Людендорф. Украина и Финляндия 1918

Гинзбург, Вильгельм II и Людендорф

Выкладывал в прошлом году кусочки из необычайно выразительных воспоминаний немецкого полководца:

Из воспоминаний священномученика Людендорфа - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Людендорф. Лето 1918 года - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Людендорф. Август-сентябрь 1918 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Людендорф. Истощение - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Людендорф. Катастрофа. - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Трудно отделаться от впечатления, что социально близкие Скоропадский, Краснов, Маннергейм, Алексеев бравому немецкому генералу как-то ближе, понятнее и милее, чем большевики. Да и не удивительно. Они и сегодня многим ближе и понятнее. Всё-таки, господа с утончённым буржуазным образом мыслей...

http://publ.lib.ru/ARCHIVES/L/...

Людендорф, Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг. / Эрих Людендорф; [Пер. с нем. Свечина А.А.]. — М.: Вече, 2014. — 704 с., ил. — (Военные мемуары).

Наступление на Западе в 1918 году

<...>

563

1 марта был взят Киев, после чего дальнейшее продвижение германских войск на Украине продолжалось более медленным ходом. После небольшого боя 12 марта была взята Одесса. Здесь принимали участие германские войска, продвинувшиеся после заключения прелиминарного мира с Румынией, состоявшегося 7 марта, через Молдавию. Последующая задача верховного командования заключалась в том, чтобы преследовать те цели, которые побудили нас вступить в Украину, но не идти дальше, чем требовалось для достижения их.

Украина нас призвала. Мы, а еще больше Австрия и австро-венгерская армия нуждались в украинском хлебе; эту страну нужно было спасти от большевизма1 и не дать последнему найти в ней новый источник сил. Мы должны были укрепить Украину, чтобы иметь возможность ее использовать.

8 апреля мы взяли Харьков и таким образом оккупировали главный хлебный район. Но Главнокомандующий на Востоке выяснил, что без угля Донецкого бассейна эксплуатация железных дорог невозможна. Хорошо это было или плохо, но пришлось согласиться и на занятие еще и этой части Украины и продвинуть наш фронт до Ростова, что и было закончено в начале мая.

Несмотря на это, сначала нам пришлось отправить на Украину весьма значительное количество угля из Германии, но после восстановления добычи угля на месте ввоз его сократился.

Помимо железных дорог, нам надо было еще обеспечить себе водный путь между черноморскими гаванями и Браиловом.

В Одессе, Николаеве и Херсоне русский черноморский флот чинил нам препятствия, причем было совершенно неясно, от лица какого правительства, собственно говоря, он действовал. Условий Брестского мира он не выполнял. Оставаясь в Севастополе, он

*************************

 1 Больше от хлеба, чем от большевизма. — Примеч. ред.

564

представлял бы постоянную угрозу нашим морским сообщениям, ввиду чего в конце апреля мы заняли Крым. Часть русского флота ушла в Новороссийск. Остальные же военные суда, захваченные в Севастополе, мы должны были использовать в той мере, в какой мы могли снабдить их экипажем. Оккупация обширного района вновь привела к столкновениям во многих пунктах с большевистскими бандами и войсками. В большинстве случаев прогонять их удавалось без труда. Когда наступление закончилось, Главнокомандующий на Востоке установил с советским правительством демаркационную линию. Для советского правительства было очень характерно, что оно часто обвиняло наши войска в нарушении означенной линии, в то время как от Главнокомандующего на Востоке поступали донесения о вторжении большевистских банд в охраняемые нами области. К сожалению, министерство иностранных дел, по-видимому, относилось с большим доверием к большевистской лжи, чем к нашим данным.

Поторговавшись с австро-венгерским командованием в Бадене, при содействии Главнокомандующего на Востоке, мы поделили сферы интересов в Украине. Генерал-квартирмейстер заключил с Австро-Венгрией соглашение, и использование украинских запасов было урегулировано. Но в дальнейшем, под впечатлением захвата Австро-Венгрией наших продовольственных запасов, соглашение было изменено в том смысле, что сбор всех продуктов на Украине и их распределение всецело перешло в ведение Германии.

Это была крайняя мера, принятая по нужде, чтобы добиться ясности в хозяйственных вопросах.

Перед германскими военными и гражданскими властями открылась новая арена деятельности. Я с большим вниманием следил за их работой, так как верховное командование было больше всех заинтересовано в результатах. Генерал-фельдмаршал фон Эйхгорн был назначен командующим Киевским фронтом. Представителем германского правительства на Украине являлся германский посланник фон Мумм. Сбор продуктов находился в руках имперского министерства экономии. Более запутанной и многоголовой организации нельзя было придумать. Она была вызвана несчастной точкой зрения Берлина на «милитаризм» и господствовавшим там бюрократизмом с его схоластическими методами.

Как и надо было ожидать, юное украинское правительство оказалось не в состоянии успокоить страну и поставлять нам хлеб.

565

Вскоре это правительство исчезло с лица земли, и бразды правления взял гетман Скоропадский1.

На рубеже апреля и мая я был занят важной работой в связи с военными действиями на западе. В это время мне была передана через военный кабинет императора телеграмма, посланная имперским канцлером его величеству, в которой в жалобном тоне говорилось о тяготеющем над Киевом штабе фронта, являющемся олицетворением «милитаризма», и испрашивалось содействие его величества. Военный кабинет ответил имперскому канцлеру, что его величество предполагает сперва выяснить все дело на общем совещании с участием руководящих лиц. Я с удовольствием ждал этого совещания, так как был убежден, что ни в чем не придется уступить, когда вопрос будет рассматриваться по существу, а не на основании сплетен и предвзятого отношения.

Но в данном случае не дошло даже до совещания, так как вскоре выяснилось, что генерал-фельдмаршал и посланник на Украине дружно работали, сохраняя хорошие личные отношения. Следовательно, «милитаризм» был опять на этот раз ни при чем; дело загорелось из-за того, что один генерал обошелся без излишней мягкости с неким бывшим членом правительства, который играл очень двусмысленную роль в отношении германских интересов.

Однако этот инцидент оставил горьковатый привкус. Я привел этот факт лишь потому, что он очень характерен для тогдашних берлинских настроений. Там всегда были готовы, вместо того чтобы нас отстаивать, выступить против нас. На сообразование с внутриполитическими соображениями там обращалось больше внимания, чем на требования жизни; такой взгляд распространялся даже на заботы генерал-фельдмаршала фон Эйхгорна о поставках Украины, хотя последние теснейшим образом затрагивали наши жизненные интересы. Особенно печально было то, что военный министр, не выслушав другую сторону, также присоединялся к взглядам правительства.

В лице гетмана Скоропадского во главе киевского правительства мы получили человека, с которым можно было хорошо работать. У него была решимость обеспечить в стране порядок и идти нам широко навстречу. В дальнейшем я лично имел возможность познакомиться с ним и вынес весьма благоприятное

*****************

1 Почему-то Людендорф умалчивает о том, что Скоропадский был просто посажен немцами. — Примеч. ред.

566

впечатление. Он не скользил поверхностно по делам, а углублялся в их существо.

Верховное командование могло быть только довольно переменой киевского правительства, так как оно отвечало интересам ведения войны. Я надеялся, что формирование войск и выкачивание хлеба сложатся успешнее. Было также начато образование новых украинских частей. На это, естественно, требовалось время, и это не могло непосредственно разгрузить нас в военном отношении.

Германские войска, находившиеся на Украине, были настоятельно необходимы штабу фронта для защиты от большевиков и для обеспечения экономического использования страны. Каждый раз, как мы собирались ослабить их, управление фронта жаловалось, что оно и так располагает недостаточными силами.

Министерство имперского хозяйства преследовало преждевременную в данных условиях мирную политику. Против этого нельзя было бы возражать, если бы при этом отдавалось должное, как я просил, непосредственным интересам нашего военного хозяйства. Австро-Венгрия в своем бедственном положении энергично взялась за Украину, и хотя она и не получила из нее всего того, что граф Чернин намечал в начале февраля как необходимое, то по крайней мере продовольствие из Украины, наряду с нашей помощью, спасли Австрию и австро-венгерскую армию от голода. Таким образом, самое необходимое было достигнуто. Мы получили для Германии хлеб и фураж, однако не в том размере, который нам был необходим для оживления упавших сил родины.

Во всяком случае, Украина помогла и Германии. Летом 1918 года она поставляла нам мясо, что позволило нам сохранить наше скудное мясное питание. Благодаря этому мы могли прекратить дальнейшее истощение нашего наличия скота, а черпали его из оккупированных областей. Армия получила большое количество лошадей, без которых всякое дальнейшее ведение войны было бы невозможно. Если бы Германия вынуждена была поставить сама этих лошадей, то от этого сильно бы пострадало ее сельское хозяйство. Украина также поставляла нам всевозможное сырье.

Но надежды, что украинский хлеб даст нам экономическую мощь, улучшит наше положение по отношению к нейтральным странам и явится толчком к дальнейшему экономическому улучшению, что было так важно для нашей боеспособности, скоро пришлось оставить.

567

В военно-политическом отношении оккупация нами Украины значительно ослабила мощь советского правительства. Мы также установили связь со многими великорусскими народными течениями и с донскими казаками, которых мы могли бы использовать для низложения большевизма, если бы только германское правительство выразило на это свое согласие.

На фронте Главнокомандующего на Востоке против Великороссии, который протягивался от Припяти до Финского залива, после 3 марта ничего не изменилось.

Финляндия взялась за оружие и крайне нуждалась в немедленной помощи; однако снабжение оружием являлось мерой недостаточной. Советское правительство не собиралось выводить свои войска из Финляндии; английская поддержка была близка.

Чтобы воспрепятствовать образованию нового Восточного фронта и усилиться в военном отношении, Германия пошла навстречу просьбе Финляндии об оказании ей помощи войсками.

Генерал фон Маннергейм также высказался за посылку германских войск в Финляндию, но он хотел, чтобы они не прибывали слишком рано и в слишком большом числе, чтобы его финны получили свою часть боевой работы и смогли получить доверие к собственным силам. Это была совершенно правильная военная мысль.

Получив согласие имперского правительства, которое мы обеспечили себе и на будущее, мы вначале создали этапный опорный пункт на Алландских островах, так как в данный момент десант германских войск в пределах Ботнического залива казался необходимым. Но незадолго перед тем и Швеция также произвела десант на этих островах; с ней мы вступили в особые переговоры, в течение которых затруднений не встретилось. Швеция увела свои войска с Алландских островов, и мы также вскоре их оставили, так как верховное командование решило высадить предназначенные в Финляндию войска в Ганге.

Связь с генералом фон Маннергеймом поддерживал майор Кранц, которого я прикомандировал к ставке финских войск.

Совместная работа с генералом фон Маннергеймом все время протекала успешно и была построена на взаимном доверии.

В Данциге из трех егерских батальонов, трех кавалерийских стрелковых полков и нескольких батарей была сформирована Балтийская дивизия под начальством генерала графа фон дер Гольца.

568

В начале апреля она высадилась у Ганге, а генерал фон Маннергейм в это время находился со своей финляндской белой гвардией, отчасти снабженной оружием нами, северо-западнее Таммерфорса, имея тыл, обращенный к Вазе. Ему был передан финский егерский батальон. Отборный состав людей этого батальона представлял великолепный кадр для создания юного финского офицерского корпуса.

Пока генерал фон Маннергейм продвигался за Таммерфорс, Балтийская дивизия двинулась на северо-восток, в направлении на Тавастгус. 13 апреля она совместно с флотом заняла незначительными силами Гельсингфорс. Главнокомандующий на Востоке высадил восточнее Гельсингфорса, у Ловизы и Котки, незначительный отряд под командованием полковника фон Бранденштейна. Этот отряд начал немедленно наступать в северном направлении, чтобы у Лахти перерезать путь отступающей Красной гвардии, расположенной у Тавастгуса. В результате этого концентрического наступления в конце апреля нам удалось после тяжелых боев совершенно окружить Красную гвардию и принудить ее к сдаче. Финляндия стала свободной (см. схему 34).

В это время Белая гвардия с севера заняла Выборг. Со стратегической точки зрения это являлось правильным шагом; но как он мог бы быть использован в том случае, если бы западнее борьба не получила решения, сказать трудно, учитывая боеспособность неприятеля и поддержку большевиков из России. Тактическая победа и быстрое освобождение Финляндии были достигнуты на поле сражения Лахти — Тавастгус благодаря дружной совместной деятельности германских и финских войск. Тем самым операция была закончена.

Теперь мы располагали в Нарве и Выборге такими позициями, которые давали нам возможность в любой момент начать наступление на Петроград, чтобы свергнуть большевистскую власть и воспрепятствовать утверждению там англичан со стороны Мурманского побережья. В то же время Мурманская железная дорога по всей своей длине фланкировалась из Финляндии, вследствие чего серьезное предприятие англичан более не являлось возможным.

Английский десантный корпус, который занял Мурманское побережье, завяз на Крайнем Севере. Таким образом, отправка слабой Балтийской дивизии, из которой к тому же в августе были

569

переброшены в Германию все три егерских батальона, себя окупила. Финское правительство немедленно приступило с помощью германских инструкторов к организации финской армии. Если мы в дальнейшем не достигли в Финляндии больше, чем то, что имело место в действительности, то вина за это лежит главным образом на нашей вечно колеблющейся политике. Генерал фон дер Гольц пользовался общим доверием, а также доверием политических деятелей Финляндии, чего не удалось в такой же мере достигнуть представителям германского правительства. К сожалению, здесь также сказывалась половинчатость нашей внешней политики. Она не принимала никаких решений, вследствие чего не могла приобрести сторонников в Финляндии и выдавала с головой верных приверженцев Германии.

Многочисленные выражения горячей симпатии, которые я получал из Финляндии, даже после моего выхода в отставку, показывают, что благодарность еще существует на свете. Сохранение воспоминаний о роли германских войск в освобожденной Финляндии меня особенно трогало, так как наши войска отправились в Финляндию защищать не финские, а исключительно германские интересы. Когда в феврале 1919 года шведское правительство, по необъяснимым для меня причинам, чинило препятствия для моего пребывания в Швеции, неожиданно появился в Геслегольмсгарде1 финский уполномоченный, который предложил мне переехать в Финляндию. Это предложение доставило мне большое удовольствие, но я его, конечно, отклонил, так как мечтал возвратиться в Германию.

Среди крупных, бурных событий мировой войны украинские и финляндские перипетии представляют лишь эпизоды. Но я еще надеюсь, что они не останутся бесплодными. И с экономической, и с политической точек зрения эти обе страны являются характерным примером того, что германское правительство до самого конца не поняло сущности этой войны и всегда, к сожалению, руководствовалось внутриполитическими соображениями. В военном отношении обе страны сначала дали то, что от них ожидалось.

Была создана преграда образованию нового Восточного фронта; во всяком случае, создание его откладывалось на продолжительное время. На востоке нам удалось прорвать блокаду, вследствие

******************

1 Место пребывания Людендорфа в Швеции после начала германской революции. — Примеч. пер.

570

чего наше существование как будто стало устойчивее. Положение советского правительства сильно пошатнулось и находилось под прямой угрозой.

В конце мая возобновилось германское наступление на Западном фронте; за ним в первой половине июня должно было последовать австро-венгерское в Италии; на всех фронтах обстоятельства, казалось, были урегулированы. Особо угрожаемым представлялся как будто один Палестинский фронт.

<...>

VIII

В России события приняли своеобразное направление, характеризующее лживость советского правительства.

С его согласия Антанта продолжала формирование чехословацких войск из австро-венгерских военнопленных. Они предназначались для борьбы с нами, и их предполагалось по Сибирской железной дороге перебросить во Францию. И это разрешалось правительством, с которым мы заключили мир, а мы это терпели.

В начале июня я подробно писал об этом имперскому канцлеру и обратил его внимание на опасности, которые угрожали нам со стороны советского правительства.

Но то оружие, которое ковалось против нас, в результате обратилось на само советское правительство. Вскоре Антанта поняла, что ей невозможно работать с советским правительством, которое к тому же еще опиралось на Германию1. Ввиду этого она заняла враждебную к большевизму позицию. Чехословацкие войска не поехали во Францию, а были задержаны на Сибирской железной дороге, на границе между Европейской Россией и Сибирью, чтобы

*******************************

1 Мы уже отмечали несуразность рассуждений Людендорфа о поддержке Антанты или об опоре на Германию. Людендорф сам же опровергает эти заявления в других местах. — Примеч. ред.

593

отсюда начать борьбу с московским правительством. Постепенно они продвинулись к средней Волге в направлении на Казань и Самару. Занятием Сибирской железной дороги Антанта в то же время достигла того, что наши военнопленные не могли возвращаться из Сибири в Германию, что, несомненно, являлось для нас потерей силы.

Если бы советское правительство предполагало честно исполнять мирный договор, то оно могло бы те поезда, на которых оно отправляло чехословаков, использовать для перевозки германских военнопленных. Но советское правительство не было честным. Большевизм вредил нам везде, где только мог.

Обстоятельства в Сибири, в тылу чехословаков, так запутались, что Антанта не смогла найти там поддержки. Ввиду этого чехословаки не получили значения и для нас. Важным событием для войны являлся лишь тот факт, что Антанта захватила в свои руки Сибирскую железную дорогу. Переговоры, которые велись между Японией, Англией и Соединенными Штатами, лишь постольку представляли для нас интерес, поскольку они выдвигали на очередь противоречия, имевшиеся между этими государствами.

На средней Волге чехословаки образовали звено нового фронта Антанты в России.

На севере этот фронт продолжали войска Антанты, которые продвинулись от Белого моря и Мурманского побережья на юг вверх по течению Северной Двины и вдоль Мурманской железной дороги. По Северной Двине они продвигались медленно и нерешительно. Ввиду того что Белое море зимой замерзает, здесь в это время года вообще нельзя было предпринять ничего крупного. Большевики сами взорвали Мурманскую железную дорогу, вследствие чего финские партизаны, выдвигавшиеся к железной дороге, утратили всякий объект действий. Соединенные силы германо-финских войск представляли теперь такую силу, что Антанта отказалась от дальнейшего наступления.

Пространство к западу от нижней Волги и по верхнему ее течению находилось еще целиком во власти большевиков, а на нижнем Дону располагались донские казаки, протягиваясь даже в оккупированную нами область. Их гетман, генерал Краснов, был решительно настроен антибольшевистски и сражался с советскими войсками. Но у него не хватало оружия и боевых припасов.

594

Я вступил с ним в сношения, чтобы помешать переходу его на сторону Антанты. Вследствие этого обстановка весьма осложнилась, так как я не должен был затруднять политику германского правительства, которое ориентировалось на большевиков1; я, конечно, поставил правительство в известность о моих действиях; что касается генерала Краснова, то он видел своего врага лишь в лице советского правительства, а не в Антанте. Но мне все же удалось удержать Краснова от открытого присоединения к ней и приобрести в нем до известной степени союзника. Если бы мы решились на борьбу с Москвой, то он бы открыто перешел на нашу сторону.

Как я уже упоминал, в обширных и плодородных степях Кубанской области, между Донской областью и Кавказским хребтом, генерал Алексеев и его Добровольческая армия боролись с большевистскими войсками. Он действовал под английским влиянием. Но я думаю, что он был настолько предан России, что перешел бы на нашу сторону, если бы мы свергли советское правительство. Сначала военное положение генерала Алексеева было неблагоприятно, так как у него также был недостаток в оружии и боевых припасах; первоначально большевики одерживали верх.

В начале июля большевистское правительство, которое в Москве рассыпалось в мирных уверениях, перебросило через Азовское море несколько тысяч человек из района юго-западнее Азова и высадило их у Таганрога, где вскоре германские войска разбили их наголову. Приблизительно с августа положение Добровольческой армии в Кубанской области упрочилось. В Новороссийске стояли еще остатки ушедших из Севастополя судов. С военной точки зрения мы имели полное право и даже должны были потребовать или заставить эти суда возвратиться в Севастополь. Но и в данном случае министерство иностранных дел, считаясь с советским правительством, опять затянуло переговоры, хотя лучшего доказательства враждебного отношения большевиков или, по меньшей мере, их бессилия воспрепятствовать враждебным действиям их

****************************************

1 Как германское правительство «ориентировалось на большевиков», видно хотя бы из Брестского мира. Людендорф сам приводит достаточно данных о том, что германское правительство поддерживало всякое антисоветское движение. Но цель Людендорфа ясна — опорочить и обвинить в поражении Германии всех, чтобы тем самым выделить в качестве героев военное командование. — Примеч. ред.

595

войск нельзя было привести, как десант в Таганроге. Наконец, советское правительство согласилось на возвращение судов в Севастополь. Но прибыла всего часть судов, а большинство большевики, под влиянием известного национального чувства, потопили в Новороссийской гавани. Советское правительство взяло с нас обязательство, что мы будем пользоваться этими судами только на войне, насколько этого потребует военное положение. Нужды в них у нас не оказалось.

В июне большевики господствовали еще как на нижней Волге, так и на Каспийском море. Это имело большое значение для советского правительства в вопросе о снабжении Великороссии нефтью. Великороссия уже утратила для своей экономической жизни донецкий уголь и украинский хлеб, а также Донскую и Кубанскую области.

Турки стояли перед Баку. Они также утвердились в Северной Персии, но не производили там резкого нажима. Английские войска находились у Энзели на южном побережье Каспийского моря и оттуда установили связь с Кубанской областью.

Но эти обстоятельства, по сравнению с событиями в Финляндии и на Украине, играли второстепенную роль в нашей восточной политике. Восточной политикой руководил начальник департамента Кригэ, и по отношению к Великороссии вел ее по большевистской колее. Несомненно, что такая политика в течение лета воспрепятствовала образованию нового военного фронта.

Я признавал это, но, в общем, считал ее близорукой, так как в результате она должна была привести к усилению всего большевистского движения. Такое усиление могло оказаться для нас только гибельным, и имперское правительство должно было препятствовать ему не только по военным соображениям, но в гораздо большей степени в чисто политических интересах. Доктор Гельферих также считал это возможным. Положение правительства было трудным, но вину в этом оно могло отнести лишь на себя. Оно уверяло меня, что его политика отвечает настроению в Германии.

В данном случае из-за внутренних политических течений вновь нарушались интересы ведения войны. К сожалению, мне приходилось соглашаться с этой оценкой внутренних настроений.

С военной точки зрения мы были в силах произвести короткий удар на Петроград теми войсками, которые у нас имелись на востоке, и при помощи донских казаков развить наступление и на

596

Москву. Это было бы много выгоднее ведения обороны на длинных фронтах. Оборона поглощала больше сил, чем нужно было для короткого движения вперед, и сильно нервировала войска, в то время как операция поддержала бы их дух. Мы могли устранить внутренне столь враждебное нам советское правительство и установить в России другую власть, которая бы не работала против нас и была бы согласна идти заодно с нами. В совокупности это имело бы большое значение для дальнейшего ведения войны. Если бы в России оказалось другое правительство, то можно было бы соответственно пересмотреть Брестский мир, но отказываться от него при наличии большевиков, не имея возможности предугадать, как разовьются события, было бы столь же несвоевременным, как преждевременны были идеи соглашательского мира, раз они не разделялись противником.

Германское правительство не замечало тайной работы большевизма и считало его честно выполняющим свои обязательства, или, вернее сказать, хотело считать его таковым. Наше правительство вступило с большевиками в дальнейшие переговоры относительно тех вопросов, которые были оставлены открытыми Брестским миром. Доверие нашего правительства было беспредельно, и его даже не могло поколебать оставшееся безнаказанным убийство нашего посла в Москве. Правительство прямо лезло в развернутую большевиками петлю и высказывало полное недоверие всем остальным течениям в России. Советское правительство было очень любезно: оно пошло навстречу желанию Германии в вопросе об Эстляндии и Лифляндии, признало самостоятельность Грузии, гарантировало уплату по частям военных убытков и обещало поставку сырья, в том числе нефти из Баку. Уступки, которые сделала Германия, были невелики. В главнейших чертах они состояли из следующих обещаний: вывоз угля из Донецкого бассейна, перевозка хлебных грузов из Кубанской области по железной дороге через Ростов-на-Дону на север, что едва ли было выполнимо, если иметь в виду донских казаков, и, наконец, воздействие на Турцию, чтобы помешать захвату турками Баку. Затем мы согласились, по мере поступления платежей за военные убытки, начать эвакуацию оккупированного в феврале великорусского района за Березиной и Западной Двиной. В действительности первые платежи были уплачены в срок, в чем я весьма сомневался.

597

Доверие нашего правительства к большевикам зашло настолько далеко, что оно хотело поставить Иоффе оружие и боевые припасы.

Лица, привезшие мне соответственный документ министерства иностранных дел, сказали мне: «Это боевое снаряжение останется в Германии, и Иоффе использует его здесь же против нас».

На совещании в Спа имперский канцлер, ссылаясь на нашу политику в Грузии, заявил, чтобы представителем от германского правительства в Тифлис был командирован полковник фон Кресс, недавно возвратившийся с Палестинского фронта, и чтобы за ним последовала охрана в размере одной или двух рот. В Грузии нам необходимо было действовать энергично. Этого требовали условия снабжения нас сырьем, совершенно независимо от желания усилиться военными силами из этой области. Что мы в этом отношении не могли полагаться на Турцию, еще раз подтвердил ее образ действий в Батуме. Она захватила для себя все найденные продукты. Нефть из Баку мы могли получить только в том случае, если мы рассчитывали лишь на свои собственные силы. Я очень отчетливо помню недостаток горючего материала в Германии, все затруднения с освещением в течение зимы и все связанные с ними побочные явления. После наступления 7-й армии мы израсходовали все запасы горючего в армии, и у нас чувствовался в нем сильный недостаток. Для украинских железных дорог также требовалась нефть. Добыча нефти в Румынии была увеличена до пределов возможного, но, несмотря на это, нечего было и думать, чтобы ею можно было покрыть всю потребность. Теперь нам казалось возможным покрыть недостаток нефти подвозом из Закавказья и, особенно, из Баку, если только удастся своевременно урегулировать условия транспорта. Начальник полевых железных дорог должен был выяснить положение с наливными судами. Меня очень огорчило, когда большевики, исключительно чтобы повредить нам, потопили в Новороссийске самый большой на Черном море наливной пароход «Эльбрус». По соглашению с Турцией полковник фон Кресс должен был организовать эксплуатацию железной дороги Батум — Тифлис — Баку, на которой имелся большой парк вагонов-цистерн. Но основным вопросом во всем этом, конечно, было, как нам попасть в Баку. Счеты с советским правительством и в данном случае мешали действовать быстро и энергично. В начале августа англичане переправились из Энзели через Каспийское море и заняли Баку.

598

Утверждение англичан в Баку стало возможным лишь вследствие пассивного образа действий турок в Северной Персии; наше военное хозяйство понесло большой ущерб. Это позволило также англичанам вступить в более тесную связь с Добровольческой армией в Кубанской области. Но, с другой стороны, англичане, заняв Баку, оказались в пределах нашей досягаемости. Представлялось возможным нанесение удара с небольшим расходом сил. Ввиду этого верховное командование приступило к подготовке атаки на Баку и с этой целью привлекло войска Ноури и отправило в Тифлис кавалерийскую бригаду и несколько батальонов. Но Ноури занял Баку прежде, чем мы успели закончить переброску войск, а последовавшие затем события в Болгарии заставили нас направить эти части в Румынию.

Обстоятельства в Северной Персии оставались в прежнем положении; мы снабжали оружием из Украины те племена, которые хотели примкнуть к туркам. Последние же ничего не делали, хотя у них большое количество войск было собрано у Батума и Карса.

На востоке я углубился так далеко, как я считал необходимым, учитывая наше военное и военно-экономическое положение. Наполеоновские планы завоевания всего мира меня не занимали.

Полная забот борьба, которую я вел, не оставляла места для полета фантазии. Я не мечтал о территориальных приобретениях ни на Украине, ни на Кавказе, и намеревался лишь получить оттуда то сырье, которое нам было столь необходимо для жизни вообще и продолжения ведения войны. Я надеялся, что после успешного прорыва здесь блокады нам удастся усилиться не только в хозяйственном отношении, но также укрепить наши психические и душевные силы. Я также думал по мере возможности использовать людскую силу этих областей, отчасти формированием войск, а отчасти, что обещало много больше, посредством вербовки рабочей силы для родины на смену тех немцев, которых можно было призвать в войска. Я, естественно, пытался достичь этих результатов во всей Восточной области, а также надеялся непосредственно получить новобранцев из состава немецкого населения востока.