Последняя дань Мистике

Если на свете существуют анти-мистики, то это ваш покорный слуга. И для того, чтобы впредь заниматься только вопросами, очищенными от нее АБСОЛЮТНО предлагаю Вашему вниманию этот текст. Его трудно назвать статьей.

     При обстоятельствах, не связанных с алкоголем, наркотиками или иными психоактивными веществами, болезнью или запредельными нагрузками, я единственный раз в жизни испытал совершенно исключительное переживание. Очевидно, именно это в прежние времена именовали озарением, прозрением или Откровением, и считали особым даром божества. Это было связано с особым видом духовной практики, ею увлекался один мой хороший друг и попробовал увлечь и меня. Это произошло сразу, практически с первой попытки, которая заодно оказалась и последней: с тех пор я к данной методике не прибегал, зная, что – уже получил все, мне положенное.

Испытавшие подобное не испытывают ни малейшего сомнения в открывшейся перед ними истине, не могут и не хотят относиться к ней хоть сколько-нибудь критически.

Были те, кто испытывал Озарение неоднократно, именно они, судя по всему, остались в людской памяти и истории, как пророки.

Похоже также, что Озарение – Озарению – рознь, и не все они равноценны по важности и масштабу тех обобщений, которые в них окрывались. Но это не принципиально, - главное, что Откровение длится считанные мгновения, но при этом способно снабдить человека материалом для самых глубоких раздумий на всю оставшуюся жизнь.

То, что испытал лично я, потом, много позже и с чужой помощью удалось интерпретировать, как момент зачатия. Не знаю – моего, кого-то из моих предков, первого живого существа на Земле или первого во вселенной.

Теперь я отчетливо понимаю, что совершенно безразлично, потому что разница в масштабах этих событий на самом деле кажущаяся, на самом деле мнимая.

Я открывался, как в первый, самый первый раз открывался некогда самый первый глаз в мире. Сравнение это не вполне точно, потому что не существует и не может существовать таких слов, чтобы передать это адекватно, потому что если бы они существовали, то мир перевернулся бы, изменившись куда сильнее, чем от несовершенных слов Будды, Заратустры, Мухаммеда или Иисуса Христа, потому что и они не могли найти слов передающих Откровение. Наверное, это и вообще невозможно, когда бывает вот так, потому что слова – слова только тогда, когда смысл их внятен и говорящему, и второму, тому, который слушает, а это невозможно.

Божеству, или тому, что мы в ограниченности своей именуем божеством, все равно, один из людей получил Откровение, или же все люди сразу, для него это несущественно, все равно, но зато нам-то это не все равно. Так мы навсегда остаемся в клетке, сплетенной из несуществующих, неслыханных, никем никогда не сказанных слов, и клетка это – воистину прочнее всего на свете.

Только что Тебя, отдельного от всего мира Тебя, Тебя, противостоящего всему миру и не могущего – не противостоять всему миру целиком и каждой мельчайшей его частице – в отдельности, - не было, и вот Ты – появился в этом мире и противустал ему.

И нет на самом деле никакой разницы, ты ли появился в этом мире, мир ли возник, как возникает сон, вокруг тебя, или же некая сущность разделилась на мир – и Тебя, противостоящего всему миру, сколько его ни на есть.

Этот переход от небытия к бытию не имеет временной протяженности, особенно если это твое собственное бытие, и он уж никак не меньше, нежели пресловутый Большой Взрыв, как будто бы породивший некогда весь этот мир.

После пережитого ясными, само собой разумеющимися, единственно возможными становятся дотоле невнятные заклинания физиков о зависимом течении времени, о разной скорости течения времени, о временных отрезках, короче которых ничего не может быть, - а еще о событиях, не имеющих длительности.

Снизим немного градус, потому что человеку нельзя слишком долго находиться на безжалостных пиках бытия, на которых нечем дышать и выше которых – только Небо, попытаемся перевести. Пытаясь передать пережитое словами, понятными хотя бы самому себе, понял я, что инетереснее всего на свете вовсе не звезды над головой и даже не моральный закон внутри нас, и лучше оставить прошлому эти бесполезные игрушки. Интереснее, важнее, актуальнее всего на свете то, что связано с переходом от небытия – к бытию. Все те явления, которыми сопровождается, которые предшествуют, а главное – которые являются сутью такого перехода от мертвых частей – к целому, живому единству, где нельзя убавить, при этом не убив. Системогенез.

И второе, столь же важное, идущее оттуда же, но не от того, что есть, а от того, чего нет. Язык, на котором можно внятно выразить все сущее.

Такой, чтобы сам строй его обозначал: все, сказанное на нем соответственно этому строю, - самостоятельная сущность, нечто, уже родившееся для этого мира, такое, что можно уточнить, придав плоть и кровь.

И это, пожалуй, все, что я могу сказать о конкретном, выпавшем именно на мою долю Откровении.

Куда чаще, обычнее, - если тут допустимо говорить об «обычном», - обыденнее, если тут вообще может идти речь об «обыденном», - встречается такая вещь, которая именуется «вдохновением».

Люди, по видимости чисто своими силами достигшие значительных успехов в творчестве, чье авторство – неоспримо, все равно, художники это, исследователи или литераторы, будучи честными людьми, в один голос заявляют: это не Я!

Это мне не по силам, люди! Это божество, дух, ангел, Божье произволение, муза, демон, - но не Я!!! Это что-то или кто-то неизмеримо более умное, сильное, яркое, несопоставимо лучшее, чем я. Моя заслуга состоит только в том, что хватило сил, не разрушив свою бренную оболочку, передать, перевести, перенести в этот мир то, что было дано мне свыше.

Мне диктовали, - а я только записывал теми жалкими словами, что были у меня, теми жалкими красками, которые доступны мне. Кто-то двигал моей рукой.

Ощущение вселения извне, дуновения иного мира не только сильно и несомненно. Главное, что оно практически универсально. И опять-таки все упирается в неизбежное ограничение из слов, которые еще не выдуманы – и непонятны.

Но есть еще и третье обстоятельство, об этом любит писать не худшая часть современных писателей, на этом постепенно, исподволь концентрируется внимание, и со временем оно кажется все менее и менее случайным. Речь идет о событиях, которые могли произойти, чуть-чуть не произошли, но не произошли все-таки. Дошло до того, что относительно некоторых событий не то, что нельзя установить правду, а ее, похоже, просто нет, и о событии есть два, три, вроде бы взаимоисключающих, но на самом деле существующих одновременно знания.

Люди, и это, как правило, люди творческие, креативные, видят во сне города, которых на самом деле нет, с немыслимыми подробностями, которые невозможно выдумать, образцы техники, в которых, помимо несуществующей концепции, есть явные признаки длительной технической эволюции, процессов, требующих прежде всего времени, которое не может быть заменено никакой гениальностью, ничем другим вообще. Путешествуют среди ландшафтов, которых заведомо нет на нашей планете.

Тем более это можно сказать о результатах сомнительных экспериментов с сенсорной депривацией и другими крутыми способами входить в состояния измененного сознания.

Все это традиционно объясняют некоторым синтезом полученного наяву опыта, но мало того, что объяснение это на самом деле почти ничего не объясняет на самом деле. Главное – пережившие нечто подобное на такие слова однообразно и не сговариваясь хмыкают, а потом говорят, что бесполезно разговаривать с теми, кто не испытывал ничего подобного и не имеет представления о том, что пытается обсуждать. Объясните, что такое оргазм, тому, кто никогда его не испытывал, достигнете ли успеха, и что будет обозначать само слово «успех» в таком случае?

Когда два отверстия расположены достаточно близко, один электрон оставляет на фотоэмульсии два следа-отпечатка. Два как будто бы взаимоисключающих события, которые так мало отличны друг от друга, что происходят одновременно.

Для макротел, к которым относимся и мы с вами, и наши эритроциты, такая вот двойственная, корпускулярно-волновая природа материи вроде бы совершенно несущественна: чем больше масса, тем короче «пси-волна», и если расчетная длина ее становится меньше «кванта пространства», некой минимальной размерности, двойственность эта перестает проявляться. Вот только для регуляторов, управляющих поведением этих макротел, и, прежде всего, для нашего собственного мозга, дело может обстоять совершенно по-другому, потому что в некоторых условиях («критических», «надкритических») толчком к полномасштабному его действию может послужить и один электрон. И, соответственно дать два разных ответа на оба альтернативных действия одного электрона. Это значит, что мы-то находимся в одном пространстве, в одной причинно следственной линии, пока не скажется неопределенность, а вот мозг наш – черт его знает. Очень может быть, что и в двух-трех одновременно, хотя, по всей вероятности, - и по мелочи.

Попадая в какой-то страшный резонанс, то ли по причине того, что – сам, как камертон, настроен на чистый тон, либо же в редких, случайных и неповторимых обстоятельствах, мозг на считанные мгновения размазывается по множеству вероятностных состояний, успевая усвоить истинный опыт – жизни, которая не пережита. Точнее – той жизни, о которой не знает никто посторонний, никто, кроме тебя.

Другое дело, что сознание цивилизованного человека, - это такая вещь, в которой каждая деталь зависит от другой и, в свою очередь, обеспечивает их: оно может принять пришедшее с той стороны – как так и надо, - получилось как-то само, - а может быть, отчасти всерьез, отчасти с легким кокетством сослаться на сошествие чего-то высшего, не очень-то веря в это на самом деле.

Американцы говорят: «В Бога мы верим, а остальное – наличными». Вот так и я. Я не говорю, что чудес не бывает, я говорю, что достаточно одного чуда сотворения мира, а вот вера во все остальные чудеса граничит с ересью, и надо брать на себя этот труд – разобраться, потому что именно для этого мы, похоже, и созданы. Разбираться всегда и во всем, и не надо, недопустимо, погибельно бояться, что когда-нибудь влезешь куда-нибудь не туда, в то, что людям знать не положено. Нет такого.

Верю в единое чудо, которое без причины и нипочему, а вот все остальное – только наш крест.

Нет ничего святого для честного исследователя, перед лицом честного исследования, нет запретных знаний для личности ответственной. Нет и не может быть. Все, чем мы рискуем, исследуя, - это старая скотская звериная дрянь в нас самих. Если я скажу вам, что такое душа, и какие именно вполне материальные принципы являются основой ее природы, это никак не отменит неповторимость вашей собственной души. Если когда-нибудь будут раскрыты конкретные механизмы, обеспечивающие любовь, это никак не скажется на характере этого переживания у конкретного человека. Цвет – это не длина волны электромагнитного излучения в оптическом диапазоне, это отношение личности к этой длине волны, волны сравнить можно, а цвет – никогда, он индивидуален и навсегда останется таким. Запрет на клонирование, безмерно идиотское кликушество по поводу генетической модификации. И самое последнее.

В США со страшной силой отменяют Дарвина в частности и синтетическую теорию эволюции вообще. Всячески проталкивается так называемый креационизм, отстаивающий возникновение жизни и человека – посредством Чуда, - а что есть человек без души?

Может быть, не злым умыслом даже, а на уровне массового бессознательного, спинномозговых рефлексов общества, возведшего вкусы и побуждения обывателя – в идеал, прикрываются любыми путями исследования наиболее важных, наиболее критических, наиболее конструктивных и принципиальных вопросов системогенеза. И это очень понятно, потому что прорыв в этих областях будет несовместим с самим существованием общества, основанного на извлечении прибыли. Может быть – с существованием человечества в нынешнем виде, как способа организации нынешнего биологического вида людей. И уж, во всяком случае, несовместим с существованием исповедующих пошлость, проповедующих пошлость, основанных на пошлости США.

Игра теряет смысл, когда перестают действовать ее правила, по сути, - ограничения на те или иные действия, а жизнь – это тоже своего рода игра. И уничтожая существенные правила человеческой жизни в человеческом обществе, как она есть, мы уничтожаем ее саму – в нынешнем виде.

Если не будет нужды в поте лица своего добывать горький свой хлеб, то лютым лицемерием будет притворяться, что жизнь – это все та же жизнь. Если сколь угодно высокое мастерство, сколь угодно элитарные знания не потребуют для усвоения десятков лет и все той же цистерны пота, при этом став самыми, что ни на есть родными, сама ткань жизни окажется существенно иной.

Если и в тридцать, и в пятьдесят, и в восемьдесят, и в сто двадцать у человека не будет никаких болезней и ни малейшего намека на старческую немощь, от прежних принципов общественной морали не останется, скорее всего, ничего достойного воспоминания.

А можно ли остаться прежним, живя по соседству с автоматом, который уже и не автомат вовсе, потому что наделен собственным самосознанием?

А?!

Не выйдет, да, если вдуматься, то не очень-то и хочется. Не жалко, как не жалко помирать, оставив после себя троих – четверых детей, здоровых и живых, и – десяток даже немного слишком живых внуков и правнуков.

А ведь все это будет, если мы в позорнейшем и погибельном страхе не заглушим, не закроем, не задушим исследований, связанных с кое-какими особенно затрагивающими душеньку обывателей аспектами общей проблемы системогенеза. Все, могущее воплотиться, должно быть воплощено если не в приложении, то хотя бы в возможности. Потому что еще очень может быть, что человечеству жизненно понадобятся даже ядерные боеголовки, чтобы отбросить, разрушить очень вероятный в обозримом будущем астероид-убийцу.

Не надо, люди, бояться. Ничего и никогда. Не нужно бояться умирать и убивать, если это уж очень нужно, потому что есть вещи поважнее собственной жизни. Не надо бояться, если до мига, что должен напугать тебя, ты не отступал с пути, который, - ты и только ты, - считаешь правым.

И точно так же не нужно бояться даже за жизнь общества, даже того человечества, как оно есть, если можешь быть твердо уверен, что в потомство тому и другому на их месте останется что-то не менее живое и, может быть, более достойное.

Это слово названо последней данью мистике, поскольку нужно же было, среди всего остального, прямо противоположного - мистике, перед всем остальным, предельно далеким от нее, выразить свое отношение к этому предмету.

Это слово о том, что чудо – на самом деле неинтересно. Меня откровенно разочаровало бы, если б я узнал, что людей создали пришельцы, - и утешило бы только соображение о том, что уж они-то как, – получились сами собой? А каким образом? Первое – неинтересно, а вот второе – да! Неинтересно, если Бог во всех подробностях лепил тварей одну за одной все три миллиарда лет подряд, а вот узнать, что именно подвигло динозавров миллионы лет учиться летать, и научиться-таки, став птицами – о-очень интересно! И еще – как правильно задать вопрос об этом.

Если гению подсказал Гений, - в этом может быть только один интерес: а Гений-то как додумался? И уж конечно крайне (прямо-таки до кончика хвоста) интересно, что происходило в голове гения, и вокруг него, если вдруг – состоялось? Что тут от физики, - нельзя ли все-таки считать Откровение особым физическим состоянием мозга, - и каким, на каких именно фундаментальных законах физики Мира оно основано? Что тут от кибернетики, как учения о регуляции и Регуляторах? Что тут от общества, поскольку только выработанный обществом язык позволяет сформулировать проблему и, главное, является той материей, из которой состоит достигнутое.

Совершенно не интересно, если Душу в человека влагает Бог, и на этом кончаются все вопросы, зато бесконечно интересно, через какие методы, процедуры и закономерности зарождается, развивается, и, быть может, - до времени гибнет душа. Какие правила, известные нам из физики мира, Он установил для этой процедуры? Потому как, если не знать всего этого, то – не проглядеть бы, как зародится, не дай Бог, вовсе нечеловеческая душа вне человеческого тела, когда мы этого вовсе не хотели. Вовсе не такая душа, которую мы хотели бы видеть.

Кому как, а мне хотелось бы думать, что Он – только установил правила, которые надо искать, Называть, - и обязательно учиться применять и комбинировать. Если хотите, это мой, собственный Символ Веры. Остальное – наличными.