал..., навсегда, к своим льдам.

В тот день ему надо было по графику отбирать пробы льда в одном из языков движущегося ледника. Загрузив всё необходимое оборудование на легкие саночки, он со своим псом, аляскинским маламутом, рано утром двинулся в путь, намереваясь к вечеру вернуться на станцию.

Он уже семь лет жил на станции, жил один, только его пёс разделял его одинокое научное существование. Он его выходил-вырастил сам из щенка-несмышлёныша, и они стали продолжением и дополнением друг друга. Ему иногда казалось, что он чувствует мир как его пёс, и, смотря на него, считал, что пёс всё чаще и чаще думает как он.

Он выполнял всю работу на станции один и не терпел никого рядом слишком долго, кроме своего пса. Одного человека он воспринимал как шумную компанию, двух как майскую демонстрацию.

Дорога до ледника не составила труда. Пробы льда отбирались легко, но на последних сверлениях заклинило бур, и пока он его освобождал, было упущено столь дорогое время короткого северного дня.

Прогноз погоды был благоприятным, но север есть север. На полпути к станции небо как-то сразу заволокло свинцовыми тучами, оно упало на ледяные поля и с него плавно потёк мокрый снег, сначала мелкой крошкой, потом всё более и более крупными рыхлыми хлопьями, покрывая его и пса серыми от быстро темнеющего неба накидками.

Внезапно, интуитивно он понял, что они с псом потеряли ориентацию в этой рыхлой атмосфере плотно падающего снега. Пёс это тоже понял, беспорядочно шныряя то туда, то сюда.

Страх охватил его плавно, как сон. И тут же страх передался псу. Он внезапно взвыл и прижался к нему, к его волчей дохе, с мехом и внутрь, и наружу, дорогой подарок друга-монгола.

Кое-как успокоив пса, он, надеясь на своё внутренне чувство дороги, побрёл дальше, волоча санки с образцами льда.

Из мутной пелены снега выплыло что-то тёмное, но пёс не показал признаков беспокойства.

Это была скала.

Страх ушёл из него так же плавно, как и пришёл, и его заменило полное безразличие. Он знал, что за мокрым снегом придёт мороз....

До его станции от этой скалы было несколько часов хода при ясной погоде.

Он сел на санки и ему почудилось, что он сидит на том кресле-диване с комплектом чистого белья....

Он ясно почувствовал, и даже увидел, как нАчала утоняться тоненькая серебрянная ниточка, держащая его душу в его теле... и ему стало всё равно.

Пса словно пронзило электрическим током. Он, взвыв, уцепился зубами за подол его дохи, и неистово тряся головой, упёршись в снег, стал тянуть его за собой...

Силы оставили его и он не сопротивлялся усилиям пса. Пёс стянул его с санок на снег, продолжая скулить и тащить его как большую тряпичную куклу от этой скалы.

Снег как шёл, так и шёл, сохраняя плотность серой пелены в быстро темнеющем северном дне.

А пёс тянул и тянул его, плача своим собачьим плачем....

Но всё было тщетно. Выбившись из сил, пёс лёг рядом с ним на снег и стал лизать ему лицо, тихо скуля....

Ему было покойно и хорошо лежать, не шевелясь, и он чувствовал, как его рано умершая мама нежно гладит его засыпающего своими нежными и тёплыми ладошками....

Вскоре медленно падающие сырые слипшиеся хлопья снега покрыли их серой покойницкой пеленой....

Через сутки, ясным морозным днём их нашёл вертолёт.

На ослепительно белом, искрящемся снежном поле возвышался серый холмик...

Когда люди подошли к холмику, из-под него раздалось угрожающее рычание. Они отпрянули от неожиданности.

Медленно стянув волчью доху, они увидели рычащего пса, лежащего на нем, мёртвом, и обнимающего своего пса в последнем объятии...

Его уложили на его же санки, выбросив его последние образцы проб льда из ледника, и печальная процессия побрела под ярким полярным солнцем. Он лежал на санках с поднятыми руками, словно хотел обнять так любимое им полярное солнце и согреться от него в последний раз....

Пёс понуро трусил рядом с санками, никого не замечая вокруг, и всё смотрел и смотрел на его белое лицо и насквозь поседевшие волосы....

Его положили в небольшую, наскоро собранную палатку и пёс лёг около входа, мрачно смотря на окружающих....

На следующий день вертолётом прибыл милиционер, врач и привезли гроб....

Когда подошли к палатке, оказалось, что пёс уже догнал его и теперь они там, где-то там, далеко-далеко, брели рядышком по бескрайним заснеженным просторам....

Капитан милиции, перебирая его бумаги, под лампой, нашёл конверт с его письмом, написанным в тот же день, как он приехал на эту станцию, с короткой строкой, что бы его похоронили здесь же, во льдах.

Могилу вырыли под той же скалой, где он замёрз, взрывая стальную землю толовыми шашками.

Его и пса укрыли его волчьей дохой, рядом положили гроб, засыпали их раздробленной мерзлой землёй и камнями и сверху, с помощью вертолёта, накрыли обломком скальной породы.

Новый состав экспедиции на станцию привёл бронзовую табличку с надписью "Он и его пёс". Он так и написал в том коротком письме.