Ведьма I: по касательной

- Итак, почему же, несмотря на все приведенные доказательства, мы не можем сказать прямо: язвенная болезнь желудка и двенадцатиперстной кишки, равно как и гастриты и гастродуодениты имеют инфекционную природу и вызываются Helicobacter pylori? Тому есть целый ряд причин. Прежде всего, при колоссальной инфецированности населения данным микроорганизмом, достигающей 60-70%, в 90% случаев нет сколько-нибудь выраженных клинических проявлений заболевания. Далее, при типичной картине язвенной болезни в 1,8% Helicobacter pylori обнаружить все-таки не удается. Поэтому, даже будучи инициатором и энтузиастом данного направления исследований, я предпочитаю гораздо более осторожную формулировку вывода: проведенные исследования позволяют утверждать, что данный микроорганизм является важным фактором развития целого ряда заболеваний желудка и duodenum. Вообще же эту работу следует считать примером исследования на стыке целого ряда медицинских и биологических дисциплин. Она многому нас научила, и уже дала целый ряд конкретных, вполне самостоятельных достижений с очень хорошей перспективой внедрения в самую широкую медицинскую практику...

Чтобы студентишка третьего курса твердым, уверенным голосом мог произнести эти чеканные фразы перед аудиторией профессоров, академиков и прочих светил, нужно чудо. По меньшей мере. Во-первых, такая ломка представлений превращает в ничто многие и многие работы вышеупомянутых светил, заодно задевая священную в СССР корову так называемого «нервизма». Во-вторых подавляющее большинство ученых медиков консервативно, инертно, и вовсе не жаждет новаций. В третьих, - последнее по счету но не по важности, - выступить с чем-то подобным перед ТАКОЙ аудиторией найдется полным-полно охотников и помимо третьекурсников прохладной жизни. И первый по счету из них, разумеется, непосредственный научный руководитель, но и ему никто не даст этого сделать, потому что над ним есть заведующий кафедрой. Так что и у меня при первом же намеке на серьезный успех немедленно образовался свой Будкер. Правда, в моем случае его звали Игорь Ильич Радченко. Ни разу не еврей, а, наоборот, хохол, но легче от этого не было.

- Послушайте, Босоргин, не знаю как в других науках, а в медицине студенты второго курса постановочных статей в центральных журналах не публикуют. Они бывают счастливы, если их имя упомянут в самом конце списка авторов. Мы друг друга поняли? В восемнадцать лет пора уже осознавать э-э-э... жизненные реалии. Хотя бы некоторые.

- Игорь Ильич, - да я и не претендовал. Кто я в конце концов, такой? Да и рано еще. Для того, чтобы сообщение приобрело совершенную убедительность, у нас недостаточно первичного материала. Нужно, по крайней мере, полгода.

- Да? - У него были бесцветные, постоянно бегающие глаза, но, понятно, не от смущения передо мной, а по-другому, как один из способов смотреть мимо — и сквозь. - А мне говорили...

- Игорь Ильич, кто говорил? Даже я знаю, что без вашей подписи статью какого-то там студента не примут даже на макулатуру.

- Резонно. Но материал свой все-таки принеси, я посмотрю.

К разговору подобного рода я готовился заранее, с самого начала: его просто не могло не быть. Так что прямо на следующий день принес шестьдесят случаев, тридцать — клиника, тридцать — контроль. Вполне почтенно, достаточно, к примеру, для кандидатской, но, понятно, не для данной темы. По факту у меня было в три раза больше, но этого никто не знал. Очевидно, профессора здорово забрало, поскольку меня вызвали уже на следующий день.

- Я посмотрел. Но это же межкафедральная тема. Кто еще в курсе?

- Чтоб полностью, так один Саблин, вы сами распорядились. А у «микробов» знают только свое...

- Надо говорить: «На кафедре микробиологии», - ровным голосом проговорил профессор, - вы не с приятелем в общежитии разговариваете.

Отличительная особенность мрази в нашей стране, - это непреодолимое желание вызывать трепет и бессильную ненависть. Они не могут без этого ощущения, как без наркотика. Жизненная потребность такая.

- Простите, - приятно покраснел я, - конечно... Там мне помогли со средами, а что, откуда, - я не сообщал. Дело в том, что геликобактер не растет практически ни на каких обычных средах.

Так, как я на самом деле умел к этому времени обращаться с всякого рода микробами, нашей кафедре и не снилось. Тот самый университет назывался «Красный Камень». Точнее: «Red Stone University», Дикерион, штат Гуннхилд.

- Брат, не сочти, что я лезу не в свои дела, но все-таки прошу тебя: не смущай малых сих. То, что тебя никто не знает, а наши унганы, при этом, не видят в упор, в общем, не наше дело. Но когда ты исчезаешь на глазах у всех из полной аудитории, это, все-таки, небольшой перебор. Да, моя трава иногда бывает слишком крепкой, но у нее свои правила, брат. До такого хамства она сроду не опустится. Меня попросили переговорить с тобой, потому что остальные, вроде как, стесняются. Что скажешь?

- Передай, что это все от проклятой рассеянности. Больше не повторится. Слово.

- Спасибо, брат. Ты мне понравился, и я сразу подумал, что мы договоримся.

- Ты мне тоже понравился, и мы договорились.

Не только он один, но в основном, потому что дорога торная, а я консерватор. Кое-каких штук, по-моему, в нашем мире не знали и к моменту моей смерти, хотя, кое-что гораздо, гораздо лучше было развито у нас. Просто удивительно, насколько разные подходы, разные темы вырабатывают одинаковые, в сущности, люди, если развивают ту же самую дисциплину, но только совершенно изолированно. Но засветиться на «микре» было необходимо так или иначе.

- Ну и хорошо, что не распространялся лишнего. Слушайте, - вы ведь у нас в кружке с первого курса?

- Да, (а то ты не знаешь, старая сволочь!) уже в конце октября пришел.

Поступив в Горячо Любимый ВУЗ (сокращенно «ГЛВ»), я скоро, почти мгновенно понял, что проявил определенное легкомыслие. «Мед» советского разлива, - это вам не средняя школа. Получить автоматом зачет за весь курс, сдать экзамен досрочно, - это все возможно. Вот только все часы практики, все семинары ты должен отбыть, так сказать, в режиме реального времени. Хоть оборись! Отбыть, написать, нарисовать, оформить, - и свободного времени почти не оставалось. «Инсайдерская» информация позволяла куда меньше времени тратить на зубрежку, но это оказалось, на фоне всего остального-прочего, не такой уж экономией. Оказалось, что уже в семнадцать лет, при всем своем опыте, я все равно оказался рабом стереотипов. Я это осознал! Посетовал. Сделал правильные выводы, и тут же наступил на те же грабли. Перестав, в свое время, оперировать, ушел в иммунологи и вполне успешно отработал на этой стезе пять с половиной лет, свободно оперировал такими понятиями и навыками, которые в 1975 году никому и не снились, - но, однако же, поступив, снова полез в хирурги. Да еще на два курса раньше, чем в прошлом варианте. Эмоции, и не более того. Эмоции и стереотипы. Страсти-с! Обругал себя, но все-таки полез в кружок. Обругал себя, но все равно почувствовал трепет, когда доцент П. оказал мне Высочайшее Доверие, позволив зашить кожные покровы. Чего я не ожидал, так это привычного по прошлой жизни ощущения Пустой Головы, что неизменно посещало меня в подобных обстоятельствах. Оно возникло сразу же, как только я взял в руку иглодержатель. Опомнившись, осознал, что строчу, как из автомата. Как будто и не было того перерыва, пропасти аж в шестнадцать лет. Вжик-три-узла-вжик... Вжик! Три узла! «Плетенкой», между прочим, нарочно не распустишь. У меня вообще определенное неравнодушие к узлам, даже независимо от хирургии.

В книгах определенного жанра деятелей, угодивших в чужую шкуру, непременно раскалывает кто-нибудь дюже умный. Ответственно заявляю, что это полнейшая чушь. Так называемые «взрослые люди» на самом деле не так уж привязаны к сложившимся у них стереотипам. Нет, - они к ним прибиты гвоздями, привинчены на болты со шплинтованными контр-гайками, приварены. Зато каждый свято уверен (я — тоже) что люди бывают какие угодно и как угодно меняются. Людям свойственно меняться. Чужая душа потемки. Может, способности у него такие, врожденные. Поудивлялись про себя такой моей прыти, не без того, но, понятно, никаких сенсаций. Я не лез оперировать в одиночку, зато напрашивался к тем хирургам, которые постарше, которые поленивее, и, особенно, к тем, кто постольку-поскольку. Аппендикс? Ну, давай... Нормально. Кишечный шов? Ну-ка покажи... Ну, ладно... На-армально. Стояли, зевали, и не мешали делать за них их собственную работу. Интересно, что в плане чисто техническом я довольно скоро превзошел свой прежний уровень. И пальцы, по идее, должны были огрубеть от железяк и висов, но, однако же, факт. То ли раньше начал, то ли сказался опыт микроманипуляции с тем особым инструментарием, что требовался в начале работы с моими питомцами. Надо сказать, та еще практика. Куда там микрохирургии.

- Говорят, что и руки из того места растут... так кто тебя надоумил с этой идеей?

- Да какая там идея? Просто решил посмотреть микрофлору в резецированных частях желудка, нашел довольно странного микроба и заинтересовался... Кстати, его и открыли-то не так давно... точнее, открыли давно, вспомнили недавно, я только чуть-чуть опоздал. Сейчас, наверное, не стал бы смотреть: научили, что при такой пэ-аш микрофлора не живет.

- Ладно, иди работай. Каждый месяц с отчетом прямо ко мне. Саблину я скажу. Материалы?

Он поднял мою аккуратную папку.

- Если нужно, оставьте себе. У меня есть копии.

Он не знал, что у нет даже одного месяца, потому что от него я прямиком отправился к Яне Медниковой. Со мной в «мед» из одного только нашего класса подали документы восемь человек, так что в общем получается девять: почти треть выпускников, и семеро, включая меня, прошли. И шесть из них относились к числу Тех, Кто Остались. Так что какая-никакая шайка у меня получилась и на курсе.

Глянул на нее, и у меня опять захватило дух, хотя пора было бы и привыкнуть: очень красивая девочка к восемнадцати стала ослепительной красавицей. Теперь ее красота буквально сметала, даже при том, что я по-прежнему не испытывал к ней особого влечения. И настолько же усилилось ощущение исходящей от нее недоброй силы. Этакая темная аура. Я, хотя и не вижу ее на самом деле, а только чувствую, сказал бы даже: черная. С металлическим отблеском, наподобие вороненой стали какого-нибудь «вальтера». Интересно, что сама она вовсе не была брюнеткой.

Помнится, наутро после памятного вечера во времена оны, красавица заявила, что ее не интересует карьера танцовщицы, вот только Господа нашего еще гораздо меньше интересует, как мы относимся к воле Его. Танцевала. И «Болеро» танцевала, и всякое другое, включая то, чего, по-моему не танцуют вообще, - вроде «Рондо Каприччиозо» Сен-Санса, фрагмента «Ночи на Лысой Горе», а еще кое-что танцевала так, как танцевать не принято: например, «Танец Рыцарей» или «Либертанго» - соло. И откуда только узнали? Приглашали большие люди, а также черные, - те, правда, за деньги. За любые деньги. Ей — чего? Они отлично знали, кто ее папа, и даже не пробовали подбивать клинья. Точнее, - пробовали, потому что это же свыше человеческих сил, просто буром не лезли. И тем, и другим везло по-разному и, зачастую, в очень неожиданном ключе.

Что касается меня, то я присутствовал только на одном ее выступлении. Ага. Из «Кармен», по-моему, называется «Развод Караула» - или что-то вроде того. Более глубокого чувства неотвратимо надвигающейся беды я не ощущал, кажется, никогда. Это не с чем сравнить.

Представьте себя жителем приграничного района. Раннее воскресное утро в июне. И над вашей головой, низэнько-низэнько, с оглушительным коровьим мычанием проскальзывает с Той Стороны реденькая, но зато очень-очень длинная шеренга крылатых ракет. А потом, почти так же низко, с давящим, пульсирующим грохотом проходят бесчисленные звенья вертолетов. А уже потом, следом за ними, закрывая небо, движутся тысячи стратегических бомбардировщиков. Представили свои чувства? Так вот это и еще хуже. Досмотрел номер и ушел. Потом извинился, без всякого лицемерия сказал, что номер, сам по себе, потрясающий, но я — не мазохист.

Хореографию ей правил профессионал, бывший балерун и стопроцентный пидор. Впрочем, она утверждала, что это чуть ли ни идеальный вариант для ее случая. Иначе, мол, были бы неизбежны всякого рода никому не нужные проблемы. Век учись. Но он именно «правил», постановка, если это можно назвать «постановкой», она, понятно, делала сама. Да, вообще говоря, по-другому и быть не могло.

А вот теперь, когда я без обиняков сказал ей, что нуждаюсь в помощи и указал ей цель, она ни капли не удивилась и только серьезно кивнула.

- Сможешь?

- Что, - этого? - В глазах ее на миг плеснуло злое веселье. - Интересно будет попробовать. Но, откровенно говоря, - в два счета.

И она стерла его в порошок. Превратила в мусор, в бывшего человека, в полное, ни на что не годное дерьмо за какой-то месяц. А еще за полгода он успел сделать все глупости, которые только способен сделать пятидесятилетний мужчина, без памяти втюрившийся в молоденькую девушку, - пожалуй, за исключением только убийства объекта любви на почве ревности. Дошло до публичного предложения руки и сердца с дарением букета из тридцати одной розы. Признание жене, с которой прожил четверть века типа: «Прости, я люблю другую» - развод с женой и неизбежное при этом переселение на дачу (понятно, без всяких авансов со стороны Яны) произошло еще раньше. Так что какой еще там геликобактер! Она подчинила его настолько, что он сам выдвинул мое исследование на конкурс студенческих исследовательских работ, хотя это, - Яна при этих словах сморщилась, как будто ей пришлось проглотить таракана, - далось непросто. Не по причине сохранившегося желания сожрать чужую работу. Нет. Это осталось в прошлой жизни, в другой геологической эре, а теперь его интересовало исключительно только, не любовники ли мы. Я примерно представил себе, чего стоило ей поначалу отбить атаку, а потом все-таки добиться своего, так что не стал проявлять любопытства, а она явно не желала особо откровенничать.

А еще спустя пару месяцев, аккурат воскресным утром, мне позвонил Андрюха (не тот Андрюха, а другой, который Дрюня) Болотников.

- Жека, - тут твой шеф загремел к нам в больницу.

- Какой шеф?

- Да Радченко...

- О, бля... И чего с ним?

- Да вот самое-то паршивое и есть, что не знаем. Не можем понять, только плохой очень. Лично я считаю, что надо бы в реанимацию. Хотя бы до утра.

Дрюня был парень серьезный. Чтобы чуть ли ни с самого начала нацелиться в реаниматоры, - это редкость. Правда, он наследственный, а это сказывается. Большинство дураков, наполнявших в те года младшие курсы, считало, что анестезиолог — это такой смурной тип, который страдает хуйней у изголовья больного, пока хирурги работают. При этом с пренебрежительным видом держась за какую-то гармошку. А уж он-то хорошо знал, что это тоже врачи. И - какие врачи. Если у него есть такое ощущение, значит, дело и впрямь серьезное.

- Ну ты хоть в общих чертах?

- Заболел ночью, на этой своей даче. Боль в мышцах, особенно в шее, шея отекла, пошевелить не может. Температура стойко за тридцать девять, иногда ближе к сорока. Из анализов успели только «тройчатку».

- Ну?!

- Ну лейкоцитоз за тридцать тысяч. Сейчас синяки какие-то появились...

Ого. ГЛПС? Менингококкцемия? Или, с учетом поражения мышц, дерматомиозит? В любом случае что-то совсем, совсем паршивое, и — да, малораспространенное. Какая-то казуистика. И вдруг по спине прошел холодок.

- Синяки или пятна? Одинаковые такие?

- На шее, вроде, похожие. А что?

- Сейчас буду. Только знаете, что? Наденьте-ка, на всякий случай, маски. От греха.

Когда я, наконец, добрался, Радченко уже «хлопал» на аппарате. К тому моменту я уже третий год лицезрел советскую медицину образца 70-х, а все никак не мог привыкнуть до конца. Каждый раз при взгляде на что-нибудь вроде «РО-2», мочевых катетеров из красной резины или многоразовых капельниц хочется закрыть глаза, а слова на язык приходят только матерные. Минуты через две проходит: молодость, гибкая психика. На первый взгляд, профессор выглядел покойником. Да не просто так, а этакой чумной падалью в разгар эпидемии. Весь покрыт овальными синими пятнами чуть побольше фасоли — поменьше перепелиного яйца, на шее, животе, плечах — густо, на грудной клетке и голенях пореже. Кругом роится профессура и заведующие, то ли чтобы помочь, то ли из любопытства. Маски меньше, чем у половины. Семидесятые годы, кошмар. Чума, мор, человеческая падаль по обочинам дорог, средневековье...

- … А вы знаете, коллеги, если б он был родильницей с поздним токсикозом, было бы очень похоже на HELLP-синдром...

И впрямь похоже, только он не родильница. Но все-таки надо посмотреть и кровь, и печенку на трансаминазы. Со всей надлежащей скромностью. Средневековье? При чем тут средневековье, ах да! … инквизиция, костры, Джордано Бруно, «ведьминские» процессы...

… А вот ведьма-то, как раз, имела место. И у меня второй раз за эти несчастные пять минут мороз прошел по коже. Ну, если она реально организовала ему Черную Чуму! Это значит, что ее придется немедленно ликвидировать. При первой же встрече. И встречу организовать как можно быстрее. Если останусь жив.

А пока, поскольку терять уже было нечего, натянул перчатки из кармана, напялил маску под самую шапочку, и подошел поближе.

Похоже, все-таки, нет. За свою долгую жизнь повидал всякое, почти все, но насчет чумы и натуральной оспы бог не сподобил, - не видал... Но, все-таки, нет. Печень до малого таза, но, говорят, быстро сокращается, трансаминазы — в сто-двести раз выше нормы, но не желтый. Не успел потому что. И — весь кровоточит. Из под катетера, в местах вчерашних инъекций, - подтекает, в банке моча тоже пополам с кровью, из носу... что очень даже понятно при семнадцати (!!!) тыщах тромбоцитов. Кстати, личико ему тоже перекосило не просто так, имело место кровоизлияние куда-нибудь в капсулу, и тоже, видимо, плохо останавливается. Ладно, хоть не чума. Будем надеяться, и не другая какая-нибудь инфекция в этом роде, геморрагическая лихорадка какая-нибудь. Но — вряд ли. Не умеет, саданула от души, во всю нутряную силу, но без умения, коряво, оттого и приключилось с будущим покойником черте-что без всякого направления, никакая профессура не разберется. Только это не отменяет необходимости принимать самые срочные меры. Надо сказать, я отнесся к ней с определенным легкомыслием, или, скорее, слишком обыденно. Ну ведьма и ведьма, ну подкинули и подкинули... Даже попыток не сделал разобраться, ЧТО ИМЕННО подкинули, как будто это без разницы. А разница-то может быть очень заметной. Вот, к примеру, с чего я решил, что не будет иметь места наведение порчи? Ну, - с чего?!! А ни с чего. Обыкновенное недомыслие.

- Ну, - прервал мои думы Дрюня, - что скажешь?

- А что тут скажешь? Могу только процитировать, хоть и не реаниматор: пиздец не лечится. Или я ошибаюсь?

- Неврипитологи были, говорят, - грубая очаговость.

- Тогда тем более... Ладно, пойду, дела неотложные.

Даже, можно сказать, экстренные, потому что, при такой силе, она может сдуру наворочать жутких дел. А для начала я элементарно позвонил и пригласил ее к себе.

- Что, так срочно?

- Это еще мягко говоря. Что называется, - аллюр три креста.

- Ты в курсе?

- В курсе, - безупречные брови чуть приподнялись над огромными голубыми глазами, - чего?

Похоже, не врет. Похоже, точно. Как и предполагалось. Парадоксальным образом, это делает задачу легче, но, при этом, сложнее. Вот так, постепенно, с опытом, и перестают считать инквизицию вредным суеверием, инквизиторов — мракобесами, а пытку — дурной блажью.

- Радченко угодил в реанимацию. Похоже — с концами.

- Ужас какой. Но, если откровенно, я... не то, чтобы рада, а испытываю облегчение. Надоел старикашка хуже горькой редьки. А что с ним?

- Ты, конечно, будешь смеяться, но, похоже, тебе лучше знать.

- Слушай, Маркиз, время от времени твои парадоксы начинают утомлять...

- А никаких парадоксов. Просто я практически уверен, что это ты грохнула надоевшего старикашку. Ведь, поди, вечер вместе провели? После чего он так неожиданно и фатально захворал? Или на ночь осталась?

- Ты что, - сбесился? Сроду у него не ночевала. Я его и днем-то больше часа с трудом переношу. Ты вообще о чем говоришь? Я сразу поставила условие: до свадьбы — ни-ни! Так, мелкие шалости... И вообще, что за намеки? Что я его отравила?

- Боже избавь. Тебе такие дешевые трюки теперь, похоже, и вовсе ни к чему. Вот тебе вчера было как-нибудь на особицу тошно? Так, чтоб пожелалось что-нибудь вроде «да чтоб ты сдох!»? Очень-очень сильно пожелалось? Хоть на секундочку?

- Слушай, мне с ним было тошно все время, как вообще в последние месяцы, кое-когда... - ну ты понял? - это обостряется. Блевать тянет уже буквально. А вчера еще и голова болела...

- Так что ничего особенного не помнишь? Если напрячься?

Она на секунду задумалась, а потом затрясла своей божественной головой. Которая вчера болела.

- Н-нет, - чтобы особенного, - не припомню. А что такое? Ты мне не веришь?

- Вот не поверишь, - верю. Особенно в то, что голова болела и вспомнить не можешь. Или сказать? Или не можешь отличить? Это все очень, очень плохо. Ты даже не можешь представить себе, насколько.

- Да почему?

- Да потому что вот, - я кинул перед ней пачку фотографий, - ты ж его видела... сутки назад? А теперь - сравни.

Я обучился хитрому делу цветного фото давным-давно, в прошлой жизни, некоторое время увлекался, а потом это как-то сошло на нет. Классе в седьмом, - новом варианте седьмого, понятно, - обновил навык, потому что было нужно делать классные снимки кое-каких образцов. Так что и теперь получилось как надо, с душой, с экспрессией. Синие «бобы» пятен густо по желтовато-восковому фону кожи. Раздутые тугим тампонированием ноздри, но тампоны все равно пропитаны алой кровью, которая и не думает свертываться. Трубка в перекошенном рту, тонкая струйка слюны с примесью крови. Паралично приоткрытый глаз, склера белеет как-то по-мертвому, во внутреннем углу кровавая слеза.

Она отшатнулась. По-моему, - не то, чтобы подавилась, но сделала глотательное движение. Так что совсем без дурноты, видимо, не обошлось. И это будущий доктор. Позорище.

- Это — он?

- Что — не узнаешь женишка? Так что вспомнить придется.

- Да не могу я!

- Я об этом и говорю. Так что придется тебе помочь. Ты говорила кому-нибудь, куда идешь?

Она презрительно оттопырила губу.

- Давненько ни перед кем не отчитываюсь. Не имею такой глупой привычки.

- Это очень хорошо. Хотя, с твоей стороны, наоборот, довольно неосмотрительно... Раздевайся.

- Как?

- В принципе, достаточно, - любезно проговорил я, вообще обожаю в подобных случаях отвечать на риторические вопросы, - снять штаны. Все остальное — на твое усмотрение. Месячных, надеюсь, нет? Хотя это, особо, ничего не меняет...

- З-зачем?

- Так все за тем же, - я в это время складывал из мягенькой веревочки петельку «двойного констриктора», для начала, - с целью освежения памяти. Подробности по ходу дела. Ну?!!

Дело в том, что, помимо всего, надо было соблюдать осторожность. Мало ли, что они могли прислать. Может, такое, что и не справлюсь. Хотя и вряд ли, - я ж адресат и получатель, но все-таки. Тем более, что при такой-то генетике, да благодаря этим ее танцам, красавица и сама по себе стала исключительно сильна физически. А еще она, - в своем возрасте! - умудрилась приобрести полную растяжку. Куда там всем этим доморощенным каратейкам, коих в те поры развелась хуева туча. Еще настораживало, что красавица, вроде, не так уж и напугалась. Не трясется, пожала плечами и начала раздеваться. Обтяжные, чуть коротковатые брючки из блескучего материала, дурацкий фасон, который только с малыми различиями повторяется примерно раз в десять лет, трусики, не в пример тому разу, по-настоящему дорогие и хорошие, хлопок с капелькой синтетики...

Ага, это план такой, что я поведусь на это ее пип-шоу. Стою в пределах досягаемости, жду. Скатила по ногам, нагнулась, чтобы поднять, а разогнулась мне в голову ногой, причем левой. Без подготовки и замаха, хлестко и точно, как плетью. Если б попала, мог быть и нокаут, но только ее ждали. Пригнулся и подтолкнул так, чтобы она оказалась ко мне спиной. Можно было бы слегка придушить, но для лучшего взаимопонимания больше подходит другой способ. Скрутить руки за спину и «живодерский» захват на грани — на грани, когда клиенту кажется, что еще чуть, только шевельнись, - и порвутся жилы, а кости выйдут из суставов. Следом накинул на запястья «констриктора». Она, кстати, даже не пискнула, но затихла, а я негромко сказал ей почти на ухо.

- Я не обиделся. И поступок правильный, и попытка неплоха, и вообще молодец, хвалю. Только больше не пробуй, а то потребуются дополнительные методы предосторожности.

И я отвел ее, классически, в подвал. Один из трех имеющихся. Помимо «технического» и «складского» был еще и этот.

Я еще никогда не видел, чтобы у живого человека так быстро, неузнаваемо менялось лицо. У покойников - другое дело: только что перед тобой был один человек, и вот, - кто-то совсем неузнаваемый.

- Ладно, не будем.

- Точно?

- Точно, точно, не волнуйся. - Голос, «в-общем-женский», «в-общем-скорее-низкий», как будто несколько смикшированный, не слишком приятный, и уж на очень приличное драматическое сопрано-то Яны не походил никак.

- Тьфу, Адон, и тут та же история, Не ожидала... Да все уже, говорю, можете развязывать. Негоже мучить такое тело.

- Только даже и не пытайся... ну, - ты поняла?

- Так и захотела бы, а не выйдет. Великий Инквизитор? Какая честь. Только что-то уж больно молод.

- Меня нельзя так назвать, потому что приходится заниматься еще многим другим. Скорее уж что-то вроде генерала ордена доминиканцев... Да, пожалуй, это будет ближе всего к истине. Только от молодости моей тебе легче не будет.

- Ну понятно. Вынуждены были позвать специально, потому что такого больше никто не умеет. И я не только никогда не слышала, но и не думала, что такое возможно.

- Лучше и не думай. Кстати, не ожидал, что так быстро сдашься. Где ж хваленая ведьминская закалка?

- ... вот если б ты сдалась минут через пять после того, как мы начнем всерьез...

- А к чему особо упорствовать? Мне здесь нравится, и я хочу тут остаться, жить тихо и укромно. Да и тело такое, что грех портить...

А. в это время вставил в «Филиппс» чистую кассету и подготовил машинку на запись. Кроме «мага», в сумке находились еще истинное чудо техники, добытое нами, можно сказать, по случаю, - видеокамера от «Bosch».

История вопроса V: техника

Для меня лично жить с убогой техникой СССР семидесятых, да и восьмидесятых тоже, было сущей каторгой. Вот говорят: «как без рук» - так это очень похоже. ПК нет. Интернета нет. ВК — нет. Видеоплейера — нет. Паршивого видеомагнитофона, - и то не достать. А меня лично это доставало с такой силой, что я поневоле начал брать сувениры. С ними долгое время обстояло очень забавно. Берешь, к примеру, ВМ с Построения Дэбен, Земли Лагеря (там были интереснейшие рынки), или Земли Кристофа. Году, этак, в семьдесят четвертом. Когда и на Западе-то они были говно, а у нас если и выпускались, то для специальных целей. Берешь одно, а на выходе получаешь другое. Нет, качество, неизменно, превосходное. Никак не хуже, чем у исходных образцов. Но форма! Но упаковка-маркировка-инструкции! Схема прилагалась, но я, понятно, ничего не соображал. Язык английский, немецкий, японский, а не то, что было исходно. И — названия несуществующих фирм, только звучащие похоже на названия фирм существующих. Все было хорошо и спокойно, пока «Филипс» не попался на глаза К. Он мгновенно нахмурился и потребовал схему. А потом полез в потроха.

- Слушай, - не лезь, а? Ведь поломаешь!

- Будь спок... Вообще отвяжись, понял?!! Убью а то...

Я, увидав опасный для окружающих уровень возбуждения друга, а он бывает куда как крут, затих, и не прогадал. Разбор К. моих трофеев надолго стал одним из самых оригинальных шоу в истории. Разглядывая детали и схемы, он то подвывал от восторга, то лупил себя по коленкам, а иногда даже хохотал, как бешеный. И все время отмахивался от моих вопросов, поскольку педагогическим даром не обладал вовсе: не понимал, по какой причине может быть непонятно то, что лично ему было до донышка ясно. Но потихоньку собрал нужные слова по одному.

- Понимаешь, тут абсолютно дикие, нечеловеческие решения конструкторских задач. Да и вообще, по-моему, ничьи. Вот представь себе, что у кого-то доступ сразу ко всем технологиям всего мира на данный момент сразу, включая лабораторные. Те, что только разрабатываются. Со всего мира вообще. Все конструкторские решения включая секретные и чисто индивидуальные. То, чего сроду не собрать вместе на данный момент, - и все для того, чтобы сделать твой видак, чтоб был не хуже этих твоих потусторонних, причем прямо сейчас. Очень-очень мало отработанных стандартных методик и бесконечно много выдумки, ухищрений. Мне страшно представить себе, какой дикой технической экзотикой было бы то же самое в сорок пятом. А ведь было бы.

Все-таки надо обладать совершенно особым складом мозгов, чтобы находить такой юмор, - да любой юмор! - в конструкции электронной схемы. Он утверждал, что на моей добыче научился многому такому, чего не получил бы нигде. Интересные и эффективные решения, до которых ЛЮДИ не додумались бы никогда, потому что в силу особенностей своего мышления, структуры предрассудков, чуть позже нашли бы другие, более для них естественные. Так сказать, - находящиеся в русле.

Этот феномен существовал года три, а потом сошел на нет: хабар, взятый «там», практически перестал меняться в ходе переноса. Я — не понял, а он сказал мне со спокойной печалью, как от окончания праздника.

- Мы сделали Пошехонца. А он может воспроизвести любой образец в точности.

- Если хотят жить тихо и укромно, то не гадят так нагло и открыто. Особенно в гостях. Так что дело не в тихой жизни. Сознайся. Высунула нос, увидала кругом сплошное стадо, никаких конкурентов и соблазнилась легкой добычей. Еще бы, такое приволье! Рви любого, на выбор! Такой случай потешить душеньку, оставаясь в полной безопасности. Так?!

А. подобрал подходящее расположение микрофона, а теперь возился с видеокамерой. В то время это было не таким уж простым искусством.

- Ну что молчишь?

- Ну, - на ее лице промелькнула мечтательная полуулыбка такого сорта, что я вздрогнул, - я не привыкла давать отчет в своих желаниях даже себе. Но соблазнительно, да, весьма. Слишком трудно устоять.

- Ты дура. Если кругом стадо, беззубое, безрогое и бесчисленное, но при этом волков что-то не видно, это значит только, что пастухи знают свое дело, а волкодавы стоят своего корма. Повторю, лисичка, ты просто дура.

Держа ее взгляд своим, я спиной почувствовал, как дергается ничего не понимающий А.

- Слушай, что все это значит?

- Что начало положено, а мы на верном пути. Слушай: установи камеру на штатив, возьми монетку и подкидывай все время, пока идет разговор. Результаты фиксируй, «о» - «р» - и так далее. А если хочешь слушать разговор, то старайся слушать вполуха, лишнего не вслушивайся. Потом объясню, если чего не поймешь... - Я кивнул развязанной даме. - А ты говори, не стесняйся, я слушаю...

- Да, я и впрямь немного увлеклась. Только, это, найдешь, приличное место, - а там обязательно инквизитор. Прямо беда... Только с «лисичкой» ты ошибся. Я — не она.

- Да знаю, - мне было досадно за свое «помело», - личность сюда и не пропихнешь, и толку мало. Я жду.

- Да согласна я, согласна! Думаю, с такой хозяйкой мне и без своеволия скучно не будет.

- Как-то и не подумал... Да, в этом ты, пожалуй, можешь быть уверена. А теперь — брысь под лавку!!!

На это было интересно глядеть, и я еще раз порадовался, что ведется съемка. Полузакрылись глаза и сразу же изменилось выражение лица. Стало видно, что в основах своих оно неповторимо, как отпечаток пальцев, как подпись. Примерно то же, что и прежде, только в обратном порядке. Я только успел, обернувшись к А. приложить палец ко рту, чтоб молчал, когда веки с длиннейшими ресницами приподнялись.

- Ты продолжай, продолжай, - подбодрил я, словно разговор с Яной и не прерывался на полчаса, - это уже похоже на дело.

- Я только одно вспомнила. - проговорила она невнятно, словно язык еще не вполне ее слушался, - и то ерунду. Я тогда злилась, как обычно, тошно было. А тут, как будто раздражение копилось и копилось, а потом словно прорвалось что-то и вылетело наружу... именно это ощущение помню. И стало чуть легче. Все равно, как выругаться, если накипело. Или сблевать, когда тошнит.

- Ну вот. - Я использовал то, что называется «примирительный тон». - А говорила, - не вспомнишь.

Тут она вспомнила, что сидит перед нами не вполне одетой, и, с характерной логикой, начала прикрываться. Как будто все ее тайные прелести не были выставлены перед нами, как на витрине, на протяжении битого часа.

- И ради этого ты затеял все ЭТО?!!

- Не только. Сейчас мы тебе покажем кино... только звуковую дорожку писали отдельно, с синхронизацией могут быть огрехи.