Японский след Сентября (пейзажный этюд).

Вот и подступила пора безумства цвета, яркости красок. Яркости, весьма даже непривычной глазу на Средне-Русской равнине.

Только краткий миг в масштабах года - несколько недель золотой осени. Но как воспет он, этот миг, живописцами, влюблёнными в Есенинскую, поэтическую и мудрую в детской простоте и бескорыстии Россию.

Золотая осень...

Как розовые перья рассвета перед золотым восходом, перед Золотой Осенью у нас вспыхивает японская весна - подлесок цвета сакуры. И неожиданно смело розовеют поляны. А дубы и сосны утопают по-колено в разноцветной пене удивительного кустарника.

Бересклет.

Кустарник, привлекший внимание печальной в своём величии Мурасаки Сикибу в жизнеописаниях принца Гендзи.

... Гендзи моногатари...

Как изящна природа Древней Японии.

В каких подробностях виден осенний сад. Ночь. Каменный фонарь стоит в облаке розоволистого бересклета. Тени от огня пляшут. Языки пламени мечутся, выхватывая и подсвечивая осеннюю роскошь кустарника.

На длинных нитях висят странные ярко-красные "глаза" с чёрными зрачками. Не из этих ли картин природы родились необычные и пугающие японские сказки? Утончённо-чудовищные и необъяснимые...

Под скованной воспитанным спокойствием внешностью вздымаются смерчи эмоций, сдерживаемые в душе и душу эту разрушающие...

И вот уже видится утонченная дама, напрасно ожидающая кавалера в пронзительную осеннюю ночь. Нара, покинутая древняя столица, раскинута у подножия гор, заросших густым лесом . Монастыри, храмы, звук гонга, тягучее пение священников... полная луна... и надо всем несутся, как ярость любви, как призывный стон, как само отчаяние - осенние крики самцов-оленей. Символ неутолённой любовной страсти древней Японии... Неутолённой любовной страсти и терзаний, о которых тысячелетие позднее поведал нам изящный поэт, горький провидец - Александр Блок.

                          Ночь, каменный фонарь и тени...

То опадают, то встают.

В горах за городом - олени

Призывно стонут и зовут.

                            Осенняя луна над садом.

Ситоми, сёдзи , полога...

Звук кото ночь колышет ладом,

Мелькает рыбкою рука.

                          Курильницы струится ладан

Стихи рождаются, кипя.

Своим мучительным обрядом

Душой зовёт она, любя:

                        - О, тот, кого теперь нет рядом,

Тебе! Тобою! И тебя...

А мысль ревнивая в засаде

Жжёт и терзает, изведя.

                          Вот, одеяния по кругу

Волной изящной разложив,

Перебирая струны, другу

Осенний шлёт она мотив.

                             Но страшны тени в бересклете,

Ревниво пламя фонаря.

И перед нею друг в ответе,

За то, что горькая заря.

                           За то, что слёзы омочили

Её узорчатый рукав...

А думы душу омрачили,

Познавшую впервые страх.

                          И гневно бересклет взирает,

Чернеют зраки красных глаз.

И листья к небу он вздымает...

Дым, пламя, языки, их пляс...

Призрак звука призрака древних времён, того народа, что яркой птицей промелькнул на небе мировой Истории... и нет его...Утро хрупкой древней цивилизации утонуло в ярости, огне и крови средневекового Дня.

Бересклет...

Меняющий цвета, как модница - наряды. От тёмно-бордового до ярко-розового, от зелёного до жёлтого.

В кустарнике бересклета вдруг видишь - кабанья голова! Это обгорелые в пожаре, бушевавшем несколько лет назад, вывороченные пни. Как прихотливо превращают они русский лес в японский ландшафтный сад.

А сами-то пни каковы?

Вот - как будто пес-ризен, угольно-чёрный с острыми настороженными ушками.

А вот, как будто морской лев бьётся на мелководьи...

А тут- Баба Яга с коробом за плечами идёт по лесу...

А это просто пень в мареве бересклета и берёзы...

Кто тот гениальный художник, что расписывает канву нашей жизни? Можно ли увидеть, встретить его лицом к лицу во-плоти?

Нет, не в этой жизни...

Идёт он, сентябрь, по волнам времени , по стремнинам пространства, превращая чуткими пальцами каждую малость в произведение искусства.

И если приглядеться, то увидишь его след во мху...

Тут прошёл сентябрь...

Пейзажные фото автора.