НЕОЖИДАННЫЙ ФИНАЛ

Эти казённые домики с деревянными верандами принадлежали военным - две комнаты в каждом, кухонька, и  сад по пять-семь фруктовых деревьев в каждом, с несколькими грядками клубники и столькими же кустами смородины или крыжовника...

Весной - под сенью цветения, осенью - в желтизне увядания, выстроившиеся вдоль улицы домики, со своими садами радовали глаз уютом и чистотой. А зимой - весёлыми печными дымами из труб.

А если к этой красоте добавить ещё и залихватские строевые песни солдат, в любую погоду направлявшихся строем на завтрак, обед и на ужин, то можно сказать, что всё в нашем городке дышало благостным покоем и уверенностью в завтрашнем дне.

«Шла с ученья третья ро-о-ота,/ У прохожих на виду, - бывало, слышался голос весёлого запевалы в каком-нибудь конце городка... - Эх! - подхватывал его уверенный в себе молодой хор. - Мимо сада, огоро-о-ода,/ Мимо девушек в саду,/ Да мимо девушек в саду»

Или в другом конце городка:

«Дальневосточная, опора прочная,/ Союз стоит, стоит непобедим./ И всё, что было нами завоёвано,/ Мы никогда врагу не отдадим!»...

По причине периодической плановой ротации и передислокации войск, временные обитатели уютных домиков, к которым за годы привыкали ближайшие соседи, убывая со своими воинскими частями и с семьями в иные края огромной страны, насиженные "гнёзда" покидали.

И тогда наступало время непродолжительных догадок и беспокойства среди гражданского населения:

- Господи, куда это они?

- Где-то что-то случилось?

- Зачем?

- А как же мы?!

До тех пор, пока место прежних военных не занимали вновь прибывшие.

В тот год я простился со своими добрыми соседями - капитаном Угрюмовым, майором Берестой и подполковником Сваловым.

- В добрый путь! - от души пожелал я им всем поочерёдно.

- В добрый час! - от души пожелали все они мне.

И я с ними, со всеми, обнялся.

Из ближайших моих соседей только прапорщик Куделин свой дом никому не сдавал. Во-первых, потому, что этот дом не был казённым, а принадлежал ещё родителям прапорщика, а, во-вторых, - в нём, в этом доме, оставалась жить, на время отсутствия отца с матерью, их повзрослевшая дочь-студентка Катюша...

Так выстраивал, рассказывая однажды, сюжет своего будущего рассказа чем-то похожий на меня человек, сидя на скамье осеннего парка. Рассказывал молча, как бы для себя.

Зачем рассказывал, не знаю. Может, чтобы кого-то от чего-то предостеречь, а может, просто так, по привычке сочинял. Не важно.

Сидел на скамье большого парка, держал в двух пальцах ладони черенок жёлтого кленового листа, и фантазировал.

- Я снимал домик по соседству с Куделиными, - молча говорил он. - Через штакетник-забор. Часто видя "осиротевшую" Катюшу, я её окликал.

- Катюша, помощь не нужна? - мимоходом спрашивал я.

- Нет! - отрывалась на мгновенье она от клубничных грядок или от цветочных рядов.

- Когда понадобится, скажи. Хорошо?

- Хорошо!

Вот и всё.

Я успешно работал корреспондентом в местной газете, не страдая, любил; не любя, расставался... И снова любил.

Насыщенные рабочие дни сменялись беззаботными вечерами в кругу друзей, за кружкой пива, а ночи... За редким исключением, ночи я проводил в одиночестве. За очень редким исключением - когда утром, например, необходимо было сдавать в машбюро написанный за ночь какой-нибудь срочный материал из жизни дорогого мне городка.

Однажды зимой, при романтическом свете свечи, лаская в постели очередную подругу, я увидел в морозном стекле окна растущую проталину - кто-то со двора дышал на стекло.

За окном стояла Катюша.

Это я утром определил по следам на свежем снегу - они вели к дому Куделиных.

Я стал на ночь задёргивать шторы…

Время шло. Наступила весна. В деревьях, в кустах, во всём живом забродили пьянящие соки.

А когда всё окрест зацвело, и запел соловей, лунной ночью ко мне постучалась Катюша:

- Простите, вы обещали! - взволнованно сказала она.

- Что обещал?

Я в ту ночь увлечённо писал очередной очерк в газету, и был далёк от обыденных дел.

- Что я обещал? - переспросил я.

- Обещали помочь...

- Что-то по дому?

- Н-нет… Нет, нет, нет!.. Я хочу... умереть!..

Застенчивая, робкая, она часто дышала.

И дышала весна.

И я вдруг, как околдованный, забыл о важности того, о чём только что так увлечённо писал и о том, что передо мною стояла не кто-то из опытных женщин, а невинная, кристально чистая нежность. Я... не смог удержать себя и уберечь её от соблазна.

Помню стоны и смех. Помню счастливый, радостный лепет, бурные объятья и поцелуи, и её глубокий, сладкий сон... Сладкий по-детски, крепкий и умиротворённый сон, каким спали в городке того времени все его жители после песен хранителей покоя, наших солдат...

Сидевший на скамье отложил в сторону лист клёна, порылся в кармане плаща, вынул оттуда пачку сигарет и зажигалку, закурил. Снова взял в руку этот листок.

- Ну? - нетерпеливо спросил его лист.

Мой сочинитель помолчал, глянул в глубь немноголюдной аллеи.

- Утром я проснулся один, - наконец, ответил он самому себе. - Со следами первой брачной ночи на моих простынях.

С деревьев парка слетело ещё несколько пожелтевших листьев.

Человек, похожий на меня, проследил за их плавным полётом.

- С этих пор я её полюбил, - продолжил он фантазировать. - Полюбил беззаветно, безраздельно и страстно... Навсегда!

Похожий на меня человек умолк, в очередной раз затянувшись сигаретным дымом.

- Всё? - спросил лист в его ладони.

- Всё.

- А что же случилось потом? - прошелестели остальные опадающие листья.

- Никогда больше ко мне она не приходила, - ответил он. - И меня не впускала в свой дом... Никогда!.. Ни разу, за два года моих страданий, не встретилась со мной!.. Отчаявшись, я переехал в ваш город.

«Эти казённые домики с деревянными верандами принадлежали военным - две комнаты в каждом, кухонька, и сад по пять-семь фруктовых деревьев в каждом, с несколькими грядками клубники и столькими же кустами смородины или крыжовника...»

Такими, полюбившимися мне строчками, я когда-то закончил этот придуманный на досуге рассказ, и опубликовал его в интернете, на одном из литературных сайтов.

Первый отклик-комментарий на него поступил из Канады:

«Всё помню! Катюша Куделина-Леган»