44. Советская Гавань. Приехали! История города.
Стоят домишки с мезонином.
Мещанской прелести полны.
Заборы старой древесины,
Крутые склоны Пол-горы.
И утонувши вглубь пригорка,
Взгляд долу грустно опустив,
Слепые маленькие окна
Старинный нам твердят мотив.
За новеньким деревянный вокзалом, расположенным, от чего-то, непривычно далеко от перрона, Григория Сергеевича и его семью поджидала потрёпанная легковушка. Шофёр поприветствовал его. Вытянувшись, отдал честь.
Семья загрузилась и поехали.
Сам город Советская Гавань был недалеко. Менее чем в 20 километрах. Ехали по гористой местности. В сумерках был виден Татарский пролив. Скоро на горизонте справа на небе нависла чёрная туча. Водитель сказал, что это хребет Советский, отрог Сихотэ Алиня.
Девочки тихо обменивались впечатлениями, Тоня молчала. Несмотря на заверения учителя, ей было тревожно.
Григорий Сергеевич размышлял. Всё больше о том, что прочёл об этих местах.
- Вот он, Татарский пролив, разведанный ещё в 1853 году русским морским офицером.
Каков, однако, был энтузиазм русских моряков, горевших желанием прирастить Россию и Сахалином и этими землями, - думал Григорий Сергеевич,
- А вот царскому правительству того не сильно-то того хотелось, как теперь видится, хлопотно, видишь, им было. Вот неповоротливые чёрти! – выругался он про себя.
То и пускались моряки на разные ухищрения! Желая привлечь внимание императора к освоению восточных территорий, первооткрыватель дал заливу название «гавань Императора Николая Первого». Но прижилось иное - Императорская Гавань.
А ведь местные власти старались!
Здесь был построен маяк, старейший на Дальнем Востоке.
Здесь в 1908-9 годах, а после в 1927 году, комплексными экспедициями по Сихотэ Алиню и окрестностям ходил один из любимейших писателей Григория Сергеевича – Арсеньев.
Здесь в 1922 году была арена кровавых битв между красными партизанами и белыми офицерами. В результате, город стал называться - Советская Гавань.
Советская власть энергично взялась за развитие удобной гавани.
Здесь возник Северский судоремонтный завод и Майская ГРЭС – старейшая в Приморье.
- Электрификация тут проведена отменно, - решил Григорий Сергеевич, везде замечая столбы и провода.
- А вот дороги…Нет тут дорог. По обеим сторонам улицы – высокие деревянные … мостки какие-то. Сбиты из досок и перила есть. Выходит, тут грязь месят и весной, и летом!
Перебирал факты дальше. Размышлял над ними.
Здесь в 1940 укрепрайон был преобразован в военно-морскую базу Северной Тихоокеанской военной флотилии.
Здесь были возведены береговые батареи для отражения противника с моря. Конечно, если напротив, через Татарский пролив – южная, японская тогда, часть острова Сахалин!
Он-то сам хорошо помнил великую разницу малолюдной и пришедшей в запустение нашей северной части Сахалина за его, Григория, спиной пограничника. И по контрасту - роскошные, в его понимании, постройки, дома и дороги на японской стороне! Эта разница уровней жизни злила и ожесточала его против японских кровопийц-империалистов, захвативших и удерживающих почти до 1925 года весь остров. Пока-то мы отвоевали назад северную часть!
А семь лет спустя, и они с Тоней приехали туда служить. На заставу… Ох и тяжело же было, если теперь вспомнить! А что у них в жизни выходило легко? Просто диву даёшься, как им удалось живыми выйти из всех … передряг, одним словом.
Да … отсюда, из Советской Гавани, на японскую часть Сахалина в Маока высадился наш десант. И весь остров стал нашим. Наконец!
Теперь Сахалин - советский. Японцы оставили в наследство промышленные предприятия и развитую сеть железных дорог. Надобность в береговых батареях Советской Гавани, якобы, отпала. Да полно, отпала ли? Страшная война окончена, а разбили ли мы капитализм? Нет. Мир - это передышка перед новой войной. Иначе капитализм жить не может!
- Теперь Совгавань и порт Ванино приобрели первостепенное значение, - подумал Григорий Сергеевич, - Теперь, когда этим летом 1946 года в порту Находка взорвался пароход «Дальстрой», страшно, невозвратно разрушив портовые сооружения… Тоже стоит задуматься, история, однако …
Здесь теперь предстоит ему быть начальником лагеря для военнопленных японских офицеров.
Вот она, та мысль, что он усиленно прятал, не давал ей выхода. Которую он пытался заглушить историческими выкладками. Но она, мысль, исподволь грызла его, подтачивала.
Всё, хватит!
Что за недостойное нытьё!
Он приложит все силы, чтобы достойно выполнить порученное ему дело. Он всё сделает, как положено.
В густых сумерках проехали мимо огороженной территории, мимо тесовых ворот. Территория была довольно обширна. Там стояли, сверкая желтизной новых досок, различимые даже в подступившей темноте бараки и несколько зданий – контор и служб по виду.
Ехали дальше. Вдруг в сумерках забелела свежими брёвнами … избушка? Крытое крылечко, нечто вроде крохотной верандочки.
- Фанза, - для себя решила Тоня.
Это и оказался их новый дом.
Быстро выгрузив вещи и высадив семью, Григорий Сергеевич отправился на территорию.
Тоня и девочки огляделись, насколько было возможно.
Вокруг избушки - небольшой дворик. В одной его части можно было разбить огородик. Но это потом, по весне. К глухой стене дома прислонена большая поленница дров. Отлично! А вот и удобства – как обычно на дворе.
Зашли внутрь. Щёлкнули большим чёрным выключателем. Под потолком засветила электрическая лампочка.
Всё сияло новым и в домике приятно пахло свежеструганным деревом. На досках длинными подтёками застыла янтарная смола. Лиза не удержалась, отломила смоляную сосулю, сунула её в рот. Приятный вкус, даже освежающий после дальней дороги. Страшно хотелось есть. Вера посмотрела и последовала примеру сестры. Скоро они обе набили рот смоляным угощением. Глотать нельзя, но пожевать, обмануть голод, отчего и нет?
Тонечка стояла посреди единственной в доме комнаты. Дощатая перегородка отделяла угол с оконцем. Понятно, под кухню и иные хозяйственные нужды. Рядом с перегородкой был маленький ящик с гвоздями и молотком. Окон было всего два. Но света хватало. В углу сложена была большая печь. Стол, четыре грубо сколоченных табурета. Имелись и топчаны. Два маленьких и один большой. Новые одеяла и тюфяки. Четыре подушки. Стопка грубого постельного белья. Понятно, их тут ждали.
Скоро вернувшись, Григорий Сергеевич застал дома то, что и ожидал. Семейный уют.
Тоня занавеской отделила большой топчан. Вбила в стены два гвоздя и натянула верёвку. На неё накинула простыню. Вот и готова родительская спальня. Сама Тоня хлопотала на импровизированной кухне. Девочки, устав за день, уже спали.
- Гриша, - шёпотом спросила Тоня, - ну как там?
Муж её нахмурился и жестом указал на девочек. Потом, мол. А вслух сказал,
- Завтра им в школу, а ты, Тоня, готовься на работу. Будешь у меня заведовать материальной частью. Больше мне положиться не на кого.
- Я? Ты уверен? Я смогу? Не сердись, Гриша, я всё понимаю, я смогу!
45. Советская Гавань. Будни лагеря для японских офицеров.
Наутро, наскоро собравшись, Антонина повезла дочерей в школу на присланной по этому случаю машине. Григорий Сергеевич ни свет, ни заря был уже на работе.
Машина шла по городу Советская Гавань. Да город ли это?
Тонечка видела одноэтажные деревянные дома и двухэтажные бревенчатые … бараки? На главной улице, Приморской, уже начато строительство первых кирпичных зданий, скорее всего, жилых домов. Может, будет и школа. Тоня разглядела строителей – японцы. Хорошо одеты. Не то, что угрюмые местные жители, встречающиеся им. Те – даже не проявляли любопытства, не оборачивались вслед машине, смотрели только себе под ноги и шли по своим делам. Антонина увидела хорошо читаемые ею следы голода на лицах. Детей было много. Все шли в одну сторону.
Везде вместо тротуаров Тоня видела высокие дощатые мостки. Они говорили о большой грязи, случающейся тут.
Подумала, - Недалеко – остров Сахалин.
Память увела её в юность. Ей вспоминалось не убогое и холодное житьё - бытьё на границе, не разбойные вылазки японцев, нет!
Тот холодный остров стал их первым домом, принял их в свои объятия, юных, страстно влюблённых. Такое не забудется. Никогда.
В сердце её остались всё больше воспоминания о чистых озёрах, о лебедях, любующихся собой в ледяной воде, о полянах, поросших жёлтым лилейником, тигровыми лилиями и, по весне, синими и голубыми мелкими ирисами. О кедрах, пихтах и лиственницах, о постоянном ощущении, что ты живёшь на дне огромной чаши, обрамлённой зубцами синих сопок. Тоня даже вздохнула. Что пройдёт – то будет мило. Так и есть. Так и есть.
Указав на двухэтажное старое здание из почерневшего от времени и непогод дерева, шофёр сказал, что это – школа. С замиранием сердца Лиза и Вера вошли.
Антонина Степановна оказалась не совсем уж новичком в порученной ей работе. Она и сама удивилась, как ловко сумела принять склад, как скоро вошла в курс дела. Принять заявки, обсчитать их, выписать продукты по норме, проверить наличие одежды на складе - тысячи дел легко, как бы играючи вершила быстрая Тоня. Григорий Сергеевич и сам не ожидал, что у его жены такая рабочая хватка. Два дня – и на складах всё переписано и учтено. А Тоня летает с охранником и японцем переводчиком, проверяет столовую и закладку продуктов на завтрак, обед и ужин. Дотошное соблюдение необходимых инструкций Тоня приняла, как вызов себе. Раз положено – так и будет!
Лагеря для военнопленных японцев обеспечивались и курировались Международным Красным крестом. От Григория Сергеевича требовалось создать безукоризненный порядок. Распорядок жизни для военнопленных в лагерях МВД выглядел так:
1. Подъем – 6.00
2. Перекличка – 6.30
3. Завтрак – 7.00
4. Вывод на работу – 7.30
5. Обеденный перерыв – 14.00 –15.00
6. Окончание работы и ужин 19.00 – 20.00
7. Вечерняя поверка – 21.00
8. Отбой ко сну – 22.00
- Гриш, а эти, проверяющие из Красного креста, они сурово спрашивают? Или не очень?
- Да бог их знает, может и не приедут к нам совсем.
- Нет, Гриш, лучше всё привести в порядок, как нужно.
Тонечка теперь просто молилась на инструкцию. Жила по ней. Как стихотворение затверживала нормы продуктов, положенные в день на одного военнопленного японского офицера. Это теперь их с Гришей подопечные.
Писала матери.
- Не поверишь, но нормы на человека даны такие богатые! Одного рису в день – 400 грамм! А ещё хлеб, соя, крупы, жиры, овощи! Всё это мы им выдаём на кухню. Повара там только японцы. Русских нет. Вроде бы много еды, три раза в день хорошо кормят их в столовой.
А они, странные люди, всё равно такие ужасы едят! Теперь картофель местные выкопали, так эти «наши» японцы ботву собирают, перетирают и лепёшки пекут. А лягушки! Пока ещё болотца не замёрзли, ловят лягушек В лагерь притаскивают – и жарят! Меня чуть не вывернуло, как увидела однажды.
Тоня отложила ручку и задумалась. Да, удивительно велик и разнообразен рацион японского пленного офицера. Перед Тоней лежал листок с инструкцией.
Таблица I.5.
Норма № 1 суточного довольствия военнопленных рядового и унтер-офицерского состава и норма № 2 для общегоспитальных больных военнопленных японской армии.
№ п/п Наименование продуктов Количество в граммах
Норма № 1* Норма № 2
1. Хлеб из муки 96 % помола (норма № 2 мука 72 % помола) 300
200
2. Рис (полуочищенный) 300 400
3. Крупа или мука (из зерна пшеницы, овса, ячменя и бобовых) 100 100
4. Мясо 50 50
5. Рыба 100 100
6. Жиры растительные (норма №2 животные) 10 10
7. Овощи свежие или соленые 600 500
8. Мисо (приправа к кушаньям из бобов) 30 30
9. Сахар 15 20
10. Соль 15 15
11. Чай 3 3
12. Мыло хозяйственное в месяц 300 300
13. Молоко свежее --- 200
14. Табак --- 10
15. Спички (в месяц) --- 3 кор.
(Составлено по: РГВА.Ф.1п. Оп.17а. Д. 7. Л .7; Военно-исторический журнал. 1991 № 4. С. 74-75.
* Калорийность по норме № 1 составляет 2 500 ккал. (ЦХИДНИ КК.Ф.26. Оп. 16. Д. 11. Л. 31.)
Григорий Сергеевич в своём качестве начальника лагеря довёл до её сведения, как завхоза: прислали распоряжение выдавать их «контингенту» продукты по Норме № 2, потому, что - все офицеры. Войсковая «белая косточка».
Хорошо обеспечены они и одеждой. Тоня проверила наличие на складах шапок-ушанок, полушубков, тёплого белья и, особенно, обуви. Осенней. И для зимних холодов.
Вот как будто они не военнопленные, а больные, на санаторном лечении.
Даже обидно!
Японцы воевали на стороне Гитлера, все, поголовно, были фашисты. А теперь мы их так содержим, они сыты и тепло одеты…
А победители, наши обычные советские люди, падают в голодные обмороки и одеты в такое рваньё! Даже стыдно бывает перед… перед военнопленными!
И не только здесь, в Совгавани, такое положение. Уж она-то, Антонина, много повидала. Помотала их жизнь-то. Везде люди не живут, а выживают. Да ещё среди развалин…
Как же так получается?
Если пересчитать паёк их «подопечного офицера» на текущие цены продуктов, то выходит, у обычного совгаванчанина зарплата должна быть раз в шесть больше, чем теперь, только чтобы питаться, как пленные японцы!
Дочки рассказывают Антонине, что семьях их одноклассниц едят, - Тоня передёрнулась, вспоминая – отруби, даже не хлеб.
Некоторые взрослые и дети дошли до дистрофии. Антонина вспомнила, как Вера, ужаснувшись виду некоторых одноклассниц, стала потихоньку подтаскивать еду из дома - отдавала в школе особенно несчастным. Тоня видела это, но дочь не останавливала. Понимала. Сама переживала.
Так кто кого победил?
Быстро затолкнула Антонина эту мысль туда, откуда она и выпорхнула. С такими мыслями – беды не оберёшься. Не её это дело - размышлять. Её дело – чётко исполнять! И всё тут.
Новая работа было совершенно незнакома и для Григория Сергеевича.
Но за дело он взялся горячо. Как везде и всюду - заботился о личном составе, пусть даже это были военнопленные японцы.
Силами заключённых достроили бараки, в бараках были сложены печи. Наладили помывочно - прачечные пункты.
Заработала и пекарня.
Он обеспечил бесперебойное снабжение и питание согласно нормативам. Готов к проверке.
И обеспеченность медицинского блока тоже была полнейшая. Но это присылал Красный крест.
Тоня поразилась, в первый раз пробегая глазами списки лекарств и медикаментов. Они поступали ей на склад по линии Красного Креста. Антонина тут же по ведомости сдавала их все в амбулаторию и больничку при лагере. Врачи и медбратья были исключительно японцы.
Оценили 9 человек
24 кармы