ОРЕОЛ загадочности, возникший вокруг этрусков уже давно, сопровождает их историю и сегодня.
Этрусская цивилизация — настоящий фантом. Она появляется неожиданно и столь же непостижимо загадочно исчезает. Уже в этом — тайна. Другая — в упорном молчании.
Язык этрусков пока почти не поддается расшифровке. Возможные ключи к разгадке дает природа, в удивительно близком общении с которой этрусская цивилизация рождается, живет и погибает.
На формах этрусской цивилизации «отпечатался» язык этого общения, хранящий рассказ о гибели некогда могущественного народа.
ПРЕНИЯ О КОНЦЕ ЖИЗНИ
Конец этрусков парадоксален. Он происходит на виду у всех, в самом центре Италии в эпоху Юлия Цезаря и Октавиана Августа, но его не замечают.
Сами этруски уже давно готовились к уходу. У них имелось учение, по-видимому записанное в несохранившихся книгах, в котором говорилось о продолжительности существования всего на свете, в частности этрусской цивилизации. Ей предрекалось жить не более 10 «веков» («век» — в данном случае понятие условное):
1-й век 968—868 ГГ. до н. э.
2-й » 868—768 » »
3-й » 768—668 » »
4-й » 668—568 » »
5-й » 568—445 » »
6-й » 445—326 » »
7-й » 326—207 » »
8-й » 207—88 » »
9-й » 88—44 » »
10-й » 44—? » »
Этрускология, особая историческая дисциплина, изучающая этрусскую цивилизацию, эту эсхатологическую версию не приняла. В 1920-е годы причина гибели виделась в эпидемии.
Но так как первые известия об эпидемиях малярии обнаруживаются уже во II в. до н. э., трудно понять, почему всем другим культурам и народам на этрусской земле (римлянам, итальянцам) удалось избежать гибели.
Малярийная гипотеза тихо и быстро скончалась. Но от нее сохранилось зерно идеи экологического кризиса, и оно проросло, когда грянул сегодняшний экологический бум.
Идея кризиса обосновывалась следующими главными фактами. С IV в. до н. э. источниками фиксируется заиливание прибрежных бухт. Они перестают быть судоходными, что ставит под вопрос нормальную работу портов.
А в глубь территории кораблям не позволяют заходить реки, которые мелеют из-за сведения лесов по их берегам. В результате — ослабление экономики и гибель древней Этрурии под давлением других государств, в первую очередь — Рима.
Однако исторический материал не подтвердил такое прочтение гипотезы экологического кризиса. Например, в 205 г. до н. э. снаряжается римский флот, в связи с чем этрусские города облагаются контрибуцией.
Государства побережья, которые, согласно гипотезе, уже должны умереть от кризиса, выступают как полноценные поставщики хлеба, льняного полотна на паруса, корабельного леса, т. е. экологическая ситуация здесь вполне нормальная.
А на побережье по-прежнему процветает металлургическое производство (город-порт Популония). Не вызывают беспокойства и внутренние районы.
Здесь не только традиционно развивается сельское хозяйство (вокруг городов Клуэий и Перуэия), но и начинается новое для этих мест производство вооружения (город Арреций).
Таким образом, и эта гипотеза не объясняет нам стремительного ухода этрусков с исторической арены.
ИГРЫ ЖИЗНИ И СМЕРТИ
Вернемся к этрусской версии. Историю страны-можно разделить на два явных, но неравных периода VII—VI вв. до н. э.— расцвет; IV—I вв. до н. э.— все убыстряющийся упадок.
В конце VI — начале V в. до н. э. из Рима изгоняется этрусская династия царей. В результате прекращается прямая связь Этрурии с колонизованной этрусками Кампанией.
Предоставленные сами себе этрусские города вскоре были захвачены местными племенами.
В V в. до н. э. из Центральной Европы в Италию вторгаются кельты и захватывают колонизованную этрусками Паданскую низменность.
Греческая морская блокада, установленная после 474 г. до н. э. по границе Тирренского моря, лишает этрусков свободы передвижения и торговли.
Соседний Рим решает за счет Этрурии свои аграрные проблемы: в 396 г. до н. э. после почти столетней войны аннексируется целиком вся территория этрусского города-государства Вейев.
Однако история захватов и войн не столько объясняет причины ослабления сколько их описывает. Большую роль в падении этрусков играли собственно экономические факторы.
Этрусская цивилизация традиционно рассматривается в одном ряду с другими античными, среди которых последовательно первенствовали греческая и римская.
Из-за низкого уровня развития агротехники территория античных государств могла прокормить лишь определенное число людей. Прирост населения требовал увеличения территорий, пригодных для земледелия.
Греки и римляне в таких случаях прибегали к колонизации. Данный процесс, действовавший с неумолимостью закона, был назван еще К. Марксом «вынужденной эмиграцией».
Похоже, что эта закономерность действовала и в Этрурии. Этрусская колонизация начинается уже в VII в. до н. э., направляясь на юг, потом на север. Поскольку начало этрусской цивилизации фиксируется, традиционно на рубеже IX—VIII вв. до н. э., вынужденная эмиграция возникает в этрусских природных условиях уже через 150— 200 лет.
Следовательно, при том же темпе прироста населения следующая волна переселенцев должна образоваться в V в. до н. э. Но как раз в это время «паровой котел» этрусского амфитеатра лишается спасительных «клапанов» — свободных территорий. Следовательно, взрыв, вызванный ростом населения, неминуем?
Как бы то ни было, в Этрурии действительно что-то происходит. Мы не знаем точно, что именно. Но след тех событий явно остался. Так, обращает на себя внимание то, что этрусские века именно с пятого по счету обретают разную продолжительность.
До этого ритмично повторялись сказочно закругленные сотни. Похоже, что этрусская хронология устанавливается и получает внутренний тайный смысл между 568 и 445 гг. до н. э. Во всяком случае, отрезок времени в 200 лет отмечает некий ритм этрусского бытия.
Каждый переломный момент этрусской истории обязательно сопровождается сдвигом мировоззренческих представлений. Когда это случилось впервые, произошла, видимо, «утряска» их в стройную систему представлений о веках.
Далее, к седьмому веку этрусков приурочен любопытнейший документ, дошедший до нас, к счастью, в переводе на латинский язык. Он сохранился вместе с другими текстами агримензоров (римских землемеров), которые, кстати, считали себя учениками этрусков.
Видимо, этрусский текст оказался в таком собрании потому, что речь в нем шла о межевании земли. Между тем это — пророчество, приписанное нимфе Вегонии, которая, как и демон Тагес, считалась создательницей этрусского учения.
Центральная мысль всего текста, многократно повторяемая, поэтому звучащая как заклинание,— сохранение установленной системы межевания как условие выживания этрусского племени.
В первой части текста говорится, что основой порядка в Этрурии является неизменность. Во второй части перечисляются кары нарушителям, венцом которых становится всеобщая погибель.
Современные исследователи привязывали это пророчество, как правило, к каким- либо частным явлениям, причем уже римской аграрной истории.
Однако, думается, правильнее понимать его как предупреждение о возможной катастрофе. Вернемся к фактам. Этруски, несмотря на пророчество, отеческих порядков не сохранили.
После седьмого этрусского века проходит еще 200 лет. И этруски действительно погибают.
Но что же случилось в седьмой этрусский век? Он начинается последним значительным выступлением Этрурии против Рима, которое через несколько десятилетий завершается очередным военным поражением.
Рим приступает к планомерному освоению Этрурии, в котором можно усмотреть действие традиционного принципа «разделяй и властвуй». Территория рассекалась, образующиеся участки изолировались друг от друга.
Сначала южная Этрурия отделяется от северной: в 280 г. до н. э. под защиту римского права подводится город Статония. Таким образом, теперь Рим может вмешиваться в дела соседних этрусских государств.
В итоге, уже в 278 г. до н. э. на побережье выведена колония, которая ставит под контроль долины двух рек — Фьоры и Альбеньи. Так Этрурия рассекается надвое. Затем начинается изоляция внутренних районов.
Вдоль побережья выводятся колонии: Каструм Новум (264 г. до н. э.), Алсий (247 г. до н. э.), Фрегены (245 г. до н. э.), Пирги (194 г. до н. э.), Грависки (181 г. до н. э.). С 241 г. до н. э. вдоль Тирренского моря прокладывается стратегическая дорога (виа Аврелия).
Перечисленные мероприятия имели катастрофические последствия. Закономерно, что этрусские государства, как правило, не выходили за пределы обширной речной системы.
Столица, которая являлась еще и единственным крупным городом государства, располагалась на естественном плато, господствовавшем над окрестностями. Геологическое строение Этрурии, особенно южной ее части, было очень сложным.
Как многослойный пирог, она слагалась из осадочных пород (песчаников, известняков и т. д.),перекрытых сверху вулканическими. Обилие воды, которая рождалась влажными ветрами Атлантики, упиравшимися в этрусский амфитеатр, истачивало эти породы, создавая под землей настоящую систему лабиринтов.
Возникала сложнейшая гидрографическая структура, вмешательство в которую человека требовало создания хитроумных дренажных систем. Без них ничего было и думать о том, чтобы жить здесь и заниматься земледелием.
Этрускам все это удавалось. Но вот появляются римляне. Деятельность колоний грубо вторгается в тонко настроенные взаимодействия этрусков с природой. Постепенно нарушалась отработанная веками система стока воды в море.
Уже одно только проведение вдоль моря стратегической дороги к 181 г. до н. э. (а еще в 205 г. до н. э. все было в порядке) приводит к заболачиванию низовьев Марта (а также, вероятно, и других участков побережья).
Еще более страшные последствия имели массовое переселение этрусков с освоенных мест. За короткое время невозможно построить подземную дренажную систему и наладить традиционное хозяйство.
Ритм жизни этрусской цивилизации ниспадал по затухающей. Постепенно этруски прекратили противостояние захватчикам, начали приспособляться к чужеродной римской системе и, наконец, стали признавать ее не только приемлемой, но и желанной.
В ходе Союзнической войны в первой половине I в. до н. э. этруски добиваются уравнивания своих прав с римлянами. Но при этом происходит окончательная смерть традиционной культуры в полном соответствии с давним предсказанием.
КТО ЖЕ ТАКИЕ ЭТРУСКИ
Говоря об этрусском мире, следует отметить две его характеристики. Затухающая синусоида с периодом примерно 200 лет определяет динамику его цивилизации изнутри. Характерный градостроительный ландшафт задает внешние формы. Разгадка тайны этрусков — в установлении связи этих параметров.
Античная литературная традиция, несмотря на явно чрезмерный интерес к этрускам, создала чрезвычайно размытый образ. Греки именовали их тирренами или тирсенами, причем и здесь мнения разделялись.
Большинство авторитетов, начиная с Геродота, связывало такое название с Тирсеном (Тирреном), лидийским царевичем, который выводит часть своего народа из Малой Азии с тем, чтобы обрести в Италии новую родину.
В данной версии угадывается типичная для греков операция, когда любому открытию или действию подыскивали изобретателя или мифического исполнителя, часто отталкиваясь от названия, чтобы образовать имя.
Впрочем, это отмечается у многих других народов мира и скорее характеризует логику мышления древних, чем исторические реалии.
Вторая версия выражена проживавшим в Риме греческим историком и филологом Дионисием Галикарнасским (ок.55 — ок. 8 г. до н. э.). Он утверждал, что тирренами этруски назывались потому, что первое время они обитали в башнях.
А это уже типичное прозвище. Сам Дионисий прямо об этом и говорит, указывая, что у этрусков было и самоназвание — «расенны». К сожалению, о смысле данного термина, если не фантазировать, сказать нечего.
Латиноязычная традиция именовала тирренов этрусками, тусками, этрурсками. Ее влияние на воображение греков проявляется, например, в том, что последние выводили именование тусков от их якобы чрезвычайной предрасположенности к жертвоприношениям.
Самое интересное во всех этих мистифицирующих интерпретациях то, что в этрусской культуре можно найти подтверждающие их факты. Например, современные ученые охотно связывают башню-дом с «нурагами» — башнями укрепленных поселков соседней Сардинии5.
Но в этом случае приходится прибегать к хитроумнейшим рассуждениям о том, как этруски могли прятаться на о. Сардиния с XII по VIII—VII вв. до н. э. Однако возможно более правдоподобное и простое объяснение.
Скорее всего, башни — это ранние типы погребальных сооружений. Их мало, но они грандиозны и в свое время просто потрясли воображение соседних народов. Этрурия чем-то напоминала древний Египет: здесь большое значение придавали посмертной жизни.
Поэтому до наших дней великолепно сохранились возводившиеся из камня некрополи и полностью исчезли города живых, строившиеся из таких легко разрушающихся материалов, как дерево и глина.
Широко известна и склонность этрусков к жертвоприношениям. Разработанность же тайных языков общения с потусторонними силами, о котором упоминают сохранившиеся источники, вплоть до XVII в. создавала этрускам устойчивую репутацию великих магов.
Литературная традиция выделяла в этрусском обществе два класса: «господ» и «рабов». Однако при перекрестном изучении источников оказалось, что этрусские «рабы» мало походили на классических греко-римских.
Будучи столь же бесправными, как рабы Греции и Рима, «рабы» Этрурии в отличие от них составляли подавляющее большинство населения: к ним относились все крестьяне, ремесленники и т. д.
Рабство в Этрурии более напоминало феодально-крепостные отношения. Общая «вера» определяла обоим классам различные пути в этой и следующей жизни. Это рельефно отобразила этрусская картина мира.
Этрусский космос мыслился детально отлаженным механизмом, в котором всем, в том числе и богам, предписывалась определенная работа — пастуха, земледельца, воина, жреца, правителя и т. д. От рождения и до смерти каждому следовало делать то, что предопределено судьбой.
Если же ты хорошо исполняешь свои обязанности в этой жизни, то в следующей (этруски верили в переселение душ) тебя ожидало «повышение». Уклоняющемуся от исполнения обязанностей грозили кары — от рядового понижения на одну ступень (и далее, если строптивец не исправлялся) до полного уничтожения на вечные времена. Учет грехов и заслуг производился целой канцелярией демонов.
Управление таким странным обществом и осуществлялось своеобразно (впервые на это обратил внимание К. Маркс). Римская литературная традиция сохранила воспоминания о строительстве этрусскими царями в Риме мощных мелиоративных сооружений, что потребовало поголовной мобилизации населения, не взирая на возраст и социальное положение.
Римским республиканцам такое самоуправство потом казалось дикой прихотью тиранов. Между тем все было проведено чисто по-этрусски и — по оценке К. Маркса — как в обществе с характерными восточными порядками.
Принципиально это определение не устарело, хотя и нуждается в некоторой коррекции. Согласно литературным свидетельствам, для подданных этрусский царь — почти что божество. Даже его внешний вид напоминал облик верховного бога.
При этом вся его жизнь была ритуалиэована до такой степени, что он сам оказывался рабом над ним стоящего закона. Появления царя перед народом подчинялись лунному ритму; дворец, в котором он обитал, и город, в котором жил, уподоблялись огромным астрономическим инструментам.
Сама же причина экстраординарной власти этрусского царя виделась многим исследователям (по аналогии с древним Египтом, Месопотамией и т. д.) в необходимости развивать и поддерживать в порядке сложнейшую ирригационно-мелиоративную систему.
Однако в настоящее время эта причина считается не основной. Более важна другая, выявляющаяся при рассмотрении эволюции института царской власти в Этрурии. Характер властвования, о котором сообщают литературные источники, сохранялся на протяжении VII—VI вв. до н. э.
Далее происходит переход к тираническому правлению, и в V в. до н. э. устанавливается олигархия, когда власть в каждом государстве распределяется между несколькими десятками аристократических родов.
Но у этрусских царей, которых греки и римляне называли соответственно «басилевсами» и «рексами», были удивительные предшественники. Это лукумоны, которых иногда, очевидно, из-за отсутствия подходящей терминологии, именовали «древними этрусскими царями».
Загадочные свойства, приписывающиеся лукумонам (способности общаться с подземными силами), сохранялись лишь на ограниченной территории. К примеру, лукумоны, приходящие из Этрурии в Рим на помощь Ромулу, их утрачивали.
Но Тарквиний Древний, первый этрусский царь в Риме, сохранил свойства лукумона, так как установил здесь весь комплекс этрусских церемоний. (Интересно, что лукумонство как социальный феномен прослеживается по меньшей мере до II в. до н. э.)
Были лукумоны и в Паданском регионе, где еще отчетливее, чем в Риме, вырисовывается зависимость их силы от умения общаться с демоническими (подземными) силами.
Об этом говорится в одном определении, сохранившемся в сочинении римского ученого-грамматика Феста: «Лукумонами назывались некие люди за (их) безумие, потому что места, к которым они подходили, становились опасны».
Здесь речь идет об особой неприкасаемости, возникающей как результат общения с преисподней. Ею, кстати, обладали и лица, которых традиция называет этрусскими царями.
Неприкасаемость была связана с особыми точками опекаемой территории. Удаление от них ослабляет силу лукумона, а приближение —усиливает, причем в точке непосредственного соприкосновения эта сила становится убийственной для людей.
Постепенно влияние и сила лукумонов убывают. В VII—VI вв. до н. э. они еще держатся на достаточно высоком уровне, потому что сосредоточиваются в фигуре единоличного правителя в каждом этрусском государстве. Затем приходит кризис, и государственная мощь (а значит, и сила лукумона) рассредоточивается в достаточно многочисленной группе лиц.
С точки зрения лукумона, перемена выглядит так. Раньше — один мощный источник власти, затем — множество слабых источников. Таким образом, «вынужденная эмиграция», о которой говорилось в начале статьи, состоит, с этрусской точки зрения, в выведении за пределы этрусского государства избытка лукумонов.
Невозможность дальнейшей эмиграции приводит к вынужденному сосуществованию многих лукумонов, которые, возрастая в числе, все более уменьшали силу государства. В некотором смысле это несколько напоминает процесс феодального раздробления в средневековой Европе.
ПРИТЯЖЕНИЕ ЗЕМЛИ
Фантастичность нарисованной выше картины должна быть отнесена целиком на счет этрусков. На настораживающую необычность этрусского мира указывает характер его освоения человеком. Хотя заселение Апеннинского п-ова начинается уже в V—IV тысячелетиях до н. э. и усиливается в эпоху неолита, земледельцы упорно обходят Этрурию стороной.
Положение меняется только с началом века металлов. В течение 11 тысячелетия до н. э. здесь утверждается своеобразная система землепользования. Территория занята племенами скотоводов, которые перегоняют свои стада вдоль рек.
Вполне вероятно, что пастухи и открывают впервые миру тайну этрусской земли, которая необычайно богата полезными ископаемыми. Однако добычей подземных богатств занялись не местные жители, а пришельцы из других областей Италии, более искусные в металлургическом деле.
Они приходили и уходили, оставляя «следы» вокруг рудников и пряча до времени слитки уже готового металла в землях Этрурии, хозяева которой не отличались гостеприимством.
Ситуация могла измениться только при долговременном пребывании на одном месте сравнительно большой группы людей. Пока археологам удалось отыскать в Этрурии одно такое место, но, вероятно, их было значительно больше.
Возникающая же в южной Этрурии система стационарных поселений становится устойчивой начиная с первой половины 11 тысячелетия до н. э., что подтверждает надежно обнаруживаемый при раскопках культурный слой, относящийся к этому времени.
В XII в. до н. э. в результате глобальных изменений климата в Евразии из Центральной Европы в Средиземноморье устремляются массы людей.
Под их ударами гибнет микенская Греция и содрогается Египет. В Италии пришельцы уничтожают сначала земледельческие поселения культуры Террамар на севере, в долине р. По, затем, пройдя по отрогам Апеннин, разрушают микенские колонии на юге и сравнивают с землей поселки местных жителей.
Но этрусский амфитеатр они плавно обтекают по дуге с внешней стороны. Это очень странно по двум причинам. Во-первых, в южной Этрурии уже в течение 500— 600 лет существовала цивилизация которая могла быть достаточно соблазнительной приманкой. Во-вторых, пришельцы были все-таки опытными земледельцами.
Но в Этрурию они не вошли и не поселились там, возможно, и потому, что ее природа, в особенности земля, оказалась им «не по зубам». И этому не приходится удивляться. Даже гораздо позднее, в римское время, тяжелая, комковатая этрусская земля требовала до десяти вспашек для подготовки к севу.
Хотя тогда уже были изобретены рала с лемехами (подобие плуга), прицепляемые к упряжке волов. А каково же было земледельцам, обрабатывавшим землю примитивными орудиями во II — начале I тысячелетия до н. э.?
Во всяком случае, пришельцы, привыкшие в Европе к легким лессовым почвам, в Этрурии явно спасовали. К IX в. до н. э. они лишь кое-где сумели просочиться в глубь территории, но в основном топтались на ее пороге.
Во всем этрусском амфитеатре нельзя отыскать более трудной для земледелия территории, нежели южная область. Здесь некогда протекала активная вулканическая деятельность, память о которой сохранили застывшие лавовые потоки, ставшие затем подушкой для гумуса.
Лава легко истачивалась подземными водами, стекавшими к морю. Все эти условия в соединении с жарким солнцем юга и буйной растительностью превращали южную Этрурию в настоящий зеленый ад, в котором исчезали дороги.
Их приходилось прорубать в толще вулканических пород, защищаясь от растений камнем. Вода, собиравшаяся под землей в резервуарах, которые она вытачивала в податливой породе, превращала окрестности в болота. Поэтому земледельцам требовалось строить искусственные подземные водотоки и прорубать в них для профилактических осмотров вертикальные шахты, выходящие на поверхность.
Кажется, мало кто поселится в таких местах по своей воле. Но, по-видимому, сами новоселы, исчезнувшие к началу нашей эры, все-таки появились на юге Этрурии добровольно. Не похоже, что туда их оттеснили более удачливые соседи.
К югу и востоку от этой территории у них был достаточный простор для избрания места жизни. Весьма вероятно, что новоселы юга Этрурии попытались воспользоваться выгодами своего географического положения, превозмогая каверзы окружавшей их природы.
В конце концов, развитие металлургии и ремесел превращает их страну в крупный центр торговли. Во всяком случае, к XIII в. до н. э. они устанавливают связи даже с микенским миром.
О том, как жители юга Этрурии приспосабливались к окружающей среде, мы можем только догадываться. Но они во многом предвосхитили достижения классической этрусской цивилизации. Так, их поселения располагаются на высоких плато в местах слияния рек. Совсем по-этрусски.
Видимо, плато помимо всех прочих достоинств были еще и островками здоровья в море болот. Следующие 500 лет, вероятно, уходят на трудное приспособление к местным природным условиям Но достигнутые успехи по управлению природой оказываются просто фантастическими.
Во всяком случае, переселенцам из Европы в IX—VIII вв. до н. э. они кажутся настоящим чудом. Своеобразным откликом на этот процесс служит вышеупомянутый миф о Тагесе бытовавший в городе Тарквинии, возникшем на р. Марта, где проходила граница между старой и новой культурой.
Суть мифа такова. В окрестностях Тарквиний крестьянин (иногда он называется Тархоном, т. е. именем легендарного вождя пришельцев) вспахивал землю. Плуг врезается глубже обычного (иными словами, нарушаются строгие правила землепользования).
Из-под земли является демон Тагес, который на малопонятном языке сообщает сбежавшимся знатокам (по другой версии — лукумонам) правила поддержания порядка во Вселенной, в большом и малом.
Надо полагать, что лукумоны и были теми знатоками тайн управления местной природой, которые обеспечили в последующем экспансию этрусской цивилизации из небольшого обжитого региона на огромную территорию.
Нет возможности описать здесь этот процесс детально. Отмечу лишь, что потребность в слиянии многочисленных мелких местных культур возникает и в результате угрозы со стороны финикийцев и греков, стремящихся, в частности, к захвату минеральных богатств Италии.
Знакомясь с этрусской цивилизацией, невозможно не проникнуться к ней уважением за ее бережное, вдумчивое и какое-то трепетное отношение к окружающей среде. Будто специально природа изготовила для человека такую экологическую нишу, в которой он сумел бы создать из ада рай.
Но идиллия не могла длиться вечно. Уникальный эксперимент общения с природой, приведший к появлению «профессии» лукумона, был поставлен на небольшой территории силами малых коллективов людей. Перенос, воспроизведение этого опыта в иных, более крупных масштабах в IX— VIII вв. до н. э. потребовал вынужденной эмиграции.
Но в условиях заселения Апеннин другими народами новая ситуация оказалась для этрусское неблагоприятной. Централизация ликвидируется. Деспотия царской власти заменяется не менее эффективным орудием принуждения, основанном на учении о «веках», которое становится все разработаннее.
По сути- дела, в складывающейся ситуации оно оказывается своего рода долговым обязательством тех, кто правит, перед теми, кем управляют. С помощью этого учения почти на четыре века удается отсрочить волнения социальных низов. По всей вероятности, рост населения все это время сдерживается с помощью жестоких манипуляций с семьями «рабов».
Разумеется, это не могло не вести к ослаблению этрусской цивилизации, потому что число работников и защитников неудержимо сокращалось. Постепенно, по мере успехов романизации, этруски вытесняются с постов управления в государствах этрусского амфитеатра. Сила и влияние лукумонов к этому времени истощились.
Е. Мавлеев "ПРИРОДА", №8,1988 год
*******************************************
Оценили 4 человека
6 кармы