Владимир Евгеньев, Дарья Кузнецова Огни святого Эльма (мистический роман) Глава 7 Самоубийство

Владимир Евгеньев, Дарья Кузнецова Огни святого Эльма (мистический роман)Глава 7 Самоубийство

 (Пролог https://cont.ws/post/242215 , Глава 1 https://cont.ws/post/244091 , Глава 2 https://cont.ws/post/245104, Глава 3 https://cont.ws/post/246804, Глава 4 https://cont.ws/post/249411, Глава 5 https://cont.ws/post/250570, Глава 6 https://cont.ws/post/251438)  

Это был матросский кубрик. Просторная квадратная комната с низким потолком. И пол, и стены, и потолок были сделаны из грубо подогнанных, отполированных досок, сильно засаленных и прокопченных. По стенам тянулись койки. Они шли в два яруса, нижний был приколочен к полу, а верхний – прибит к стенам. Около коек стояло несколько закрытых грубо сколоченных деревянных ящиков.

А посередине комнаты стояли три больших прямоугольных продолговатых стола, тоже сделанные из больших, некрашеных досок и прибитые к полу.

За этими столами на разбитых стульях, колченогих табуретах и деревянных чурбаках сидели матросы, человек сорок. Соне показалось, что в своих широких грязных рубахах, потемневших от времени, чулках и панталонах они выглядели нелепо и  даже страшно. Люди хмуро и сосредоточенно жевали бутерброды с солониной и запивали водой из пузатых бутылок и больших кружек. Они громко вразнобой разговаривали между собой на голландском языке. Одни что-то рассказывали, другие ругались. Многих из них Соня уже видела, но были и совсем незнакомые лица. Боцман сидел на одной из коек и ел большой кусок пирога, запивая его каким-то желтым напитком из большой кружки.

В то время, когда вошла Соня, один матрос рассказывал:

 -Вот я на гроте у самой стеньги зарифлевываю парус, стал тянуть конец, мне одной рукой не вытянуть. Я перевел руки через мачту, держу равновесие ногами, и только завязал конец, как меня качнуло, тут ветер переменился, и меня сдуло с мачты как пушинку. И я с грота перелетел на фок и там зацепился за рею. И вишу опять у самой стеньги, а боцман снизу кричит: "Ханс! Что ты там висишь, бездельник? Заправляй конец!". Он, скотина, не удивился, что я перелетел с одной мачты на другую, а тут же нашел мне работу.

-Врешь все, – равнодушно сказал какой-то толстый матрос, поглощая бутерброд.

-Я никогда не вру, – обиделся рассказчик. – Карл видел, он подтвердит.

Карл, небольшой коренастый матрос с густой рыжей бородой, только что-то промычал с набитым ртом.

Тут Соня увидела брата. Он сидел за самым дальним столом в углу. Данила тоже переоделся в матросскую одежду, только костюм на нем сидел не так ладно – штаны свисали и волочились по земле, куртка висела мешком, но это его не смущало. Он оживленно беседовал с пожилым лысым сухощавым краснолицым матросом.

-Данила! – крикнула Соня. Даня оторвался от беседы и поднял кружку,- Я был прав, они все родились в семнадцатом столетии!

-Пойдем отсюда, – сказала Соня, до которой не дошел смысл слов Данилы. Она вообще не привыкла внимательно слушать. Ей хотелось скорее уйти из этого дурно пахнущего помещения, похожего на до отказа переполненную пивную, от этих странных неотесанных людей, поесть в своей каюте, где- все таки не так воняет как здесь, и все спокойно обсудить.

-Ну, подожди минутку, здесь так интересно! – азартно сказал Даня.

Тут дверь распахнулась, и вошел Александр. Его лицо было встревожено. Увидев Соню и Данилу, он не сдержал вздоха облегчения:

-Вот вы где, слава Богу!

Капитан поднял руку, чтобы перекреститься, но потом почему-то опустил. -Ешьте быстрее. Сейчас начнется шторм. У нас каких-нибудь пятнадцать минут, – тихо сказал он Соне, которая еще стояла около двери. Большинство матросов не обратили на капитана внимания, лишь один с худым болезненным лицом выкрикнул в его адрес какое-то голландское ругательство. Лицо капитана исказила гримаса ярости, но Александр ничего не ответил и быстро вышел.

-Я тоже, пожалуй, пойду…, – начала было Соня, обращаясь к Элаю. Но в это время один здоровенный детина, снял с сундука поднос, с красной рыбой и дымящимся чаем.

Матрос подошел, протянул поднос девушке.

-Кушайте, леди, – сказал он на плохом английском, – подкрепляйтесь! Садитесь вот сюда.

Он бесцеремонно подвинул двух матросов, сидевших рядом с ней, которые поворчали, но освободили место. Элай хотел присесть рядом , это не ускользнуло от внимания двух краснолицых парней, соседей Сони по столу. Они стали пошло шутить по поводу чувств Элая к смазливой незнакомке, и цыган, бросив в их сторону свирепый взгляд, решил уйти, шепнув Соне:

-Очень надеюсь продолжить наше знакомство. Она посмотрела на бутерброды, вдруг почувствовала, как голодна, и стала есть с большим аппетитом.

Вдруг из общего хора голосов выбился один пронзительный высокий:

-А зачем есть? А можно и не есть – нам это не нужно! – кричал один из матросов. – Мы все равно не можем умереть и обречены мучиться во веки веков. Кто знает, почему Всевышний так жесток к нам?

Договорив, матрос хлебнул из кружки, обтер губы и швырнул ее на пол.

-Заткнись, Краб, без тебя тошно! – сказал боцман. Но это не остановило матроса. Он внезапно легко вскочил ногами на стол. Сидящие рядом разразились отборной бранью. Его попытались сбросить, хватая за ноги, но он балансировал и оставался стоять.

Разбушевавшийся матрос действительно был похож на краба – среднего роста с широкими плечами, большим тазом, почти полным отсутствием талии, крупными кистями рук. Большая круглая голова, лысина, обрамленная белесыми кудрями, толстый нос, глаза навыкате, полные губы, высокий лоб, выдающаяся вперед челюсть.

-Зачем нам есть? Мы не можем умереть, мы можем только страдать, вечно страдать и мучиться. Мы не люди, а призраки, оборотни, живые мертвецы!

Его выкрики всем не понравились.

-Заглохни! Замолчи!, – кричали на него.

Матроса дергали за ноги, а боцман встал со своего места, отложил пирог и со словами: «Ты у меня сейчас дождешься!», шагнул к говорившему.

-И вы такими же станете!, – сказал последний, ткнув пальцем в Соню и в Данилу. -Вы будете такими же до второго пришествия! Вам еще долго мучится! Вот, смотрите, смерть нам непочем!

Внезапно Краб быстро выхватил из-за пазухи предмет, который оказался старинным видавшим виды пистолетом. Поднес его к виску и нажал на курок, ствол с треском разорвался, его руку отбросило от виска, сам Краб зашатался, и, окровавленный, плюхнулся спиной назад, подмяв под себя еще двух матросов. Послышались крики, ругань, начался переполох. Некоторые сидящие рядом вскрикнули. Один держался за щеку, второй схватился за руку, третий почесывал лоб. Было видно, что их обожгло.

Соня в ужасе вскочила:

- Он умер!

-Ничего с ним, дураком, не сделается, – проворчал боцман.

А этот странный человек лежал на спине, все лицо и правая щека у него были обожжены и залиты кровью, глаза закрыты, но никто не обращал на это особого внимания.

Только один из матросов, сидевших рядом с ним, которому обожгло лоб, ткнул его ногой в бок, сказал:

-Идиот, кривляка!- и отошел.

Неудавшийся самоубийца, открыв глаза, выругался, с трудом опираясь на руки, стал подниматься. Он встал во весь рост, оглядел всех злыми навыкате глазами и молча вышел из помещения. Соня увидела, что ожоги и кровь на лице у Краба исчезли.

Тут дверь открылась, и вошел Дирк:

-По курсу три катера, направляются к нам,- мрачно сообщил он.

-Что за катера?, – спросил кто-то из матросов.

– Спасшиеся после кораблекрушения, наверное, – ответил один.

-Дурак, – сказал другой, – это же восточное побережье Африки – пираты.

Услышав про пиратов все, бросив еду, побежали к выходу. Боцман тоже проворно вышел и через минуту на палубе раздался свист его дудки. Соня и Данила остались одни.

-Пойдем, – сказал Даня, – посмотрим, что произойдет.

-Данила, может, останемся здесь?

Соня была потрясена необычным происшествием с несостоявшимся самоубийством. Ей стало страшно. Все это напоминало ей кошмарный сон. Происходило нечто, находящееся за гранью обыденного человеческого восприятия, или она просто сходила с ума. Соня почувствовала, что ей уже не уйти из этой заколдованной реальности и от этого все внутри опустилось. Душу начало заполнять холодное липкое отчаяние. Они как будто не успели выскочить из горящего дома и теперь с болезненным интересом наблюдали за тем, как языки пламени пожирали остатки их имущества.  Возможно, это защитная реакция мозга, чтобы не умереть от ужаса раньше времени.

-Мы должны знать, что тут происходит, – сказал Данила и схватил Соню за руку. Она машинально пошла за братом. От охватившего ее глубокого уныния не было сил даже думать.

Они вышли из кубрика.Ребята быстро прошли мимо одиноко стоящего на палубе штурмана, который облокотившись о борт, смотрел невидящими глазами вдаль: воспоминания унесли его далеко от корабля.

Дирк не помнил своих родителей. Он бродил в компании таких же беспризорных ребят по улицам Амстердама и попрошайничал. Дирк был смелым и нахальным, а иначе было не выжить, ему часто доставалось от ребят постарше и вообще от всех кому не лень, и даже бродячие собаки не раз нападали на него. Но в глубине души он был добрым и мечтательным мальчиком, ему нравилось бродить по городу вечерами, когда в окнах сквозь толстые мутные стекла был виден тусклый свет. И маленький Дирк почему-то верил, что когда-нибудь и у него будет такая жизнь как у людей, живущих в этих незнакомых домах, спокойная и счастливая. А какая еще может быть у тех, кто завтракает, обедает и ужинает каждый или почти каждый день и имеет крышу над головой. Он часто был погружен в свои мысли, самозабвенно мечтал о путешествиях и сокровищах и любил придумывать невероятные истории. И, конечно, надеялся найти своих родных.

Тогда его все радовало: и наступление весны, когда в воздухе чувствуется обновление и распускаются ослепительно-яркие тюльпаны, и капли росы на траве, похожие на прозрачные слезы, и множество звезд на ночном небе. Они светят каким-то далеким мирам, и, глядя на них, начинаешь чувствовать дыхание вечности в своей душе, и от этого сладко замирает сердце. Дирк любил путешествовать, скитаться по городу и его окрестностям, смотреть на новые места и незнакомых людей. Когда ты в пути, захватывает ощущение дороги, и становишься ее частью, частью общей жизни и забываешь о себе, может быть, это и есть что-то настоящее в этом мире. Маленький Дирк чувствовал это, хотя и не мог передать словами.

Особенно он любил бродить по огромному рынку около порта, где продавались тонны рыбы. Рассматривать смешных десятиногих крабов, толстых лососей, тощих сельдей, извививающихся угрей, которые так и норовят выскочить из лоханок, и еще множество рыб больших и маленьких. Дирк был в восторге от того, что в порту можно было встретить людей из разных стран и все возможные виды товаров. И, конечно, корабли, разнообразные лодчонки, суденышки. Но самыми прекрасными волнующими были, будто летящие по волнам воздушные парусники, флейты, глядя на которые так и хотелось отправиться в дальнее странствие по полному романтики и тайн морю.

Все люди были ему интересны. Мужчины, в коротких куртках с серебряными пуговицами, стянутые в талии, пышных черных панталонах и круглых шляпах, некоторые в бархатных кафтанах, женщины в кофтах в складку и семицветных юбках, строгие англичане в париках, смуглые испанцы, веселые, пестро одетые молодые девушки. Все куда-то спешили, кричали, и часто можно было незаметно утащить что-нибудь съестное.

Все на свете казалось Дирку чудесным, каждый день приносил новые впечатления, он легко относился к своим невзгодам и в глубине души чувствовал, что все у него будет хорошо. Это странное необъяснимое ощущение дарило радость, и Дирк подпрыгивал на каменной мостовой, напевая веселые песни, и озабоченные прохожие невольно улыбались при виде бойкого и веселого, хотя и бедно одетого, оборванного ребенка.

А потом его взяла к себе вдова торговца средней руки Агнесс, полная светловолосая женщина с очень грустными и добрыми глазами. Дирк был похож на ее сына, который умер во время чумы. Она очень полюбила приемыша. Он стал расти в тепле и ласке. Дирк был очень счастлив, теперь у него был свой дом, о котором он так мечтал. "Какой хороший мальчик, даже улица его не испортила", говорили соседи. В подростковом возрасте Дирк понял, что у него есть талант. Он начал сочинять стихи, очень красивые, о любви и о жизни, они очень нравились его друзьям. Дирк составил целую книжку своих стихотворений. В глубине души он считал себя выше и умнее других людей, у которых в голове не рождаются такие красивые рифмы, которые просто работают и живут своей обыкновенной и простой жизнью. Ему такая жизнь казалась скучной и даже немного противной.

Из задумчивости Дирка вывела подошедшая к нему Соня.

-Мистер Ларсен, будьте добры, объясните, что здесь происходит? –спросила она по-английски.

-Вам и вашему брату не стоит оставаться на палубе, леди. Прошу вас, идите в каюту и оставайтесь там. Я вас позову, когда нападение будет отбито,- сказал Дирк тоном, не допускающим возражений. Соня пожала плечами и оглянулась в поисках брата.

-Вот бестолочь! Куда он опять запропастился?

«Такая красивая и гордая…Таким очень трудно в жизни» -подумал Дирк вновь погружаясь в воспоминания.