Ну и ещё немного, чтобы завершить обзор истории психиатрии XVIII веком — пока, во всяком случае. К некоторым деталям ещё будем возвращаться. Оно бы всё хорошо, да только про тот, от 1765 года, императрицын указ сначала забыли, а потом и забили: не до того. А проблема-то никуда не делась.
Вон, в Сам-Петербурге население выросло, а значит, выросло и количество душевнобольных. А уж они, будучи предоставленными сами себе, сильно вредили благолепию столицы: то в присутственных местах начнут дисциплину хулиганить, то на улицах бардак бедокурить — ну сумасшедшие, что с них возьмёшь. Власти возмутились: мол, куда полиция смотрит? Главное полицейское управление взяло под козырёк, и в 1766 году издало распоряжение: всем жителям столицы, у кого дома есть душевнобольные, немедля, под угрозой штрафа, обязаны доложить в Управление — как они содержат своих сумасшедших, что делают, чтобы оградить от их дури здоровых жителей города.
Зря они это сделали. Не подумав. У горожан-то наболело, и более всего у тех, кто этих сумасшедших дома держал. Сначала треснул почтовый ящик, а потом чуть не треснуло само Управление: многие ведь не поленились лично прийти и своих подопечных привести. Полицейские оказались, что называется, фраппированы и обескуражены, хотя вслух выразились более ёмко. И в итоге всё же пришлось задумываться о средствах на постройку или переобустройство отдельных специальных домов.
Но одно дело задуматься — а кто всё это будет строить и обустраивать? А главное — кто даст на это денег? Желающих как-то не нашлось, причём даже через 7 лет, когда в 1773 году Николай Иванович Чичерин, сенатор, генерал-аншеф, столичный генерал-полицмейстер и вообще далеко не последний в Петербурге человек, берётся лично присмотреть за исполнением Высочайшего повеления от 6 ноября того же года об организации в губерниях Петербургской, Московской и Казанской призрения душевнобольных в монастырях (по два — мужской и женский — в каждой губернии), дело пошло с большим скрипом.
Потом, правда, всё же сдвинулось с мёртвой точки: в 1775 году, когда Екатерина II пожелала поделить страну на губернии, не забыла она и о Приказе Общественного Призрения. В XXV главе «Учреждения для управления губерний», которая была как раз посвящена этому Приказу, в статье 389 было написано:
«В разсуждении установления и надзирания дома для сумасшедших Приказу Общественнаго Призрения надлежит иметь попечение, чтоб дом избран был довольно пространный и кругом крепкий, что бы утечки из него учинить не возможно было. Таковой дом снабдить нужно пристойным, добросердечным, твёрдым и исправным надзирателем и нужным числом людей для смотрения, услужения и прокормления сумасшедших, к чему нанимать можно или из отставных солдат, добрых и исправных, или же иных людей за добровольную плату, кои бы обходились с сумасшедшими человеколюбиво, но при том имели за ними крепкое и неослабное во все время смотрение, чтобы сумасшедший сам себе и никому вред не учинил и для того держать сумасшедших по состоянию сумасшествия или каждаго особо заперта, или же в таком месте, где от него ни опасности, ни вреда учиниться не может, и приложить старание о их излечении. Сумасшедших неимущих принимают безденежно, а имущих имение принимают в дом неинако, как за годовую плату на содержание, присмотр и на приставников»
И уже со следующего, 1776 года, Приказы Общественного Призрения начали открывать первые «жёлтые дома» (ну вот таким цветом повелось красить кирпич и штукатурку этих государственных заведений). Первый такой дом открылся в Новгороде. Вообще Новгород в этом деле оказался впереди всея Руси, поскольку первый дом для подкидышей и инвалидов, который принимал на проживание и сумасшедших тоже, построил в Колмове ещё в 1706 году митрополит Великоновгородский и Великолуцкий Иов.
В Первопрестольной для этих же целей выбрали Екатерининскую больницу. Тут я немного отвлекусь, чтобы показать вам интересную аналогию. Один из первых сумасшедших домов в Европе был, как я вам уже рассказывал, организован в 1326 году в Сант-Гергене, что неподалёку от Эльбинга (нынешнего Эльблонга) на месте бывшего лепрозория Святого Георга. Далее, Август Людвиг Шлёцер в своём докладе про обустройство германских доллгаузов описывает заведение «Широкий луг» в Линебурге, которое было учреждено в 1566 году для лечения чумных больных, а в 1610 году уже принимало там сумасшедших. Ну не пустовать же местам, в которых более никого размещать то ли не желают, то ли опасаются.
Но вернёмся в Москву. В 1770 году в город пришла чума. Умирало в те дни и по тысяче горожан в день, и когда и поболее того. Хоронить просто не успевали — а подчас и некому было — и трупы просто бросали на улице или закапывали где-нибудь во дворе или на огороде. Карантин? Какой такой карантин? А, этот, который немчики устроили? Да они оттуда живым никого не выпускают, кровь пьют! Да ещё и до иконы Божьей Матери, ироды, не допускают, а она, говорят, от мора исцеляет. Начальники-то, небось, успели приложиться да из города сбежали. Вспыхнул бунт. Бунт подавили — сначала оставшийся за крайнего генерал-поручик Петр Еропкин с Великолуцким полком показал бунтующим, что здесь им не тут, а уж к шапочному разбору и Гришка Орлов с четырьмя полками лейб-охломонов прибыл.
Тут и призадумалась Екатерина Алексеевна, что, помимо наказания невиновных и награждения непричастных, неплохо бы и больничку какую в Златоглавой учредить. И особым указом учредила на 3-й Мещанской «Карантинные дома». А когда чума ушла, прихватив с собой изрядную часть населения Москвы, императрица решила, что месту пустовать не следует: ей тут челом били, будто не хватает в городе больниц для простого люда. Да и сумасшедших тоже надо куда-то девать. И именным указом от 12 марта 1775 года повелела учредить больницу, которую назвали Екатерининской, а ещё позже — Старо-Екатерининской.
Поначалу это были 13 оставшихся в наследство от чумного карантина деревянных домов. Открыта эта больница была, если верить докладу «действительнаго тайнаго советника, сенатора и кавалера Дмитриева-Мамонина», 19 июня 1776 года.
Также в докладе было упомянуто, «что вмещаться могут во оную больницу до сто двадцати четырех человек и двадцати шести сумасшедших, а всего сто пятьдесят человек». Что такое двадцать шесть мест для Москвы, даже тогдашней? Да нет ничего. Учитывая, что сам Дмитриев-Мамонин не особо горел желанием размещать рядом с обычными пациентами ещё и умалишенных. Нет, кое-какое количество сумасшедших смог взять на себя Инвалидный дом, который в 1779 году открыли в специально прикупленном для этой цели бывшем владении камер-юнкера графа Салтыкова, но тоже не сказать чтобы много. Наступит XIX век, и положение начнёт исправляться, но когда он ещё наступит...
А пока душевнобольных распределяли между Екатерининской больницей (где Дмитриев-Мамонин в конце концов оставил всего троих), инвалидным и смирительным домами. Что ещё за смирительный дом, спросите вы? Было в Москве и такое учреждение, предназначавшееся «для ограждения общества от многих предерзостей, добронравие нарушающих», и туда отправляли — когда на время, а когда и навсегда — горожане, «обществу стыд и зазор приносящие». Попросту и в большинстве своем — пьяницы и дебоширы. Ну и сумасшедшие, само собой. Но не только. В архиве Преображенской больницы, в связке от 1787 года, был найден такой документ:
«По указу ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийской из Московскаго Приказа Общественнаго Призрения смотрителю Инвалиднаго дома Надворному Советнику Шепелеву по сообщению губернскаго правления, при котором по приговору Московской духовной консистории прислана Звенигородскаго нижняго земскаго суда секретаря Алексея Шевелева же на Марфу Федорову для отсылки в смирительный дом за несогласное ея с мужем житие на три месяца, с тем что бы по прошествие онаго времени прислать её в правление, употре**енныя на ея пищу деньги требовать от ея мужа. Генваря 25 дня 1787 года»
Кстати, и Екатерининской больницей, и инвалидным домом, и рабочим, и смирительным домами, как важными пунктами общественного призрения, обер-полицмейстер Николай Петрович Архаров. Ага, тот самый, по фамилии которого с чьей-то легкой руки полицейских ещё долго будут называть «архаровцами».
7 июня 1785 года императрица издаст указ на имя Якова Брюса (спокойно, не на того, который колдун с Сухаревой башни, а на его внучатого племянника, Якова Александровича, генерал-губернатора и главнокомандующего в Москве):
«Граф Яков Александрович! Желая, чтобы престольнй Наш город Москва снабден был всеми нужными и полезными заведениями, повелеваем: 1)Больницы и богадельни для призрения немощных и способов к пропитанию лишенных, умножить в числе людей, сообразно многолюдству города. А дабы приказ общественнаго призрения удобнее мог иметь под руками своими большую часть заведений, попечению его подлежащих, жалуем оному дом, лежащий на выезде из города в Преображенской Слободе, где прежде была Адмиралтейская парусная фабрика, в Новгород переведенная, со всем там имеющимся строением и с землею, к тому принадлежащею. 2)Приказу общественнаго призрения стараться завести там кирпичный завод для умножения своих доходов на пользу общую. 3)Дабы Приказ Общественнаго призрения был в состоянии соорудить нужныя на том месте здания, в прибавку денежных сумм, в ведении его имеющихся, жалуем ему собранныя от аукционной продажи деньги, коих, по записке вашей показано 15.922 рубли. 4)По всем частям города завести школы народныя, а сверх того, одно главное народное училище, на основании от Нас для всех училищ принятом и утвержденном, заимствовав потребныя наставления от комиссии о заведении народнх училищ, в Империи учрежденной. Впрочем Московский Универитет и Заиконоспасская Академия обязаны в деле сем подать помощь всевозможную. 5)Для умножения городских доходов на таковыя полезныя заведения, с будущаго 1786 года причислить к оным доходы с торговых бань, поступая в употреблении оных по изданному от Нас городовому положению. 6)Что принадлежит до требуемых вами денег на исправление мостов образом прочным, Мы не умедлим назначить оные равно, как и на другия нужнейшия в столице и по Московской губернии исправления. Мы совершенно удостоверены, что все здесь учиненныя от Нас предписания благоразумием вашим и радением со стороны тех, кому оныя по учреждениям Нашим вверены быть должны, исполнены будут в точности наилучшим образом к благоугодности нашей»
Правда, от этого указа и до начала строительства Московского долгауза, или Преображенкой больницы для сумасшедших, пройдёт ещё без малого четверть века, но нужный импульс был получен.
В Петербурге для сумасшедшего дома сыскалось место посерьёзнее: аж целая бывшая усадьба Артемия Петровича Волынского, опального кабинет-министра Анны Иоанновны, которого та велела четвертовать в 1740 году за... да было за что.
Вот в одном из домов этой усадьбы и расположился долгауз аж на 60 человек — чай, не Москва, не бедствуем. Первые сумасшедшие заселились туда в 1779 году, а 16 (или 27, смотря по какому стилю считать) августа 1780 года на набережной Фонтанки состоялось торжественное открытие больницы, которую назовут Обуховской (а что тут выдумывать: рядом Обуховский мост и Обуховский проспект). Через четыре года больница обзаведётся первым каменным (мужским) корпусом на 300 мест.
Тридцать две комнаты в этом корпусе отдадут сумасшедшим. В 1789 году комнат выделят больше — уже сорок четыре, причём десять из них — для тех, кто побогаче. В 1790 году в Обуховской будет лежать уже 124 безумца, а 1791 году — 143. Открытия остальных корпусов душевнобольные пациенты Обуховской не увидят: в 1828 году по велению вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны долгауз переедет на Петергофскую дорогу. Сама императрица новоселья тоже не застанет, скончавшись аккурат в день празднования иконы «Всех Скорбящих Радости» - и больницу нарекут именем этой иконы Божьей Матери.
Ещё пару долгаузов откроют в Екатеринославле и Симбирске (там — уже в 1772 году). Настоящий же, если можно так выразиться, дурдомостроительный бум настанет в следующем веке. Причём и сам этот бум, и заметное повышение градуса интереса к безумцам в целом и психиатрии в частности, и стремительное развитие этой совсем юной по тем временам науки. Причём по всему миру. Тому будут иметься вполне себе объективные причины... но это уже другая история
Оценили 3 человека
4 кармы