Островитянин

2 471

Бухта Ибиса, как и многие, многие ей подобные, имела обязательные атрибуты. Тут, как положено, было множество самых разнообразных кораблей, но два были непременной принадлежностью. Номерной сторожевик типа «Тетрадонт», ощетинившийся ракетами и антеннами, с парой беспилотников на эстакадах. И белое, как снег, судно наблюдателей ВОЗ. На нем, понятно, никакого вооружения не наблюдалось, но оно было. Если на сторожевике имелась, по крайней мере, вахта, хоть и сокращенного состава, то о «Конго» с полной уверенностью нельзя было сказать и этого. Злопыхатели утверждали, что лучшей работы для бездельников не существовало с сотворения света. Имелся и третий атрибут, только его видно не было. Еще его не было слышно, но при всем при этом он был. Или не был. С достоверностью этого было сказать невозможно. Как известно, подводная лодка типа «Скорпена» не отличается ни особой скоростью, ни выдающейся глубиной погружения, но вот обнаружить ее можно только случайно. Или тогда, когда она ужалит. Совсем маленькая лодка, всего-навсего четыре ракеты с МББУ и шесть торпед, но и они могли нанести неприемлемые потери любой эскадре, потому что защиты от них не существовало до сей поры. Несет ли она свою невидимую вахту где-то поблизости, крадется на дальних подступах, или ушла в чужие воды, точно сказать не мог никто. Имелся ритуал, при котором две лодки, сдающая дежурство и заступающая на него, с безупречной синхронностью всплывали, и командиры, при полном параде, отправлялись с докладом к коменданту порта. И никто, кроме коменданта не мог сказать, какая из лодок – какая, и кто из командиров – кто. Капитаны возвращались на борт, и лодки с той же пугающей синхронностью скрывались под водой. До следующей смены вахты.

Ближе к берегу виднелось множество отелей, от фешенебельных и до самых простецких, для неимущих. Для тех, чье лечение оплачивали всякого рода фонды, страховые компании или их собственные правительства.

И уже над входом в здание Управления портом надпись, повторенная на русском, английском, испанском, путунхуа, французском и алие: «Все, что мы делаем, делается в интересах вашего здоровья». Надпись эта тиражируется множество раз, на входе в каждую клинику Компании, на этом острове и многих десятках ему подобных, как на участок, так и на каждое здание, входящее в комплекс любой клиники. Она стандартизована и одинакова везде, где только находятся учреждения или офисы Компании, выполнена не без изящества, и служит, своего рода, фирменным знаком ее. Она украшает нагрудные знаки служащих, располагаясь над положенными по правилам именем, фамилией, должностью.

Компания платит налоги, причем для страны, передавшей Компании остров, он вносится не в форме денег. Двенадцать часов в неделю, по четвергам, клиники работают на полную мощность, принимая граждан страны бесплатно. Плата за другую половину суток, взимаемая исключительно в рублях, направляется в Госбанк СССР. По традиции, принимает эти суммы Восточное отделение банка, расположенное во Владивостоке. Практическое значение этого факта равно нулю. Это правда. И вообще этот налог, - сплошное лицемерие, потому что СССР, являясь крупнейшим пайщиком Компании просто-напросто имел долю в доходах. Получал, в общем, не просто так, являясь одним из основных гарантов безопасности ее работы. Кроме того, очень еще многое, необходимое для успешной деятельности центров и клиник, можно было закупить только в СССР. Правда, в последние годы такого рода зависимость сильно сократилась: это клиники, согласно Уставу и Договору обязаны располагаться на арендованных островах. О производствах там ничего не сказано, и поэтому есть острова, являющиеся собственностью Компании. Какая Компания? Известно, какая. «Панакея — Международная». Известно настолько хорошо, что название употребляют редко, особенно на Островах. Компания — и все.

Те страны, кого скромные семь процентов дохода Компании не устраивают, не имеют клиники Компании на одном, - или нескольких, если это крупная страна, - из своих островов. Страны, не имеющие выхода к морю, использовали крупные острова больших рек или озер, естественных или искусственных. В одном случае использовался даже остров в озере, расположенном в колоссальном кратере давно потухшего вулкана, практически полностью разрушенного эрозией. Крупные острова с крупными комплексами нередко оплачивались несколькими странами одновременно. Вообще же любой человек мог быть принят в любой клинике: деньги или сертификат, гарантирующий оплату услуг. Собственно говоря, с этого-то все и началось. С «Открытого Комплекса Ортопедии и Протезирования», организованного на Сахалине. Туда, помимо собственных граждан, со всего мира съезжались на лечение гости СССР, - а еще люди, способные оплатить услуги Комплекса. Со временем соотношение числа первых и вторых достигло примерно одного – к тридцати пяти.

В среднем, очень, надо сказать, недешевые услуги, как в самом начале, так и потом, поскольку со временем они становились все сложнее и эффективнее, распространяясь на все новые группы болезней и дефектов. То, с чего начали в пятьдесят четвертом, спустя десять лет имело уже более, чем демократичную цену, но номенклатура услуг неизмеримо возросла, и некоторые из них по-прежнему стоили целое состояние.

Почему началось все-таки с ортопедии и протезирования? Основных причин две. Во-первых, чуть ли ни четверть века войн посередине двадцатого века оставили свое наследие в виде десятков миллионов более или менее искалеченных людей, так что потребность в помощи такого рода оказалась велика, как никогда. Воистину, - поскольку и пострадало больше, чем когда бы то ни было раньше, и процент выживших среди них был высок, как никогда.

Ну, а во-вторых, актуальность данных разделов во время войны, когда происходило становление Костоправа, как специалиста, привела к тому, что он стал именно «костоправом», а не нефрологом или инфекционистом. К моменту открытия Сахалинского Комплекса многие и многие созданные им способы лечения травм и дефектов стали весьма технологичны и могли применяться, по сути, поточно. Приобрели явственные черты Большой Технологии. Кости. Связки, сухожилия. Суставы. Причем не только травмированные, но утратившие функцию в результате болезней или в силу возраста, почему нет? А почему не позвоночник, какая, в сущности, разница? А, в сущности, - так никакой! И как только в этом направлении были достигнуты первые серьезные результаты, в число потенциальных пациентов к миллионам «военных» калек добавились как бы ни десятки миллионов носителей всякого рода «ишиасов», «люмбаго» и «радикулитов». Представили масштаб? Даже если учесть только более-менее платежеспособный спрос?

В многомесячных очередях оказались очень состоятельные американцы, японцы и индусы, и только чуть попозже к ним присоединились богатые европейцы и высокопоставленные сановники USREA. То, что каких то несколько лет тому назад сама мысль об «индустриальной медицине» казалась им необыкновенно дерзкой, новаторской, сейчас могло вызвать только улыбку. На самом деле потребные мощности оказались в десятки раз выше, чем представлялось в самых дерзновенных мечтах.

Вы представляете себе, что такое – «переработать» миллион пациентов? Принять, обследовать, вылечить – население города Куйбышева целиком, от новорожденных и до столетних патриархов? А десять миллионов? Население города Москвы в конце ХХ века? А сорок миллионов, что несколько превосходит население республики Польша целиком? Представили себе масштаб производства? Но это – только одна, и не самая большая из проблем.

Чем вы будете удерживать натиск хотя бы пяти миллионов людей, объединенных общим стремлением? Это, примерно, численность вермахта, вторгшегося в СССР в июне 1941 года. Каждый из них привлечет, вместо оружия, все возможности, все доступные ему ресурсы, будь то знакомства, связи, деньги, шантаж. Насилие, в конце концов.

Представьте себе, живет человек и разводит, к примеру, коров. Или шьет ботинки. Или работает продавцом в магазине, - не важно. На хлеб ему хватает, и вообще он привык. А потом вдруг выясняется, что на Аляске золота — как простого песку, причем в каждом ручье. Чуть рискнул, чуть повезло, и тебе уже никогда в жизни не придется крутить хвосты коровам, причем чужим. Да, решится далеко не каждый, но и тех, кто готов рискнуть, тоже сыщется немало.

Живешь ты, это, с Болячкой. Носишь пояс из собачьей шерсти, натираешь это место скипидаром. Или мазью с ядом гюрзы, в зависимости от достатка. Время от времени прихватывает так, что без посторонней помощи не можешь подняться вообще, а с посторонней поднимаешься со стонами и воплями. И где-то на заднем плане присутствует мысль о том, что ноги когда-нибудь отнимутся. Уже привык, и считаешь такое положение в порядке вещей. А потом вдруг узнаешь, что, вообще говоря, Болячку можно и убрать. Совсем. И будешь ходить, как новенький, до конца жизни. Надо сказать, для многих и многих соблазн, пожалуй, посильнее золота будет. Ситуация, на самом деле сильно сходная с золотой лихорадкой, со всеми вытекающими. Только на порядок-другой помасштабнее.

Так и представляется специальный чиновник, единственной обязанностью которого является говорить слово «нет» на любое обращение. Хотя какой там чиновник. Целая группа особо обученных специалистов, сменяющих друг друга, и говорящих на разный манер то же самое слово «нет». Самым страшным в этом образе является то, что – кто-то же, - сотни, тысячи людей! - по совершенно непонятным резонам, все-таки лечится. И не понять, по каким, собственно, правилам на самом деле происходит отбор, и невозможно пенять на тех, у кого отнимают, может быть, последнюю надежду.

Тогда-то и оказалось, что Сахалин – слишком велик, густо населен и близок к центрам цивилизации. Его береговую линию слишком сложно оборонять от десантов предприимчивых, готовых на все, обладающих неограниченными финансовыми ресурсами, ничего не соображающих в приступе Золотой Лихорадки людей.

Второй проблемой, как положено, стали наши родные советские власти. В тот чувствительный момент, когда надлежащей компетенцией обладали какие-то единицы специалистов, и не было, по сути, никакой организации, начальство все время дергало их по поводу совершенно особых пациентов. Особ королевской крови, генеральных секретарей Братских Партий, тещ, глав транснациональных корпораций, фронтовых друзей, кинозвезд, партнеров по преферансу, футболистов ЦДКА, и тетю Пашу, консьержку, но зато из нужного подъезда. Ей, тете Паше, сильно повезло с подъездом. И все, разумеется, в первую очередь, за исключением тех, кто без очереди.

Что? Занят? И чем таким ты, интересно, занят? Формируешь матрицу для печени? Сложное дело, говоришь? Потерпит твоя печень. А у тещи — радикулит, она терпеть не может. И я, кстати, тоже, а то она мне всю голову пробила... Что? Никак нельзя прерываться? А я говорю — потерпит!!! Какой такой Петров?! Петров пусть твою тещу лечит, а моей сам займешься. Проверю!!!

Вместо того, чтобы создавать методики и отрабатывать технологии, годные к тиражированию, вместо того, чтобы, по одному, отыскивать подходящих людей и готовить специалистов, вместо того, наконец, чтобы находить организационные решения, нужно было лечить радикулит тещи. Причем, непременно, самому. Это мало сказать, что мешало, это делало мало-мальски целенаправленную работу практически невозможной. Собственно, никакой клиники тогда не существовало, потому что от того, кто мог ее организовать, все время требовали чудес. Причем одновременно, сразу, и такие люди, которым не откажешь. В отчаянии, Костоправ пожаловался непосредственно Черняховскому, и тот с военной решительностью решил проблему: переправил из Владивостока на Сахалин, засекретил прямые телефонные номера, а на открытые телефоны посадил специальных ответчиков. Те, как положено, отвечали, что положено, на строго определенный набор вопросов. На остальные, как положено, отвечали стереотипное: «Сведений не имею». И, действительно, не имели, поэтому на них не действовали ни начальственный мат, ни всякого рода «Да я тебя!!!».

Ты что творишь, Ванька? Совсем охамел? Удельным князьком там себя почувствовал?

Кстати, - «князьком», - это хорошо звучит, смешно. Сорок пять миллионов, на тот момент, населения, граждан и не очень, но одинаково, по простоте душевной, искренне считающего маршала — вождем, покровителем, Отцом Родным и чуть ли ни теургом, давшим громадному краю новую жизнь. А оттого искренне преданного не только Социалистической Родине, но и как-то ему лично. Самые боеспособные части армии и флота, вооруженные самым совершенным оружием, причем матчасть ВВС и флота, в значительной мере произведены на здешних же заводах. А непосредственное руководство, боевую учебу и снабжение курирует близкий друг и преданный сторонник. Еще имеет место чуть ли ни четверть минеральных ресурсов планеты.

Так. Моих аргументов, кажется, не понимают. Тогда я объясню совсем по-простому. Чтобы дошло даже до члена ГКНТ. Что прикажете делать Костоправу, если любимая теща заболела и у вас и у Н.? Одновременно? Не знаете? А я — знаю. Предоставить Костоправу или уполномоченному им человеку самому решать, что делать и как. И кого когда взять на лечение, и кто будет заниматься. Так что полное прекращение ВСЯКИХ личных контактов на этапе предварительного отбора.

Только безличное, предельно формальное обращение с описанием случая, составленным по определенным правилам. Легко сказать, потому что случаи, - они разные, и человек с улицы ничего такого не опишет. Так что, опять-таки, требовались люди с чем-то вроде медицинского образования. Надо заметить, что даже для выработки формы пришлось привлекать специалистов «стыка», из «внутреннего круга».

Человек по имени Борух говорил. Дошло до того, что он решил провести переговоры с этим типом лично, потому что оставлять его в чужих руках, - это же был вызов. Всей семье.

- Вы не понимаете, доктор. Это только называется «семейный врач». На самом деле к вашим услугам будет любое оборудование, любые помощники. Клиника, какую вы только пожелаете и можете себе представить, и даже лучше. Вы представляете себе, что такое ЛЮБЫЕ деньги?

Костоправу стало скучно. Этот человек мыслит настолько по-другому, что ему не объяснить истинных резонов, почему он отказывается от такого лестного предложения. Не стоит даже пытаться что-то объяснять. Это даже нежелательно: взять хотя бы то отрадное обстоятельство, что он, слава богу, далеко уже не один. И Компания совершенно безболезненно обойдется без его услуг. Поэтому он ответил стандартной формулой, специально разработанной для подобных случаев.

- Господин Ротшильд. Мне некогда тратить те деньги, которые у меня есть сейчас. И мне никогда не дадут достаточно времени, чтобы их тратить… Кроме того, я искренне не понимаю: зачем вам это нужно? Мы не отказываем никому, и, тем более, если пациент готов щедро платить. За ваши любые деньги к вашим услугам любые условия содержания.

Ну, - не любые. В стандартном контракте указывалось, что пациент лишен права выбирать куратора. Любой пациент. «Мы подберем специалиста, который наилучшим образом подходит именно для вашего случая» - конечно же, лозунг, что красовался в каждом проспекте, но и один из основополагающих принципов Компании.

- Кто пустил?

- Но…

- Я спрашиваю: кто пустил?

- Но он же из ТЕХ САМЫХ Ротшильдов! Причем один из самых влиятельных!

Выдержав паузу, во время которой пронизывал бедолагу яростным взглядом, рявкнул:

- И что?!! Распоряжение касается всех гостей. Без изъятия. В следующий раз будете уволены. А пока штраф в размере трети месячного оклада. Давай, печатай приказ…


Уже через полгода после создания Сахалинского Центра, когда до руководства страны дошел истинный масштаб явления, под него пришлось поспешно создавать законодательную базу. Поспешно, - оно и есть поспешно, а демагоги есть в любой структуре, сколько-нибудь напоминающей парламент. Даже в Верховном Совете Союза ССР. Согласитесь, что бить себя в грудь, требуя, чтобы «граждане СССР получали медицинскую помощь с применением особо сложных способов лечения с использованием клеточных и молекулярных методик в первую очередь», очень легко и приятно, а спорить против такого идеологически непробиваемого пункта, наоборот, и трудно, и даже небезопасно. Вот только с появлением ГСТО, и, заодно, реальной политики, прежнее, предельно легкое отношение элиты к законам закончилось. Там, где есть равные, слишком большое преимущество получал тот, кто действовал по закону, а неисполнение закона, - в виде исключения, исходя из исторической целесообразности, - тебе могли припомнить в самый неподходящий момент. А данная формулировка обозначала, что, к примеру, какой-нибудь князь Монако фактически не имеет шансов, поскольку на каждый данный момент находился гражданин, нуждающийся в этом самом лечении. И не один.

Поэтому, после неожиданно бурного обсуждения, кончилось законотворчество компромиссом в виде семидесятипроцентной квоты для граждан, причем людям трезвомыслящим был отчетливо виден бездонный идиотизм даже такого компромисса. Почему, спрашивается, семьдесят, кто просчитал, что именно эта цифра будет оптимальной? Нет ответа. Но понт (раньше его архаически именовали «честью», а применительно к государству именуют «престижем»), как известно, дороже денег. Так что норму сохранили до тех пор, пока не появились материальные и организационные возможности к тому, чтобы обойти ее на вполне законных основаниях. А потом отмена попросту потеряла смысл.

А ближайшим следствием стал поток иностранцев, прямо-таки жаждущих получить советское гражданство. Политического убежища, - как последовательные борцы с империализмом, - просили такие орлы, при одном взгляде на которых хотелось перейти на другую сторону улицы. Ну, невзирая на катастрофу, постигшую НКВД в сорок третьем году, кое-какие традиции сохранились, и кандидатов рассматривали не то, что под лупой, а прямо-таки под микроскопом.

Как-то раз Ботвинник, бывший хорошим приятелем Костоправа, и более известный, как чемпион мира по шахматам, в ответ на жалобы Костоправа подсчитал, что для удовлетворения только платежеспособного спроса в перспективе пяти лет потребуется от семнадцати до двадцати миллионов работников, так или иначе, прямо или косвенно завязанных на Сахалинский Комплекс. Тех, кто лечит, обследует, производит потребное для лечения и обследования, ухаживает за больными, обслуживает гостиницы, - которые еще надо построить! - снабжает все это едой, чистой водой, электричеством, обеспечивает транспорт на всех этапах и занимается утилизацией твердых и жидких отходов, включая потенциально опасные стоки. А еще существовала настоятельная необходимость в продолжении исследований и создании новых технологий. Кроме того, целый ряд неприятных событий, что складывались во вполне определенную тенденцию, показали необходимость создания целостной, универсальной системы безопасности комплекса. Тут надо заметить, что Костоправ посвятил его в некоторые перспективы, уже никак не связанные с травматологией и ортопедией, и расчеты делались уже исходя из этих. Сам шахматист слыл человеком с сомнительными идеями, и старшее поколение управленцев СССР косо смотрело на его экономические экзерсисы, а употребляемую им между делом терминологию вообще считали чем-то вроде ереси.

Подсчитав, они не поверили себе, сделали все возможные поправки «на «i», но результат изменился не сильно.

- Да ну, чушь какая-то! Бред...

Чемпион мира был не то, что жестким человеком, временами у него проявлялась и настоящая, особого рода холодная жестокость, что присуща всем бескомпромиссным бойцам, вне зависимости от их интеллигентности. Он около минуты изучал приятеля сквозь очки, как некую диковинку, а потом пожал плечами.

- Как хочешь.

Эту историю он в качестве анекдота преподнес месяц спустя Беровичу. Тот слушал, полузакрыв глаза, кивал, но в конце, против ожиданий, не рассмеялся.

- Этот твой шахматист... Будь добр, - познакомь при случае. А вот тебя я, похоже, так ничему и не научил. Уйди с глаз долой, а то я за себя не отвечаю...

И отвернулся. Костоправ отправился восвояси, будучи немало смущенным и озадаченным. По всему выходило, что неправ именно он, но осознание этого факта никак не приближало его к ответу на извечный вопрос: что делать? Если дело требует для своего развития пятой части всего работоспособного населения громадной страны, - да не абы каких кадров, а лучших, и еще тех, каких пока нет! - то оно развиваться не будет. Во всяком случае так, как могло бы. Получится слишком медленно, или вообще дисгармонично, плохо, с бесконечным числом ляпов.

- Господин Ставраки утверждает, что гостиничное дело у нас не выдерживает никакой критики. Уровень сервиса... обслуживания не то, что убогий, его, можно сказать, и вовсе нет. Персонал груб, небрежен и не обладает минимальным набором необходимых навыков, причем его за это даже нельзя особенно осуждать. По мнению господина Ставраки, то жалование, которое получают эти люди, не способно мотивировать человека хоть к какому-то труду. А даже менеджеры... управляющие, судя по всему, не имеют никакого необходимого образования.

- Простите? Управление гостиницами и меблированными домами требует какого-то... особого образования?

Услыхав такое, Спиридон Ставраки, судя по всему, был шокирован и даже возмущен, но сдержался. Только ответил после некоторой паузы.

- Господин Ставраки говорит, что, даже пройдя серьезную школу у деда с бабкой и, впоследствии, у отца, он все-таки был вынужден провести три года в поездках по лучшим отелям мира. В некоторых он проживал, а в некоторых даже устраивался на те или иные должности. Разумеется, инкогнито. Нужно обладать обширными знаниями и опытом, чтобы просто держаться на плаву в гостиничном бизнесе, не говоря уж о том, чтобы успешно расширять семейное дело. Он говорит, что с удовольствием вложил бы серьезные деньги в гостиницы и рестораны Южно-Сахалинска, привлек компаньонов и даже взял бы кредит. Он привез бы группу специалистов и организовал обучение местных кадров. Да, он сделал бы все это, но постоянно наталкивается на глупейшие запреты... Правительство любой цивилизованной страны, даже самой богатой, бывает только радо, когда в нее вкладывают деньги и труд. Стремится к этому. Без денег посторонних людей, интереса посторонних людей, труда посторонних людей можно прозябать, можно добиться умеренного достатка, а разбогатеть — нельзя.

Господи! Ну, - не хозяйственник он, не экономист. Все эти дела торговли, финансов, стройки глубоко ему чужды, неинтересны, непонятны. У него, наконец, есть заместители по всяким таким вопросам: так нет. Лица, которым нельзя отказать, жаждут пообщаться на эти темы непременно с ним. С человеком, у которого нет ни малейшей деловой жилки. Которому мучительно тяжело торговаться на самом обыкновенном рынке...

Судьба такая, Гавриил Абрамович. Если в нашей стране люди стихийно назначили тебя старшим (пожалуй, даже точнее будет: старшИм), - уже лет, этак, в двадцать девять — тридцать, - с этим ничего не поделаешь. Значит, есть в тебе что-то, чего сам про себя толком не знаешь и оценить не можешь. Не ошибаются в таком наши люди, это их малоизвестная, но на самом деле очень серьезная национальная особенность.

… И то сказать: люди везут с собой продукты, белье, включая постельное, портативные газовые плиты, газокалильные фонари и просто настольные лампы. Велосипеды, автомобили, порошок от насекомых и туалетную бумагу... между прочим, не очень-то и стыдно. После войны прошло всего ничего, не хватает рабочих рук и времени делать все сразу, делаем другое, то, что умеем лучше и дешевле прочих, а остальное выгоднее купить.

Кто победнее, везут с собой родственников, а кто побогаче, к родственникам, наемных сиделок, медицинских сестер и даже собственных врачей. Надо признать, что без этого было бы куда хуже. Да полный зарез. С этим возникают свои сложности, и его буквально изнасиловали запросами на тему разрешить — не разрешить, пока он не взбесился и, выругавшись про себя самыми страшными словами, какие знал, не распорядился раз и навсегда. Да, разрешить! Да, под мою ответственность! Потом, чуть успокоившись, приказал докладывать о сомнительных больных. Так сказать, - во избежание. С этого начала складываться система контроля.

- Передайте господину Ставраки, что такого рода решения принимаются у нас исключительно в Москве и в исключительных случаях. Лично я не могу вспомнить ни одного.

- Это — неразумная и нерациональная практика, которую следовало бы изменить. В интересах всего мира и, прежде всего, в интересах самой России.

- К сожалению, тут от меня почти ничего не зависит.

- Спиридон Ставраки говорит, что вы ошибаетесь. На самом деле от вас зависит очень многое. Почти все.

Товарищ Козлов относился к числу наиболее доверенных и близких кадров Черняховского. Таких как раз и направлять на осуществление самых новых и ответственных проектов. Ну, а то, что он, чужак, чуть ли ни с первого взгляда влюбился в Сахалин и стал его истинным патриотом, так и еще лучше. В отличие от многих и многих, он практически сразу оценил истинные перспективы Центра: возможно, тут сказалось то, что ему довелось ознакомиться с тем, как делали дела, как вели хозяйство японцы. И теперь он со всем вниманием слушал записавшегося к нему на прием Костоправа.

- Так давать гражданство! Понятно, - с разбором. Чтобы можно было вылечить во-первых, и чтоб был специалист нужного профиля... Хотя не знаю, какие специальности нам не нужны.

- Они тебе, пожалуй, наговорят.

- Испытательный срок. Между прочим, - общемировая практика. И временно пусть работают, пока лечатся сами или их родственники. Кто может, конечно. Можно пообещать хорошую скидку в оплате, в зависимости от объема и характера оказанных услуг... Ойй... и вообще: мы зарабатываем хорошие деньги в валюте, откровенно говоря, - бешеные деньжищи, так на что нам их тратить, если не на оплату позарез нужных людей? Мы же почти все производим сами! Чай, кофе, фруктаж экзотический, - и то идет со своих плантаций в КНР да СРК, или в счет долгов. Нам люди нужны!!! А там готовые специалисты, с опытом, работать согласны, - так нельзя! Мы вредим сами себе. Да нет, хуже: губим дело.

- Вы не горячитесь. Пустить орду черт его знает кого, это, знаете, тоже... Я посмотрю, что там можно сделать. Посоветуюсь с умными людьми.

В итоге нужное постановление было принято. Но Сахалин объявили зоной с особым режимом допуска и пребывания. Граждане, нуждавшиеся в лечении и, при необходимости, ухаживающие за ними родственники, получали временную прописку строго на период лечения. Согласно справкам из клиник Центра и под контролем местных органов УВД. Чтобы, значит, граждане не набрались на далеком острове буржуазной заразы. В общем, мера глупая, но не бессмысленная. По сути, Сахалин стал первой особой экономической зоной за без малого четверть века, да еще какой. Спустя считанные годы обстановка там стала напоминать что-то среднее между обстановкой золотой лихорадки и освоением Дикого Запада. Сам Южно-Сахалинск расползался, как раковая опухоль, обильно давая отсевы-метастазы в виде поселков, что возникали вокруг новых клиник и филиалов клиник прежних. То, что здесь, все-таки, существовала официальная власть, причем, по большей части, самого, что ни на есть, советского образца, влияло на ситуацию двояко. Чаще — все-таки способствовало поддержанию порядка. Но были случаи, когда не шибко обдуманные действия властей только подбрасывали дровишек в топку лихорадочной деловой активности на острове. А в общем и целом жизнь в основных центрах острова по своему стилю, темпам и облику радикально отличалась от всего того, что было знакомо советским людям той эпохи. Действительно что «Заграница» во весь рост и с полным набором атрибутов, но все-таки, скорее, не Лондон с Парижем, а Гонконг или Сингапур. Другим отличием было то, что безработицы тут не было. Любой специалист, любой работящий человек вообще находил себе применение очень скоро. Имело место то, что несколько позже назовут «перегревом» экономики.

Вообще говоря, - классическое развитие событий, когда тесный контакт двух-трех принципиально различных культур и политических систем происходит вокруг какого-нибудь супертовара, будь то пара «чай-опиум» в Гонконге, каучук в Бразилии, нефть на Ближнем Востоке. Или медицина по-Сахалински.

Но, так или иначе, пока Костоправ получил возможность вздохнуть несколько свободнее: теперь многое и многое делалось вроде бы как само собой, а он мог заняться собственно клиникой. Такого рода решение, разрядив обстановку в среднесрочной перспективе, создало предпосылку к возникновению новых проблем. Дело в том, что прогресс в лабораториях комплекса никуда не исчезал. Куда там. Именно после того, как удалось сбросить с плеч долой несвойственные медикам и ученым функции, скорбный труд исследователей как раз достиг стадии практических результатов.

«Терапевтическая» группа, в которой после первого ошеломляющего успеха дела шли, с виду, ни шатко, ни валко, негромко заявили, что: «Завершили лабораторную стадию и отработали все основные организационные и методические элементы обследования и лечения, позволяющие развернуть массовый прием больных с ревматическими и сходными заболеваниями».

Их успех, в свою очередь, позволил завершить эксперименты на животных товарищу Демихову с его бандой безумных фанатиков. На протяжении какого-то месяца они на основе стромальных матриц и модифицированных клеток-прототипов самих больных сделали почку с надпочечником, две печени, легкое и комплект двух почек с надпочечниками. Все это было имплантировано больным на протяжении следующих двух недель. Следующие две недели сумасшедший коллектив во главе со своим вождем посвятил коллективной дрожи, ожидая, когда начнется реакция отторжения, но технология Двойной Толерантности* (Т2) продемонстрировала более, чем удовлетворительную эффективность, и пациентов выписали, по сути, здоровыми людьми. Безумство храбрых, - вот мудрость жизни. А в ходе самих по себе операций, из которых две были страшными, как бой, Владимир Петрович обратил внимание на потрясающую технику молодого хирурга Валеры. Он оперировал явно лучше самого Демихова, да и всех тех, работу которых ему приходилось видеть прежде... Если и не превзошел, то превзойдет в ближайшие год-два. Особенно при такой-то практике. А еще он был шибко себе на уме: обдумывал, как исправлять клапанные пороки сердца, обойдясь вовсе без «большой» хирургии. А его изыскания по части растворения атеросклеротических бляшек прямо внутри сосудов, вне зависимости от локализации, выглядели обнадеживающими уже сейчас. Такой вот парадокс: будучи, потенциально, величайшим хирургом-виртуозом своего времени, готов был хладнокровно наступить на горло собственной песне.

Но сенсация случилась потом, когда имплантировали сматрицированное сердце. Глядя на шумиху в прессе, которая постепенно достигла глобального масштаба, Владимир Петрович только молча удивлялся избирательности человеческого интереса: легкие пересадить было никак не проще, а сделать — так откровенно сложнее, но никакого ажиотажа не было и в помине. Так, заметки на последних-предпоследних страницах газет. То же касается и печени. Откровенно говоря, наибольший эффект, наибольшую пользу для людей представляло собой самое простое, - почки, в силу громадного количества нуждающихся. Так нет. Очень скромная реакция и ничего даже отдаленно напоминающего сенсацию. Но как только подсадили СЕРДЦЕ (на «телячьей» матрице)... о, что тут началось! Интервью, статьи в центральных изданиях с заголовками на четверть метра, - это что! Песен в исполнении модных групп — не хотите?

*Точнее, применительно к имплантатам такого типа уместнее говорить о технологии «2х2» поскольку для стромы стандарт Т2 достигается при помощи замещения, для клеток — при помощи модификации. Разные технологии.

Онкологи пока молчали, но Костоправ всем своим новоприобретенным опытом, всем сенсорным потенциалом ставшей в последнее время необычайно чуткой печенки чувствовал, что это затишье перед бурей. Если буйно веселящееся малолетнее чадо внезапно замолкает, можно быть уверенным: шкодит.

Но и без этого, по одним только «дозревшим» группам, число потенциальных пациентов возрастало на новые сотни тысяч, миллионы людей. Решение, сглаживая проблему, смещая пик осложнений в не такое уж далекое будущее, не решало ее принципиально. Как говорится, - отныне и навеки. Да, нельзя поесть, помыться или навести чистоту раз и навсегда, но никто и не говорил о чем-то подобном. Под решением следовало понимать выработку набора более-менее стереотипных мер в ответ на очередное увеличение масштаба предприятия. Самое противное, что на самом-то деле он знал, в какой плоскости находятся эти решения. Куда более широкая интернационализация дела. Из своих должны быть ключевые специалисты по медицине, как таковой, производство «комплексов» и основной аппаратуры, организаторы процесса да еще, пожалуй, - безопасники. Безусловно, все фундаментальные исследования. А все остальные, то есть девяносто-девяносто пять процентов работников могут запросто быть кем угодно. Хоть китайцами, хоть теми же греками.

Знал, но по мере сил своих гнал от себя эти мысли. Решение такого рода может показаться слишком радикальным даже для самого Ивана Даниловича, а он, пока что, еще не последняя инстанция в стране. Да и устойчивым большинством в ГСТО тоже еще даже и не пахнет. Черт! Вроде, казалось бы, сплошные люди дела, другие в этой узкой группе, по всему, вообще не держатся, но, однако же, как только дело касается идеологии... Как только им кажется, что касается... Как только им начинает казаться, что дело может касаться того, что они считают идеологией, - туши свет. Готовы похоронить любое дело, какие бы выгоды оно ни сулило. Не все, понятно, и далеко не всегда, и все реже в последнее дело, но и предсказать, когда очередной динозавр прямиком из тридцатых вцепится в тебя мертвой хваткой, не желая поступиться принципами, тоже совершенно невозможно! Черт! Черт! Это ж надо такое придумать, - консерваторы от революции! Где еще, кроме любимого Отечества, возможно этакое явление? Когда они все, наконец, переведутся и перестанут путаться под ногами?

Никогда, Гавриил Абрамович. Ты сам-то — кто? Уверен?


- «Попугай» сигнализировал: проскочил отказ.

«Уважаемая госпожа Галантиди! Администрация компании «Панакея» вынуждена с глубоким сожалением констатировать, что в Вашем случае не может гарантировать эффективной помощи. Заявка останется в особом списке, и, при изменении ситуации, Вы будете немедленно информированы. Разумеется, на Вас в полной мере распространяются все скидки и льготы, предусмотренные для подобных случаев уставом компании и текстом «Договора о сотрудничестве».

- Ты хоть проверил, что у нее есть? Не пустяки какие-нибудь?

- Да нет. Ахондроплазия тяжелая, уже с осложнениями. Все всерьез.

- Еще плохо, если баба молодая. Дема этого шибко не любит. Узнает, - визгу не оберешься.

- Сейчас гляну… Сорок три. Ни туда – ни сюда. Да ладно, пригласим через годик.

Датчик случайных чисел в автоматическом режиме предлагал к отказу примерно одно обращение из семисот. «Попугай» сообщал о каждом таком случае в диспетчерскую, потому что случайным способом отказать можно тому, кому отказывать ни в коем случае нельзя. В таких случаях отказывали следующему по счету. Спросите, - зачем? На самом деле все очень просто: чтобы иметь возможность без указания причин отказать кому угодно. Немотивированность отказа была прямо прописана в уставе компании, а вот наличие двух аппаратов, осуществляющих такое вот «полуавтоматическое» исполнение приговора, являлось тайной, в которую посвящалось только высшее руководство и непосредственные исполнители.

На создании системы, позволяющей под благовидным предлогом «мы не всесильны» отказать кому угодно, в свое время настаивал Косыгин, как только до него дошло, каким могучим орудием внешней и внутренней политики может стать будущая «Панакея». Да все эти политики, - у нас во где будут! Зажмем так, что и не пикнут. Да нам с нашими Пилюлькиными никакой атомной бомбы не надо! Ведущие врачи из руководства Центра тогда шибко возмущались. Мол, - медицина вне политики! Клятва Гиппократа (которой никто из них не приносил, во всяком случае, - в исходном варианте), страждущее человечество, святость человеческой жизни (две трети воевало), - и прочие лозунги. «Как вы себе это представляете: ко мне приходит больной человек, а я...». Короче, налетели на председателя правительства то есть так, что он и не рад был, что связался. К разговору вернулись спустя несколько лет, когда уже вовсю шли переговоры об открытии филиалов вне территории СССР.

Первый звоночек прозвенел в США, когда прибывшего туда по приглашению Государственного Департамента Ивана Авдеева похитили люди из организации некоего Дино Грациани, у которого болела раком желудка любимая мама. Похитив, не знал, что с Иваном Алексеевичем делать, потому что вне клиники тот, разумеется, не имел особых возможностей помочь. Нежный сын, осознав этот факт и собственную глупость, осатанел и чуть не убил доктора, а потом не нашел ничего лучшего, чем потребовать выкуп. Как говорится, - хоть шерсти клок. Про ФБР говорят разное, но тут бюро сработало выше всяких похвал: отыскали меньше, чем за сутки, освободили невредимым, а саму организацию Грациани подвергли показательному разгрому. Так, что сам он погиб в перестрелке, а мама померла в приюте для нищих...

И началось. Чем дальше, тем хуже. Похищали поодиночке и целыми группами, в чем мать родила и с вместе со всем оборудованием, которое было. Команданте Мигуэль в Колумбии захватил клинику целиком и две недели удерживал в заложниках ее персонал. До тех пор, пока ему не вылечили его давно заслуженную эмфизему с пневмосклерозом. Ираклий Давиташвили рассказывал потом, что имел сильнейшее искушение устроить иностранному товарищу какую-нибудь подляну с отсроченным на пару месяцев, но предельно радикальным эффектом, но так и не смог. Как ни смешно, но это все таки правда, - не все способны на такое. То есть горячий человек Ираклий совершенно спокойно пристрелил бы команданте где-нибудь в джунглях, чай не впервой, и совесть его не мучила бы ни секунды, а вот так, пациента, - не мог. Хотя, казалось бы, какая разница? Впрочем, команданте все-таки не была чужда, своего рода, честность. Успешно покинув клинику, он оставил в качестве оплаты шесть килограммов чистейшего, «кремового» кокаина... Надо заметить, что даже плановая реализация такого количества «кокса» в розницу не покрыла бы и трети убытков от двух недель вынужденного перерыва в работе клиники.

Лезли бандиты и революционеры, якудза и SIS, гангстеры и частные сыскные агентства, юридические конторы с высосанными из пальца исками и полицейские агенты на откупе бандитов.

Дельцы, чтобы купить, небогатые жулики, чтобы полечиться на халяву, воры, чтобы украсть, - если уж не деньги, то хоть что-нибудь! - шпионы, чтобы раздобыть «секреты», и религиозные фанатики, чтобы устроить погром.

Это помимо необозримых полчищ желающих попасть вне очереди, на льготных основаниях в плане оплаты, а также на особых условиях.

Происшествия такого такого множились день ото дня, словно черви в гнилом мясе, нарастали половодьем, как будто где-то прорвало плотину, и жить дальше, не решая в этом смысле ничего принципиально, было нельзя. Вот тогда-то и был выработан всеобъемлющий комплекс мер, обеспечивающих относительно безопасное и свободное функционирование компании. Тут было и то самое островное расположение филиалов, и объявление компании рабочим органом ВОЗ с «особым статусом», - в силу особого статуса, - и «двойная» охрана акватории. И, кроме того, гуманисты — доктора бы-ыстро вспомнили мудрое предложение Алексея Николаевича о немотивированных отказах и «черных списках». В них, помимо непонятливых зарубежных политиков с магнатами, с подачи начальства, угодили и те, кто провинился перед самой «Панакеей» и ее отдельными работниками.

Пётр Толстой: нам плевать на Макрона. Убьём…

Французы в шоке, таким жёстким журналисты его ещё не видели. Впрочем, им не привыкать, в том числе и к реакции своих зрителей. Из раза в раз приглашать в эфир ведущего канала BFMTV и бр...

Почему Собчак пропала с радаров
  • pretty
  • Вчера 08:29
  • В топе

КВАДРАТУРА   КРУГАЛистаю ленту новостей и думаю: «Чего-то не хватает, что-то в стране изменилось. А что?». И вдруг понял: нет Собчак. Пропала. Еще буквально пару месяцев назад ее фамилия обя...

Конашенок попытался улететь в Армению, но был задержан в аэропорту Пулково, а позже, заикаясь от страха, записал видео, где принёс свои «глубочайшие извинения»

Сегодня и вчера стримеры наперебой извиняются за свои слова в прямом эфире, сказанные сразу после теракта. Одна женщина из Липецкой области в эфире говорила, что в Москве убили всего 113 человек, а на...

Обсудить