То, что происходило на Волыни, перешло все границы жестокости. У палачей ни к кому не было жалости. Убивали как взрослых, так и детей. Женщин и мужчин, членов семей, соседей, беженцев. Чужих и своих родственников. Людей, чьей единственной «виной» был тот факт, что они — поляки.
Леокадия Сковроньская /Leokadia Skowronski/ из села Александровка вспоминает:
«15 июля, около 9 часов вечера, бандиты, вооруженные вилами, топорами, дубинами, ножами и огнестрельным оружием, окружили наше село и начали сгонять людей в одно место. Когда кто-то пытался сбежать, по нему тотчас стреляли. Схваченных детей брали за ноги и били головой об угол дома или другого здания.
Я точно помню, как мои родители подошли к нам, четверым детям, говоря, что банда находится очень близко и мы должны бежать из села. Отчаявшиеся, они в спешке попрощались с нами. Отец к приготовленным мамой узелкам сунул нам в дорогу вместо денег, которых в доме, разграбленном войной, не было, по бутылке самогона, сказав, что если мы будем голодны, то кто-нибудь даст нам за него кусочек хлеба или тарелку горячей еды.
Мы разбежались в разные стороны. Когда я добежала до пшеничного поля, раздался выстрел, и я почувствовала ужасную боль в ноге. Пуля прошла сквозь нее. Сраженная ранением, я упала и начала ползти по полю до ближайшей высокой межи, под которой я выкопала яму и пролежала в ней до рассвета. До утра были слышны звуки стрельбы и жуткие крики истязаемых и убиваемых людей. Нога болела все сильнее и сильнее. Я была близка к обмороку. Тогда я вспомнила про водку в узелке. Из рубашки, пропитанной алкоголем, я сделала себе повязку. Землю, которая лежала рядом с выкопанной ямой, я рассыпала горстями по пшенице, чтобы никто не мог догадаться, что под межой кто-то есть.
Проходили день за днем, исчерпывался скромный запас продуктов, и меня стали все больше мучить голод и жажда. Питьем мне служил самогон, а едой были зерна, вылущенные из колосьев пшеницы. Через неделю, в воскресенье или в понедельник — не помню точно, — я услышала в селе какие-то звуки.
Через некоторое время я узнала голос украинки Ульяны Сидор, нашей соседки, с которой мои родители были в хороших отношениях, а я даже называла ее «тетей». Голодная и больная, я отважилась пойти к ней, но не смогла встать на раненую ногу, которая сильно опухла и очень болела. С трудом я доползла к ближайшему двору, где была эта «тетя», и со слезами на глазах начала просить кусок хлеба.
Она грозно посмотрела на меня и с ненавистью выпалила во весь голос: «Ты, польская морда, еще жива?!».
Затем она схватилась за мотыгу, стоящую у стены. От страха я не чувствовала боли в покалеченной ноге, только вскочила и пустилась бежать».
Оценили 15 человек
21 кармы