Дознаватель

- У нас, край, - сутки. Потом здесь будет столько чекистов, что замучаемся отмахиваться.

- Ничего. Документ, в конце концов, у нас. Там был хитрый самоликвидатор, но у нас нашелся правильный сапер. Вообще занимались перестраховкой: и вскрыли под красным фонарем и скопировали, сначала, вручную, а потом так... А доблестным чекистам, - всяческих успехов в их нелегком труде. Самолеты в горах, бывало, находили через десять лет при полном старании. Или вообще не находили. Ты другое скажи: как ты намерен вытягивать из него подробности?

- А надо?

- Не знаю, как в данном случае. Только в половине случаев какая-то часть передается именно так. Заучивается наизусть.

- Думаешь, будут сложности?

- Даже не сомневаюсь. Мало того, что он мужик, по всему, - кремень. Их еще и готовят, как себя вести на допросах. Любую боль терпеть. Твои костоломы из КР могут провозиться слишком долго. Быстрее забьют насмерть, чем язык развяжут. Даже на Лубянке кое-кто держался. Месяцами. Чуть ли ни годы.

- Не хотел тебе говорить, - осторожно вздохнул маршал, - не люблю я все это, до смерти. Но проблем не будет. Есть у нас кадр. Работает фельдшером в госпитале. Звать Клава. Клавдия Васильевна Топилина, в прошлой жизни Софочка Грингут. Фамилия папы, Левы Грингута. А сама пошла в маму, Дору Михайловну Кейданскую-Грингут. По отзывам, - выдающийся специалист. Талант в своем роде, даже, может быть, гений.

В обойму "узких специалистов" она попала случайно: ее узнал знакомец по тридцать седьмому году, бывший тогда подследственным. Ее тогда едва отбили, а толком говорить она начала только через месяц. Думала, всю жизнь сипеть будет, так он успел помять ей горло за какие-то секунды. Смех был в том, что они оказались коллегами по несчастью: и он добровольцем на фронт, искупил, выслужился. И она, угодившая в лагеря только девятью месяцами позже, тоже написала заявление. Благо, статья позволяла. И все уже наладилось, она пристроилась в госпиталь фельдшером, и ее работой были довольны, - а потом эта встреча. Ей объяснили, что будет в случае отказа от сотрудничества. При том, что никто из переговорщиков ее и пальцем не тронет. Да она и сама это понимала. Ее перевели в другой госпиталь, где о неприятном инциденте никто не слыхал, а госпитальное начальство получило инструкции. Использовали по прежней специальности нечасто, но несколько эпизодов все-таки имело место. Интересное все-таки дело: работой, судя по всему, вполне довольны, - а вот сказать, чтобы ценили - нельзя. И не благодарят никогда, хотя, - уж теперь-то! - польза Родине от ее умения была большая. Узнав, с кем придется иметь дело, отнеслась к предстоящему со всей серьезностью. Клиент ждал ее, надежно зафиксированный в специальном кресле и с кляпом во рту. Это была пока что не работа, а меры предосторожности: достав из малого стерилизатора щипцы, она ловко, один за одним, выдернула у него передние зубы. А то, не ровен час, возьмет, - и назло откусит себе язык. Были случаи, да еще не один. От таких, как этот вот, всего можно ждать. Только верхние - вполне достаточно. Сноровисто прижгла лунки. С неудовольствием глянула на то, как один из шести присутствующих тут бугаев, белый, как мел, зажав рот, опрометью выскочил из допросной.

Скучным голосом распорядилась, чтобы "этого" - заменили на другого, потому что толку от него сейчас все равно не будет. Дождалась сменщика. Распорядилась, чтоб клиента раздели и зафиксировали на столе. Лицом вниз. Прежде, чем его начали снимать с кресла, вышла из помещения и заперла его снаружи. Мало ли что. Вдруг не сладят. Вернулась. Очевидно, что-то и впрямь имело место, поскольку бугаи выглядели несколько вспотевшими и раскрасневшимися. Но сладили-таки.

- Знаете, что? - Сказала после секундной задумчивости. - Пиздуйте-ка вы все отсюда. Не хватало еще и с вами возиться. В коридорчике подождите, только далеко не уходите. Я крикну, когда готово будет.

Надела фартук, маску, перчатки, очки с простыми стеклами, - зрение было отменным, полторы единицы, - и нахлобучила шапочку, аккуратно упрятав под нее все волосы. Открыла второй стерилизатор, побольше. Сверла, боры для зубной эмали, электроды разных форм и, по большей части, иглы. Самой разной длины и толщины, но все из одинаково отменной стали. Были даже со шляпками, вроде гвоздей, их и забивали так же, никелированным молоточком: когда до нужного нервного узла надо было добираться сквозь кость. Хорошо шли, прямо как в гипс. Ведь в нашем деле главное что? Правильно, нервы. Ими и надо заниматься, а все остальное, - перевод материала. Прижгут, аж обуглят, а того нет соображения, что нервы тоже спалили и человек не чует ничего в этом месте. Если и болтает чего, то только от страху. Вот, к примеру, ее б воля, так до женских организмов она бы мужиков вообще не допускала. Так и норовят залезть между ног чуть ли ни в самом начале допроса. Как медом им намазано, ей-богу. Что там делать, они сроду не соображают, - объект для работы, конечно, благодарный, но далеко не самый простой! - грязь, кровища, и часто все без толку, потому что материал портят с концами. Ты сперва дело сделай, а потом уже тешься...

Включила в розетку и проверила дрель. В прежней жизни, когда она работала в краевом управлении, у нее хорошая электродрель была. Немецкая "Симменс". Кому-то после нее досталась? Цела ли? Но и сейчас, правду говоря, дали хорошую. Многоскоростную. На самых высоких оборотах не жужжит, а прямо-таки свистит, негромко, но так, что мурашки по коже, не отнять. "ЗАИ", она ее "зайка" назвала. Умеем, когда хотим, научились. И тоже только для того, чтоб кость лишнюю снять, до узла добраться.

- Слушай сюда, герой, - сказала она голосом стылым, как полярная ночь, - я, конечно, должна время от времени показывать работу, а то про меня могут забыть. Но как честный человек должна сказать: начинай сотрудничать со следствием прямо сейчас. Я поработаю с тобой полчасика, и, если не буду довольна результатом, то тебя перевернут на спину, и это будет, - честное слово, - гораздо неприятнее... Что-о!? Что ты там прошепелявил!? Это ты зря. Об этих словах ты си-ильно пожалеешь...

Вопль, который минут через пять донесся из-за приоткрытой двери, пробирал до нутра. В нем не было ничего человеческого. Да и вообще ничего такого, что можно было связать с любым живым существом. Такие звуки возможны только в аду, а на этом свете они просто не имеют права существовать. Бывшие тут люди слыхали всякое. И дикие вопли сгорающих заживо друзей. И рвущие душу стоны тяжело, с повреждением внутренностей и костей, раненных на нейтральной полосе, когда - не доберешься. И, кое-кто, - крики истязуемых. Но тут заткнуть уши и убежать на край земли хотелось поголовно всем. Казалось, это длится вечно, но на самом деле она высунула голову из допросной уже минут через пятнадцать.

- Готово. Следак кто? Ты? Так иди уже разговаривай, пока теплый. Я его более-менее в чувство привела. Пока что тут, в коридорчике, посижу на всякий случай, но, думаю, не понадобится. Што вы смотрите? Принесите даме стул...

Когда группа извлекла из перехваченного курьера по-настоящему, до конца все, их отправили восвояси, - километров за сто от нынешнего места работы, и посадили под арест до особых распоряжений, запретив охране вступать хоть в какие-то переговоры с арестантами.

- Одно могу сказать в утешение: сидеть будете в тепле, с удобством, понимаешь, будет еда по первому разряду и выпивка. Отоспитесь, когда-то еще придется...

- А меня, - спросила Соня Грингут, - ты с ними в одну камеру посадишь?

- Не бойся. Устав не велит.

- Ермолаев. - Она заглянула ему в глаза, и он поневоле вздрогнул. - Ты знаешь, о чем я. И нечего притворяться, будто ничего не понимаешь.

Перед ним стояла невысокая, жилистая, смуглая женщина лет около тридцати, с короткими, волнистыми волосами, на вид порядочно жесткими и черными, как уголь. У нее было малоподвижное, довольно скуластое лицо и темный пушок на верхней губе. И еще от нее попахивало потом и чем-то, вроде бы, еще. Так могла бы пахнуть течная сука, - понятно, с поправкой на принадлежность к человеческому роду. Ермолаев слышал краем уха, что Клавочка, и без того в постели горячая, как огонь, от своей окаянной работы вообще заводилась так, что одного мужика ей бывает маловато. Теперь воочию убедился, что это, во всяком случае, недалеко от истины.

- Да ладно тебе, - он снисходительно улыбнулся, - будет у тебя твой Сенечка, не волнуйся. Инструкции получены.