О том, как таяли надежды господина Бунина

http://publ.lib.ru/ARCHIVES/L/...

Людендорф, Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг. / Эрих Людендорф; [Пер. с нем. Свечина А.А.]. — М.: Вече, 2014. — 704 с., ил. — (Военные мемуары).

ПОДГОТОВКА К НАСТУПЛЕНИЮ НА ЗАПАДЕ В 1918 году

VIII

В течение января и февраля [1918 года] на Западном фронте дивизии, предназначенные для наступления, были сняты с позиций; их частью сменили дивизии, постепенно прибывавшие с востока.

С этого момента они должны были всецело предаться обучению и снаряжению. Мы не были в состоянии немедленно снабдить все дивизии полностью снаряжением и лошадьми и на первое время должны были ограничиться снабжением тех дивизий, которые были назначены для наступления в первую очередь. Таким же образом мы поступили и с частями, не входившими в состав дивизий, например с полевой, армейской и тяжелой артиллерией, минометами и т.д. Лошадям ударных дивизий была увеличена дача.

Верховное командование сожалело, что в армии постепенно создались понятия «ударной» и «позиционной» дивизии. Оно пыталось их искоренить, не будучи в состоянии изменить создававшие это деление условия.

526 Э. Людендорф

Постепенно мы сосредоточили для наступления все, что только казалось возможным; отдельные дивизии еще находились в пути с востока.

Мы надеялись с помощью тех сил, которые мы уже подвезли со всех сторон, иметь возможность начать наступление сильным фронтом на участке в 50 километров. При этом на каждый километр фронта предназначалось от 20 до 30 батарей, не считая минометов. При экономии на отдельных участках фронт наступления мог быть еще расширен. На всем Западном фронте мы имели на 20 или 30 дивизий больше, чем противник. На самом деле наше превосходство было не столь значительным, так как неприятель обладал перевесом в специальных родах оружия и в территориальных частях1, которых мы имели в гораздо меньшем количестве.

Во всяком случае, соотношение сил было так благоприятно для нас, как еще никогда. Оно давало надежды на успех. Мы намечали вести наступление несколькими дивизиями; в связи с этим требовалось ослабление других частей Западного фронта.

Верховное командование стремилось также получить поддержку от Австро-Венгрии. Она, правда, прислала нам батареи, но, к сожалению, с таким малым количеством боевых припасов, что они могли играть лишь незначительную роль. Свободных австро-венгерских дивизий не было. Наличный состав людей в австро-венгерских дивизиях был очень низок и увеличился лишь позднее, после возвращения нескольких сот тысяч человек из русского плена. Вывод германских войск с Итальянского и Восточного фронтов, где они занимали значительную часть позиции, потребовал, несмотря на изменившуюся обстановку, большого напряжения от австро-венгерской армии.

Верховное командование охотно воспользовалось бы для Западного фронта XV турецким армейским корпусом, но печальное состояние турецкой армии заставило нас перебросить его в Турцию. Впоследствии я об этом сожалел, так как Энвер, все мысли которого были направлены лишь на один Кавказ, перевез его в Батум, где его пребывание было совершенно бесцельно. Лучше уже он попал бы на запад.

Болгарские войска находились на Македонском фронте; сами по себе условия численности позволяли отправить часть войск

**************************

1 То есть в ополченских частях. — Примеч. ред.

Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг.  527

на запад, но Болгария не понимала общих интересов хода войны. В свое время Болгария отказалась посылать войска за Дунай, и теперь неохотно возвращала из Македонии германские войска, хотя вопрос шел лишь о немногих егерских батальонах, нескольких батареях и горно-пулеметных частях. Болгарские войска, которые освобождались теперь в Добрудже, по своей численности были значительно сильнее. Нам пришлось оставить болгарам даже часть германских войск. Уходившие оттуда германские части оставляли Болгарии свое снаряжение, или мы его восполняли особыми поставками.

Для развития операции на западе мы были обеспечены военным снаряжением. Вопрос же о пополнениях, наоборот, оставался очень серьезным, и все наши попытки не дали никаких результатов. В действительности, под давлением событий осени 1918 года военное министерство смогло фактически найти людей в тыловых частях и гарнизонах, которые и раньше могли быть переданы в армию. Само верховное командование имело еще резерв в виде восточной армии и оккупационных войск в Румынии, и оно по мере постепенного создания там устойчивого положения извлекало из этих частей всех солдат в возрасте до 35 лет, при одновременном уменьшении их наличного состава. Вследствие этого боеспособность этих войск значительно понизилась. Специальные роды войск и этапные части представляли для верховного командования дальнейший, хотя и не очень обширный источник сил. Я стремился все шире использовать для замены мужчин — женщин; намечалось формирование вспомогательного корпуса военных телефонисток.

В действительности вопрос о пополнениях не должен был обстоять неблагополучно. Убыль дезертирами была очень велика, и число их в нейтральных странах, как, например, в Голландии, исчислялась десятками тысяч. Еще больше дезертиров беззаботно жило на родине, причем их сограждане молча их терпели, а власти вовсе на них не охотились. Дезертиры и халупники, а число последних на фронте также исчислялось многими тысячами, чувствительно уменьшали наличность вступавших в бой войск и главным образом пехоты, к которой они в большинстве случаев и принадлежали. Если бы моральные силы армии удержались на высшем уровне, то эти люди не пропали бы для армии, и тогда вопрос о пополнениях не получил бы такую остроту. Укомплектова-

 528 Э. Людендорф

ния могли бы также возрасти, если бы на родине не переменилось отношение к войне. Воля к войне имела решающее значение, и она-то и дала отказ.

Война расходует людей — это входит в ее сущность. Современный оборонительный бой пожирает больше жертв, чем наступление, и это уже говорит в пользу последнего. Август, сентябрь и октябрь 1918 года обошлись нам гораздо дороже, чем март, апрель и май того же года. Большая часть убыли трех весенних месяцев заключалась в легкораненых, которые возвращались в строй. Пленные, которых мы потеряли при обороне, надо отнести к числу безвозвратных потерь. К сожалению, само собой разумеется, что при больших массах, которые были введены в бой, потери, несмотря на все тактические мероприятия, сами по себе должны были быть высоки.

Затруднения с пополнениями к марту 1918 года не были устранены, хотя мы и имели в своем распоряжении несколько сот тысяч запасных; при предстоявших больших потерях этот запас укомплектований представлялся недостаточным. Англии и Франции также приходилось бороться с такими же трудностями.

Осенью 1917 года в английской дивизии считалось двенадцать батальонов, теперь же только девять. После сражения Шампань — Эн Франция расформировала много свыше 100 батальонов территориальных и территориально-резервных формирований. Новые американские формирования, которые могли иметь лишь незначительную боевую ценность, еще не прибыли. Подводная война продолжала работать; каким тоннажем располагала Антанта для перевозки войск, мы определить не могли.

Так как армия переходила от обороны к наступлению, то ей удалось в своем сознании преодолеть тяжелые моральные впечатления, которые оставили бои предыдущего года. Дух войск, казалось, окреп, но, несмотря на это, нельзя было в марте 1918 года не признать, что подпольная разрушительная работа проявляется то тут, то там. С поступлением в рекрутские депо призыва родившихся в 1899 году начали поступать жалобы на это пополнение и на его моральный склад. Бросались в глаза также те значительные суммы денег, которыми многие рекруты располагали. Это явление должно было сильно огорчать людей старших возрастов, которые уже давно находились на фронте.

Для поднятия моральной способности воевать на родине ничего не было сделано. Неурядицы в военно-экономической жизни

 Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг.  529

с каждым днем обострялись. Приподнятое в целом настроение армии временно отразилось и на родине и многому дало обманчивое освещение. Но духовная жизнь широких масс осталась в стороне от этого подъема, она была порабощена неприятельской пропагандой, эгоистическими интересами и заботами, опасности же, которые угрожали исходу войны, не беспокоили ее! Родина больше не была способна давать закал нервам армии, и, наоборот, их терзала; мы еще не знали, каких размеров достигла агитационная работа независимых социал-демократов. Стачки, произошедшие в конце января 1918 года, еще раз приоткрыли стремления независимой социал-демократической партии, состав которой беспрерывно увеличивался и которую вожди твердо держали в своих руках, в то время как профессиональные союзы утрачивали свое влияние.

Само правительство, хотя и энергично реагировало на стачки, но не усматривало в них знамения времени, как и в движении, охватившем моряков осенью 1917 года. Вопрос заключался в том, не следует ли решительным вмешательством установить порядок в Германии, хотя бы при этом временно пострадало производство боевого снаряжения. В противном случае приходилось опасаться большого ущерба от стремлений к государственному перевороту. Имперское правительство было осведомлено об этой точке зрения верховного командования, но тогда революция в Германии решительно поощрялась. Я только теперь узнал, что в то время в Рейникендорфе был образован первый в Германии рабоче-солдатский совет. Таким образом, в нашей борьбе за возможность существования в нас самих зародился новый момент слабости. Но я этому еще не придавал решающего значения для исхода войны, так как моя вера в германский народ в его целом еще не была поколеблена.

У верховного командования, у начальников и у солдат на фронте еще имелось чувство, что в предстоящих боях они окажутся на высоте предъявленных к ним требований. Мы надеялись на успех, хотя войска представляли уже не солдат 1914 года, а род милиции с большим боевым опытом. Неприятель был не лучше. Даже там, где мы атаковали с равными силами, хотя немного подготовленными к наступлению, победа оставалась на нашей стороне. Что нам удастся достигнуть — прорвем ли мы неприятельский фронт и разовьем наше наступление в операцию, или

  530 Э. Людендорф

оно не выйдет из пределов вылазки, это оставалось неизвестным, впрочем, как и все на войне.

13 февраля в Гамбурге, докладывая императору и имперскому канцлеру о предстоящих событиях на Западном фронте, я сказал следующее:

«Нанесение решительного удара на западе представляется самой огромной военной задачей, которая когда-либо была поставлена какой-нибудь армии, и которую Франция и Англия тщетно пытались разрешить в течение двух истекших лет. Вчера я беседовал об этой задаче с командующим 7-й армией, и он мне сказал, что чем больше он в нее вдумывается, тем больше он начинает постигать ее величие. Того же мнения держатся ответственные начальники западного фронта, но, прежде всего, проникся обширностью этой военной задачи я, так как на меня выпала задача разработать для фельдмаршала основания, необходимые для испрошения соизволения на нее вашего величества. Эта задача будет разрешена успешно лишь в том случае, если военное руководство будет освобождено от всех невыносимо связывающих его оков, если к решительному моменту на запад будут подвезены все до единого бойца, которыми мы можем располагать, и если войска будут воодушевлены духом, который дарует любовь к императору и родине, доверие к энергии военного руководства и вера в величие отечества. Значение духовных факторов не следует недооценивать, так как они являются основанием величия всех подвигов. Толчок к их подъему должна дать энергия действий на востоке.

Армии на западе ожидают момента, когда им придется вступить в дело.

Нельзя, конечно, предполагать, что наступление на западе сложится подобно Галицийскому или Итальянскому. Нет, здесь будет страшная борьба, которая начнется на одном участке, продолжится на других, потребует много времени и будет очень тяжелой, но закончится победоносно».

Венцом успеха являлась операция, в которой мы могли бы полностью выявить все наши сильные стороны, и эта операция была конечной целью, к которой мы стремились. Если бы ее не удалось достигнуть первым же натиском, то мы должны были ее достигнуть при последующих; правда, в дальнейшем обстановка складывалась менее благополучно, в зависимости от количества или

  Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг.  531

качества прибывающих американских подкреплений и от потерь, которые мы и неприятель понесли в предыдущих боях.

Все было построено на том, что мы будем оставаться в выигрыше; я, конечно, считался с ослаблением нашей армии, но оно должно было явиться меньшим, чем ослабление противника. Дальнейшее наступление обеспечивало за нами инициативу. Большего достичь я не мог.

Я доложил императору, что армия сосредоточена, и, будучи хорошо подготовлена, приступает к разрешению «величайшей задачи в истории».

*******************************

Вот так надежды и таяли. Вся благочестивая цивилизованная Русь свято верила в то, что партнёры с Запада придут и наведут порядок, перестреляв и перевешав взбунтовавшихся хамов. Но партнёры с Запада немного увлеклись взаимоистреблением...

http://az.lib.ru/b/bunin_i_a/t...

Иван Алексеевич Бунин.  Окаянные дни

Москва, 1918 г.

Одесса, 1919 г.

Иван Алексеевич Бунин

МОСКВА, 1918 г.

6 февраля.

В газетах -- о начавшемся наступлении немцев. Все говорят: "Ах, если бы!"

7 февраля

 Вышли из Кремля -- бегут и с восторгом, с неестественными ударениями кричат мальчишки:

-- Взятие Могилева германскими войсками!

  9 февраля.

Вчера были у Б. Собралось порядочно народу -- и все в один голос: немцы, слава Богу, продвигаются, взяли Смоленск и Бологое.

...

Слухи о каких-то польских легионах, которые тоже будто бы идут спасать нас. Кстати,-- почему именно "легион"?

10 февраля

Немцы будто бы не идут, как обычно идут на войне, сражаясь, завоевывая, а "просто едут по железной дороге"-- занимать Петербург. И совершится это будто бы через 48 часов, ни более ни менее.

14 февраля

Все уверены, что занятие России немцами уже началось. Говорит об этом и народ: "Ну, вот, немец придет, наведет порядок".

 15 февраля.

После вчерашних вечерних известий, что Петербург уже взят немцами, газеты очень разочаровали. Все те же призывы "встать, как один, на борьбу с немецкими белогвардейцами".

18 февраля

   По городу общий голос:

-- Мир подписан только со стороны России, немцы отказались подписать...

Дурацкое самоутешение.

20 февраля

В шесть вышли. Встретили М. Говорит, что только что слышал, будто Кремль минируют, хотят взорвать при приходе немцев. ... Взорвать? Все может быть. Теперь все возможно.

Слухи: через две недели будет монархия и правительство из Адрианова, Сандецкого и Мищенко; все лучшие гостиницы готовятся для немцев.

21 февраля

 Встретил Сперанского. Говорит, что, по сведениям "Русских Ведомостей", в Петербург едет немецкая комиссия -- для подсчета убытков, которые причинены немецким подданным, и что в Петербурге будет немецкая полиция; в Москве тоже будет немецкая полиция и уже есть немецкий штаб; Ленин в Москве, сидит в Кремле, поэтому-то и объявлен Кремль на осадном положении.

22 февраля

 Юлию из "Власти Народа" передавали "самые верные сведения": Петербург объявлен вольным городом; градоначальником назначается Луначарский. (Градоначальник Луначарский!) Затем: завтра московские банки передаются немцам; немецкое наступление продолжается... Вообще черт ногу сломит!

23 февраля

Встретил К. "Немцы будут в Москве через несколько дней. Но страшно: говорят, будут отправлять русских на фронт против союзников". Да, все то же. И все то же тревожное, нудное, не разрешающееся ожидание.

25 февраля

  Слух: союзники -- теперь уж союзники!-- вошли в соглашение с немцами, поручили им навести порядок в России.

28 февраля

Вести со Сретенки -- немецкие солдаты заняли Спасские казармы.

В Петербург будто бы вошел немецкий корпус. Завтра декрет о денационализации банков. Думаю, что опять-таки это все сами большевики нас дурачат.

1 марта

Говорят, что Москва будет во власти немцев семнадцатого марта. Градоначальником будет Будберг.

...

Слух, что в Москве немцы организовали сыскное отделение; следят будто за малейшим шагом большевиков, все отмечают, все записывают.

Вести из нашей деревни: мужики возвращают помещикам награбленное.

3 марта.

Немцы взяли Николаев и Одессу. Москва, говорят, будет взята семнадцатого, но не верю и все собираюсь на юг.

5 марта

 В вечерней газете -- о взятии немцами Харькова. Газетчик, продававший мне газету, сказал:

-- Слава Тебе Господи. Лучше черти, чем Ленин.

13 марта

Видел В. В. Горячо поносил союзников: входят в переговоры с большевиками вместо того, чтобы идти оккупировать Россию!

24 марта.

Теперь, несчастные, говорим о выступлении уже Японии на помощь России, о десанте на Дальнем Востоке; еще о том, что рубль вот-вот совсем ничего не будет стоить, что мука дойдет до тысячи рублей за пуд, что надо делать запасы... 

ОДЕССА, 1919 г.

   12 апреля (старого стиля).

Беру трубку: "Кто говорит?" -- "Валентин Катаев. Спешу сообщить невероятную новость: французы уходят".-- "Как, что такое, когда?" -- "Сию минуту".-- "Вы с ума сошли?" -- "Клянусь вам, что нет. Паническое бегство!" -- Выскочил из дому, поймал извозчика и глазам своим не верю: бегут нагруженные ослы, французские и греческие солдаты в походном снаряжении, скачут одноколки со всяким воинским имуществом... А в редакции -- телеграмма: "Министерство Клемансо пало, в Париже баррикады, революция..."

...

Все слухи и слухи. Жизнь в непрестанном ожидании (как и вся прошлая зима здесь, в Одессе, и позапрошлая в Москве, когда все так ждали немцев, спасения от них). И это ожидание чего-то, что вот-вот придет и все разрешит, сплошное и неизменно-напрасное, конечно, не пройдет нам даром, изувечит наши души, если даже мы и выживем. А за всем тем, что было бы, если бы не было даже ожидания, то есть надежды?

13 апреля

   Слухи и слухи. Петербург взят финнами. Колчак взял Сызрань, Царицын... Гинденбург идет не то на Одессу, не то на Москву... Все-то мы ждем помощи от кого-нибудь, от чего-нибудь, от чуда, от природы! Вот теперь ходим ежедневно на Николаевский бульвар: не ушел ли, избавь Бог, французский броненосец, который зачем-то маячит на рейде и при котором все-таки как будто легче.

16 апреля

Вчера перед вечером гуляли. Тяжесть на душе несказанная. Толпа, наполняющая теперь улицы, невыносима физически, я устал от этой скотской толпы до изнеможения. Если бы отдохнуть, скрыться куда-нибудь, уехать, например, в Австралию! 

19 апреля

  Весь день упорный слух о взятии румынами Тирасполя, о том, что Макензен уже в Черновицах, и даже "о падении Петрограда". О, как люто все хотят этого! И все, конечно, враки.

20 апреля

 Бешенство слухов: Петроград взят генералом Гурко, Колчак под Москвой, немцы вот-вот будут в Одессе...

Какая у всех свирепая жажда их погибели! Нет той самой страшной библейской казни, которой мы не желали бы им. Если б в город ворвался хоть сам дьявол и буквально по горло ходил в их крови, половина Одессы рыдала бы от восторга.

26 апреля

 Ходили на Николаевский бульвар. Весенние белые облака, огромная и ясная картина -- пустой рейд, прелестные краски дальних берегов, крепкая синяя зыбь моря... Встретили Осиповича и Юшкевича. Опять все то же: делают безразличное лицо и быстро, вполголоса: "Тирасполь взят немцами и румынами,-- теперь это уже факт. Взят и Петербург..."

В три часа вошла с испуганным лицом Анюта:

-- Правда, что немцы входят в Одессу? Весь народ говорит, будто всю Одессу окружили. Они сами завели большевиков, теперь им приказали их уничтожить, и за это на 15 лет отдают им нас. Вот бы хорошо!

Что такое? Вероятно, дикий вздор, но все-таки взволновался до дрожи и холода рук.

27 апреля

 Опять слух, что Петербург взят, Будапешт тоже. Для слухов выработались уже трафаретные приемы: "Приехал один знакомый моего знакомого..."

5 мая

   Только тем и живем, что тайком собираем и передаем друг другу вести. Для нас главный притон этой контрразведки на Херсонской улице, у Ш. Туда приносят сообщения, получаемые Бупом (бюро украинской печати). Вчера в Бупе будто бы была шифрованная телеграмма: Петербург взят англичанами. Григорьев окружает Одессу, издал Универсал, которым признает советы, но такие, чтобы "те, что распяли Христа, давали не более четырех процентов". 

10 мая

И опять слухи -- теперь уже о десяти транспортах с "цветочными" (то есть, говоря по-русски, цветными) войсками, будто бы идущими выручать нас.

27 мая

   Вернулись домой в три. Новости: "Уходят! Английский ультиматум -- очистить город!"

28 мая

С самого утра стали мучить слухи. Их было столько, что все в голове спуталось. У многих создалось такое впечатление, что вот-вот освобождение. Перед вечером выпуск "Известий": "Мы отдали Проскуров, Каменец, Славянск. Финны перешли границу, стреляют без причины по Кронштадту... 

29 мая

Встретил Луи Ивановича (знакомого моряка):

   "Завтра в двенадцать истекает срок ультиматума. Одесса будет взята французами". Глупо, но шел домой как пьяный.

 4 июня.

Колчак признан Антантой Верховным Правителем России. В "Известиях" похабная статья: "Ты скажи нам, гадина, сколько тебе дадено?"

Черт с ними. Перекрестился с радостными слезами.

   13 июня.

Да, мир подписан. Ужели и теперь не подумают о России? Вот уж истинно: "Ратуйте, хто в Бога вируе!" Неистовым криком о помощи полны десятки миллионов русских душ. Ужели не вмешаются в эти наши "внутренние дела", не ворвутся наконец в наш несчастный дом, где бешеная горилла уже буквально захлебывается кровью?