С гибелью Советского Союза и исчезновением серьёзной конкуренции в идеологической сфере мировая историческая наука обрела второе дыхание, открыла новые горизонты, новые смыслы, новые тарифные планы и предстала перед изумлённым человечеством во всей обезоруживающей наготе своего беспробудного бесстыдства. Об этом - здесь. https://cont.ws/@mzarezin1307/...
Но и наши учёные (лучшие из них, разумеется), истерзанные муками своей многоконфессиональной совести, томившейся под тяжким гнётом марксизма-ленинизма и невыносимых критериев научности, расправили лепестки своих многоцветных душ и отправились в плавание по бурным волнам коммерческого независимого исследования того, что могло бы быть, если бы люди в своей повседневной жизни руководствовались не тем, чем они руководствуются, а тем, чем они должны руководствоваться в соответствии с величественными постулатами жизни не по лжи.
http://legacy.inion.ru/files/F... РОССИЯ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: НОВЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ
Сборник обзоров и рефератов (Препринт). Москва, 2013
В.М.ШЕВЫРИН. РОССИЯ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ (НОВЕЙШАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ)
(Обзор)
Выдержки из обзора заключены в "большие кавычки" - <<>>, а мои разнузданные комментарии - в фигурные скобки.
<<И потому совсем не случайно, что как только российские историки в начале 1990-х годов обрели возможность свободно, без идеологического пресса обсуждать актуальные проблемы науки, они начали с пересмотра, с переоценки многих «основополагающих» и прежде незыблемых «твердынь» в историографии. Начали именно для того, чтобы понять истинный смысл событий, определивших ход российской и мировой истории.
В этом отношении одной из важнейших, на мой взгляд, была встреча ученых («круглый стол», состоявшийся 28-29 сентября 1993 г.), на которой обсуждались историографические версии происхождения Первой мировой войны. Дискуссия по этой теме дает исследователю «Ариаднину нить», чтобы выбраться из лабиринта тысяч противоречивых, далеко не бесспорных и пристрастных оценок событий и фактов войны. Я бы даже сказал, что она учит мыслить глобально. Дискуссия важна и как веха в развитии самой исторической науки, освобождавшейся тогда от идеологических пут. Поэтому позволю себе остановиться на ней подробно.>>
{Какой слог. Какая величественная картина сейчас развернётся перед нашими глазами!}
<<В.П. Волобуев говорил о том, что не одни только империалистические противоречия привели к войне. Серьёзную роль сыграли динамичные процессы в различных сферах мирового сообщества (блоковая политика, тайная дипломатия, милитаризация, гонка вооружений и духовная ситуация, предрасполагавшая к войне). Он поставил вопрос и о том, не послужили ли малые народы «детонаторами всего конфликта?» и не было ли альтернативы войне? (106, с. 12-14).>>
{Ну разве это не прорыв? Это же величайший научный прорывище! Оказывается, не империализм породил войну, а проявления империализма. А хвост, как теперь уже всем становится ясно, бесстыже вертел собакой. Малые страны разожгли мировой пожар назло великим державам.}
<<З.П.Яхимович, продолжая методологическую тему, задалась вопросом о том, способно ли человечество «разумно решать свою судьбу, или, как это произошло в 1914 г., фатальный бег событий его может вновь ввергнуть в военную катастрофу?»(106, с.18).>>
<<В.П. Булдаков выступил с докладом «Первая мировая война и имперство». По его мнению, к концу XX столетия появилась возможность утверждать, что этот век (особенно первая его половина) явился начальным и весьма неожиданным этапом глобализации человечества. Этот процесс протекал под влиянием и в условиях действия ряда разнородных новых факторов: всепроникающая роль неуправляемого индустриализма, невиданное развитие средств коммуникаций, скачкообразный рост народонаселения, лавинообразное становление гражданского общества через «восстание масс» и т.д. Но эти «объективные» интегрирующие факторы оказались в противоречии с людской психологией: прежде всего с воинственностью национального эгоизма. И если объективные условия подсказывали идею создания относительно гомогенного – «неконфликтного» – человеческого пространства, то сила традиции тянула к психологии имперства. Как следствие, «империалистический передел мира» принял форму всеохватывающей битвы за ресурсы и коммуникации. Причем речь шла даже не столько о непосредственных территориальных захватах, сколько о стремлении не дать сопернику осуществить их. Реанимация идеи имперства стала знамением времени: путь к глобализму стал пониматься как движение через гегемонизм, а последний предполагал блоковую систему с активным использованием этнонационального фактора. «Традиционные» империи, не изжившие сословности, этноиерархичности и не создавшие мощного ядра гражданского общества, оказались обречены на поражение и распад.
Итоги Первой мировой войны имели абсолютно неординарное значение «на все времена». В целом их можно свести к феномену
39
кризиса имперства. Это означало, с одной стороны, что «индустриально-колониальные» империи, несмотря на демократизацию метрополий, отнюдь не отказались от гегемонистских устремлений. С другой стороны, такие «традиционные» империи, как Австро-Венгрия и Турция, развалились, причем этот факт был чреват новым обострением борьбы за передел мира. Наконец, Германия, как империя «переходного» типа, в очередной раз попыталась осуществить заявку на гегемонию на мировой арене, используя на этот раз не пангерманизм, а нацизм, т.е. мощную подпитку шовинизмом сознания масс, не желающих ощущать себя «жертвой Версаля» (106, с.21-25).>>
{"Реанимация идеи имперства стала знамением времени..."! Вот это глоток чистой правды прямо из кипящего котла новых смыслов. Процессы шли хорошие, но люди были "не готовы". Отсюда и война. Вот произнёс бы такую истину независимый исследователь при тоталитаризме, и пришлось бы ему заняться физическим трудом. А этого ему совсем не хотелось.}
<<В.И.Миллер, анализируя современную историографическую ситуацию, говорил об очередном «повороте» в общественном сознании, связанном с идеологической атакой на большевизм, ведущийся под разными флагами. С одной стороны, ясно видно стремление части политиков и публицистов «разделаться» с идеей интернационализма, воодушевлявшей многих борцов против войны, и возродить национализм в его наиболее радикальном, шовинистическом варианте. В этой связи вновь, как и в те далекие годы, противники войны трактуются как изменники, а генералы, офицеры и солдаты русской армии той поры, сражавшиеся и погибавшие на полях сражений, напротив рассматриваются как патриоты. С другой стороны, характерное для последних лет восхваление Романовых и их ближайшего окружения (генералов, министров и др.) привело к публикации исторических трудов и мемуаров, вышедших из-под пера людей этого круга. А для них война была последней героической эпохой императорской России.
Одна из иллюстраций сказанного - вопрос о «виновниках войны». В условиях, когда развертывается идеализация императорской России, вновь предлагается простенькое решение о Германии и Австро-Венгрии как о виновниках войны. Одновременно игнорируется вывод, уже давно ставший достоянием межректностидународной историографии, о мировой войне как результате длительного процесса накопления межимпериалистических, межгосударственных и иных противоречий. При этом вопрос о лицах, непосредственно
40
участвовавших в развязывании войны, естественно, не исключается из рассмотрения, но ставится на подобающее ему второе (а может быть, и более отдаленное) место.>>
41
{Опасным диссонансом прозвучало выступление В.И. Миллера. Да какое же это "простенькое решение" - считать, что во всём виноваты немцы? Уже и немецкие учёные признали, что Первую мировую развязала Германия. Это же не вопрос истины. Это вопрос политкорректности. См. ниже "4-ю позицию" в выступлении Т.М. Исламова. Да и о Романовых сколько не говори в превосходных тонах, истинно благочестивым людям всё будет мало.}
<<А.В.Ревякин, рассматривая проблему вины и ответственности, высказал мнение, что у ведущих мировых держав не было достаточных оснований стремиться к войне. Для старых колониальных и многонациональных государств – Великобритании, Франции, России и Австро-Венгрии – в ней заключался непомерный риск «великих потрясений», о чем напоминал опыт франко-прусской и русско-японской войн. От статус-кво особенно не страдали и молодые индустриальные державы, такие, как Германия и США, лидировавшие в мировом экономическом соревновании. Поэтому, выясняя причины Первой мировой войны, важно не только указать на те общественные (международные, династические, экономические, социальные, национальные и пр.) противоречия, попытку разрешить которые и представляла собой война, но и объяснить мотивы того, почему именно военный способ разрешения этих противоречий избрали основные мировые державы.
Ход международных кризисов начала ХХ вв., не исключая и июльского 1914 г., свидетельствует, что, прежде чем «перейти Рубикон» и сделать войну неотвратимой, каждая из конфликтующих сторон располагала временем на раздумья, отвлекающие маневры и, в крайнем случае, на дипломатическое отступление (в расчете на реванш при более благоприятных обстоятельствах). Ни одна из европейских стран, за исключением Бельгии и Люксембурга, не подверглась внезапной агрессии типа той, которую в начале Второй мировой войны Гитлер обрушил на Польшу, Данию, Норвегию и т.д. И если после длительных раздумий правительства основных держав Европы все же предпочли военный способ разрешения своих противоречий, то это,
42
безусловно, говорит о решающей ответственности, по крайней мере, некоторых из них.
<...>
А.В.Ревякин также указал, что в прошлом наша историография преувеличивала значение экономических противоречий между державами в начале ХХ в., отметив, что нормальный, здоровый рынок экономически не разделяет, а объединяет народы. И если в начале ХХ в. он порой давал повод для недоразумений и споров между ними, то он же их и мирил, все теснее связывая узами общих экономических интересов. Об этом свидетельствуют активные интеграционные процессы, наблюдавшиеся в предвоенные годы (106, с. 65-70).
{Очаровательный лепет. Автор в невинности своей никогда не слышал о конкуренции, о таможенных войнах, о разделе и переделе мировых рынков, об экономических кризисах. Рынок, блин, един и он, вообще, объединяет. Вот что свобода-то от тоталитарного диктата делает с головным мозгом исследователя!}
<<Т.М. Исламов говорил о восточноевропейском факторе. Он обозначил пять позиций.
1. Об империализме, эпохе империализма, империалистическом характере войны. Здесь он подчеркнул, что нет оснований принимать за истину в конечной инстанции теорию империализма в ее ленинской трактвоке, но еще меньше оснований отбрасывать ее целиком, с 43
легкостью необыкновенной предавая анафеме сами понятия «империализм», «империалистическая экспансия», «империалистическая политика». Характер и природа начавшейся в августе 1914 г. всесветной бойни определялись не защитой «родной земли, священных рубежей отечества», не заботой о спасении культурных ценностей и цивилизации от варваров – тевтоно-германских либо русско-славянских, а интересами империалистической экспансии в форме захвата, раздела, передела чужой земли либо установления сфер влияний и т.п. Анализ происхождения войны и ее характера не будет полным без органического включения в него главных исторических последствий конфликта, каковыми были: большевизм, фашизм, т.е. тоталитаризм обоих толков плюс японский милитаризм с его особой азиатской спецификой, и Вторая мировая война. В сущности, она была в полном смысле слова продолжением первой; отличались они друг от друга скорее количественно – благодаря технологическому прогрессу, - чем качественно... В этом смысле война, начавшаяся в 1914 г., закончилась в 1945 г.
2. В целом теория империализма не может быть отброшена, но настоятельно необходима ее коррекция и дальнейшая разработка. Необходимым представляется расширение и уточнение родовых (видовых) признаков империализма. Особого к себе внимания требуют три из них – индустриализация, экспансионизм, национализм. Несколько слов о национализме. Нужно помнить, что в августе 1914 г. мир взорвали не только межимпериалистические противоречия. Особо зловещую роль сыграл и нетерпимый, агрессивный, всепоглощающий национализм всех: и тех, кто играл главные роли, и тех, кто мог лишь подпевать. Здесь требуются некоторые дополнительные разъяснения, ибо роль малых стран и наций и их национализм в великой трагедии не оценена до сих пор по достоинству историографией; ее анализ еще не вошел органической составной частью в концепцию происхождения Первой мировой войны.
3. О роли малых наций. Справедливо ли считать Сербию такой же жертвой неспровоцированной агрессии, как и Бельгию? Едва ли. У Бельгии не было ни территориальных претензий к Германии, ни 44
стремления оттяпать какой-нибудь жирный кусочек германской территории. О Сербии этого, к сожалению, не скажешь. Достаточно перечислить лишь некоторые области монархии Габсбургов, на которые простирались притязания сербов: Босния-Герцеговина, южные области Венгрии, населенные сербами, но не одними сербами.
Получить все это и многое другое (все населенные югославянами земли Венгрии и Австрии) она не могла без большой драки, такой, в которой непременно должна была участвовать и Россия. Только благодаря сербским интригам Россия оказалась втянутой в войну, которая отнюдь не диктовалась правильно понятыми национальными интересами Российской империи. И не геополитические интересы России требовали разрушения Австро-Венгрии, а интересы создания «Великой Сербии» того требовали. Среди немногих в России, кто понял и оценил ситуацию, созданную покушением в боснийской столице, был П.Н.Милюков, ученый-историк и политик. В двух статьях, опубликованных в «Речи» 13 и 14 июля 1914 г., он ратовал за локализацию конфликта, «что бы это ни стоило Сербии!».
4. Вопрос о виновниках войны. Похоже на то, что пришел к благополучному концу некогда сотрясавший мировую историографию пресловутый и порядком наскучивший всем вопрос об ответственности за войну, породивший гору литературы на всех европейских языках. К 1960-м годам страсти вроде бы улеглись, и историки наконец-то могли перевести проблему происхождения Первой мировой войны в более спокойное русло строго научных конструктивных дискуссий. Барьер «патриотического» подхода первыми и весьма успешно преодолели немецкие историки. Работы Фрица Фишера, его учеников и единомышленников, в частности, Иммануила Гайса, имеют ценность модели современной в лучшем смысле слова историографии, свободной от националистической узости, могут служить образцом для других национальных исторических школ.
5. Наднациональная историческая мысль обращена сегодня на постижение смысла катаклизма 1914-1918 гг. во всемирно-историческом контексте. В нем видят сегодня главное событие, определившее лицо второго тысячелетия. Его ставят в ряд таких
45
явлений, как Великая французская революция, промышленный переворот, великие географические открытия и заокеанская экспансия европейских держав и др. Рассмотрение этой войны с более широкой, «глобальной» перспективы важно не только как наиболее эффективное противоядие против «патриотизма» в историографии, но и для осмысления происхождения Первой мировой войны и ее всемирно-исторических последствий в единстве и целостности. Наши западные коллеги не без основания полагают, что применение к изучению Первой мировой войны метода глобальной истории позволит поднять историографию на качественно новый уровень, создать адекватную, свободную от прежних односторонностей общую концепцию истории Великой войны (106, с. 44–48).>>
{А.В. Ревякин явно старался соблюсти приличия, пусть и в самой минимальной степени. Но это трудно. Пришлось и большевизм поставить через запятую с фашизмом, и теорию империализма "улучшить" до полной бессодержательности, ну и, ясен пень, предсказуемо всплыла пагубная роль малых стран. Особенно досталось коварным сербам, которые, по мнению автора, следовали целям своего сербского экспансионизма при полном неведении российской дипломатии. Но, как ни пагубна роль Сербии в истории, войну всё-таки развязали Центральные державы. Сами признались.}
<<В.С.Васюков подал тему «мир на пороге войны» тезисно.
1. «Война порождена империалистическими отношениями между великими державами, т.е. борьбой за раздел добычи». А объектами этого дележа являлись, по Ленину «колонии и мелкие государства». Однако мы видели, что противоречия, приведшие к войне, возникли не вдруг, а накапливались с середины XIX в., с домонополистической стадии, и вряд ли существенно изменили свой характер только в связи или по причине вступления капитализма в монополистическую стадию.
2. Устоявшимся в литературе является и другой постулат, а именно: «... на первом месте стоят в этой войне два столкновения. Первое – между Англией и Германией. Второе – между Германией и Россией». Во-первых, здесь налицо явная недооценка франко-германских противоречий, острота которых была нисколько не меньше, если не больше, противоречий англо-германских и русско-германских.
3. И если, по распространенному мнению, яблоком раздора явились «колонии», то это опять-таки относится к разряду противоречий, в значительной мере коренящихся в стадии раннего капитализма. А между тем война между Германией и Францией, способная втянуть в свою орбиту другие европейские государства, могла вспыхнуть, скажем, в 1885 г. и позже, в последнем десятилетии XIX столетия. Следовательно, причины войны 1914- 1918 гг. оказались
46
гораздо сложнее и многообразнее, чем принято было считать, и их надо основательно изучать, выходя при этом далеко за пределы ХХ в. ... война планировалась прежде всего как борьба за абсолютное господство на Европейском континенте, за территориальный передел мира.
4. Критически следует отнестись и к такому утверждению: наряду с двумя названными столкновениями (англо-германским и русско-германским), подчеркивал Ленин, «существует не менее - если не более - глубокое столкновение между Россией и Англией», порожденное «вековым соперничеством и объективным международным соотношением великих держав...». Как видите, и здесь не может не возникнуть вопроса. Коль скоро англо-русские противоречия на тот момент и в самом деле были еще более глубокими, чем англо-германские, то почему же Россия и Англия оказались в одной и достаточно прочной антигерманской коалиции?
5. Остается в тени и еще один важный вопрос, хотя он вроде бы напрашивается сам собой. Если центральным антагонизмом на европейском театре, да и в мире, был англо-германский, то почему первым объектом нападения со стороны Германии оказались Россия и Франция, а не главный ее враг - Великобритания? Более того, какое-то время, в самом начале, Германия, как известно, питала надежду, что Англия может воздержаться от вмешательства в конфликт, сохранить нейтралитет. Я позволю себе здесь сделать только следующее замечание. Для того чтобы скрестить шпаги с Англией, Германии предстояло, прежде всего, устранить основное препятствие на пути к установлению своей гегемонии на Европейском континенте – разгромить франко–русский союз. Военную мощь Германии и блока Центральных империй в целом составляли наземные силы. Им-то и предстояло столкнуться с мощными сухопутными армиями франко-русского союза. Представляется, что Лондон, считая свое столкновение с Германией неизбежным, занимал какое-то время весьма двусмысленную позицию, имевшую целью позволить Германии сильнее увязнуть в конфликте, из которого она уже не смогла бы выбраться, после чего с помощью России и Франции разгромить своего соперника и конкурента. Исход борьбы решался на сухопутных
47
театрах войны, а не на море. Увы, углубленный анализ военных аспектов названных проблем давно у нас не проводился и нуждается в возобновлении.
В заключение В.С.Васюков отметил, что главной причиной Первой мировой войны являлось стремление Германской империи силой оружия установить свое господствующее положение в Европе и мире и готовность Тройственного согласия не допустить подобного исхода (106, с. 25-32).
{Старая картина мира, по мнению В.С. Васюкова, была ошибочной, ибо империализм не привнёс ничего нового, а противоречия, вызвавшие войну, долго накапливались. Весомо! В.П. Булдаков (см. выше) в этом же обсуждении подчёркивал, что нового было так много, что консервативные человеки за этим новым просто не успевали. Но новое не было связано с империализмом. Правильнее всего будет признать правоту и Васюкова, и Булдакова. Лишь бы Ленина не признавать. }
<<Л.Г.Истягин подчеркнул, что современная германская историография стоит на почве признания вины Германии за развязывание Первой и Второй мировых войн. В немалой степени это «позволяет исторической науке наших дней сделать шаг по пути раскрытия глубинных истоков войны» (106, с. 54–55).>>
{Какой же тут шаг-то можно сделать? Разве что "разделить" с германскими коллегами вину, признать, что обе войны развязали мы в кооперации с Германией, дабы никакая тень не падала на англо-американских партнёров?}
<<Уже тогда, в 1990–е годы, большинству российских историков стали «тесными» рамки закономерности в марксистском понимании слова и они предпочли от них освободиться. На смену догматическим стереотипам, монополии марксистско-ленинской идеологии и методологии пришли многомерность и вариантность исторического развития. Высказывалось убеждение в том, что исторический процесс в России, как и в других странах, развивался не по шаблонной схеме «или – или, иного не дано», а инвариантно и комбинированно. В предвоенные годы еще не были утрачены возможности мирного эволюционного развития страны (163, с. 19).>>
{Даже удивительно, что автор обзора не приписал историкам старой школы намерения "всё отобрать и поделить". Но общая направленность не может не радовать. Из того, что в истории могут реализоваться разные варианты и "комбинации", вероятно, следует, что в истории не прослеживается причинность, история ничего не объясняет, ничему не учит и не обладает никакими прогностическими возможностями. А это, канальство, заманчиво!}
<<«Уход со сцены» идеологической монополии, свободный доступ к архивам и широкие контакты с зарубежными коллегами благотворно сказались на научной деятельности ученых, на состоянии их исследований. Нет уже безраздельного господства теории
48
империализма при объяснении причин мирового конфликта, не застилает весь историографический горизонт «борьба партии большевиков», раритетными стали экскурсы историков в «рабоче-крестьянскую тематику», - революция 1917 года перестала закрывать собой Великую войну.>>
{Ах, какая прелесть! Ну не нравятся нам большевики, там займемся борьбой "Союза Михаила Архангела". А, то, что предшественники наработали по большевикам, постараемся не вспоминать. Ну и пролетарии нам не нравятся, это уж само собой. Займёмся интимной жизнью столбовых дворян. И гранты выделяют, да и самим интересно. А уж в том, что без революции война станет понятнее, сомнений никаких и нет. Последующие события не содержат в себе ключа для понимания событий предшествующих. Напротив, они только затемняют и искажают смысл того, что было раньше. Это же элементарно, Ватсон!}
<<В последние годы произошли качественные изменения самой парадигмы исследовательского поиска, что, в свою очередь, привело к возникновению новых направлений в историографии Первой мировой войны. Исторические исследования о войне «все в большей степени входят в общее русло новых веяний и новых подходов, распространенных в мировой исторической практике» (110, с. 7).
Достижения зарубежной науки у нас «прописались» как родные. По крайней мере, историки, елико возможно, стремятся к познанию истины через многообразие гуманитарных наук (113) с калейдоскопом их новаций (антропологизм, междисциплинарность исследований, «лингвистический поворот» и др.). Примером того, что все больше исследователей переходит к использованию междисциплинарной методологии, творчески применяя подходы, характерные ранее для других смежных наук: политологии, социологии, культурологии, психологии, географии и т.п., может служить военная антропология, изучающая поведенческие модели и системы представлений людей, вынужденных бороться за выживание в страшных условиях на фронте и в тылу. Ученые обратились к изучению вопроса о том, насколько тотальная война изменила облик общества, поведенческие стереотипы населения, характер социальных институтов и государственных структур.>>
{Очаровательно. Велосипед изобретён! А что бы не почитать "Положение рабочего класса в Англии" Фридриха Энгельса? Вы удивитесь, но междисциплинарный подход там реализован с некоторым блеском. И случилось это в 1845 году.}
<<Они обращают первостепенное внимание на культурный контекст поведения человека, исследование культурных форм, на историю повседневности. Освещаются представления простых людей о жизни и смерти, особенности их обыденной жизни, болезни, голод, преступления и многие другие вопросы. В частности, Е.С. Сенявская освещает ряд существенных сторон в менталитете сражавшихся: образ врага, патриотизм и война, женщина на войне, война и религия и др. В центре её исследований – человек, его менталитет, психология, духовная сфера (128, 129). О.С. Поршнева также подчеркивает, что
49
центральным звеном всех психологических измерений войны является проблема «человек на войне». Изучение человека на войне, его переживаний, настроений, мыслей, ощущений – важнейшая составляющая изучения ментальной истории войны. Автор справедливо считает, что особую актуальность приобретает рассмотрение менталитета и поведения наиболее многочисленных общественных слоев российского общества – «народных низов» – крестьян, рабочих и рекрутированных из их рядов солдат. В годы Первой мировой войны в условиях ослабления власти, а затем и основ социальной стабильности в целом их действия, представления, образы, надежды, чаяния, иллюзии и разочарования определили в конечном счете характер социальных сдвигов тектонического масштаба. Не столько усилия политической элиты или революционных вождей, сколько социокультурные стереотипы сознания и поведения народных масс, определяющие специфику национального менталитета, повлияли на характер трансформации российского общества и определили важнейшие тенденции его развития в дальнейшем (112, с. 4).
О.С.Поршнева осмысливает истоки формирования социокультурных предпочтений масс, а также факторов и динамики их эволюции под влиянием модернизации, революционного кризиса начала XX в. и Первой мировой войны. Это новаторское исследование О.С.Поршневой тем более важно, что «построить модели описания Российской революции без новых исследований истории рабочих, почти забытой в современных исследованиях», невозможно (70, с. 567). Такие исследования, действительно, редкие «гости» в новейшей историографии (3, 20, 63). Работа же О.С.Поршневой подтверждает, что в науке на новом витке ее развития «реанимируется» старый принцип, лапидарное определение которого дал еще Гёте: «Главный предмет изучения человечества – Человек». И вот человек, во всех своих проявлениях, на войне и в тылу, стал объектом изучения наших ученых. История куётся каждый день и каждым человеком. Ход истории, ее триумфы и трагедии зреют в повседневности. Тонко чувствующие люди это всегда улавливали. И в России времен войны – тоже. С.И.Федорченко, например, в разгар войны издавшая книгу «Народ на войне», в которой рассказала о том, как шли на фронт и что 50
думали о причинах войны солдаты, как относились они к «начальству» и к товарищам, как переносили болезни и раны, как говорили о врагах, что вспоминали о доме и что думали о войне и т. д. Замечу, что теперь, когда наши историки берут «на вооружение» и «транснациональную историю», подобный «антропологизм» не совсем ей чужд, хотя эта история по-своему рассматривает соотношение личности и общества и такое явление, как война.>>
{Во чудеса какие! Как только от отрицания марксизма как такового в интересах правящей олигархии и традиционных конфессий перешли к реальным исследованиям, так сразу повеяло чем-то знакомым, марксистским. Конечно! Историю творят массы, а не герои. И воспринимают происходящее массы по-своему, используя свой язык, свои образы, и историческую необходимость они осознают прежде всего на своём опыте. Об этом очень интересно писал В.И. Ленин в статье "Лев Толстой как зеркало русской революции". Но автор обзора уже почувствовал, что пора навести буржуазный порядок. }
<<В транснациональной истории слышен и знакомый отголосок нашей старой марксистской «песни», хотя и с ясным критическим «лейтмотивом». Сторонники этой истории против узких идеологических рамок марксизма, потому, что в нем единственными транснациональными деятелями истории оказываются буржуазия и пролетариат, в то время как в действительности идет гораздо более сложный процесс взаимодействия групп и ассоциаций. Но полностью отказываться от марксистской точки зрения на историю они считают неразумным, учитывая возможность освещать с её помощью современные глобализационные процессы. Для них ценен анализ, который совмещает культурное понимание нации с экономическим пониманием развития обществ и возможности личности развиваться в этих обществах, что дает полное представление об интересах человека как субъекта, который стремится к самореализации и в политическом, и в индивидуальном смысле. Он позволит проследить, насколько этот интерес совпадает с идеологическими конструкциями, которые ему навязываются государствам, близкими, и т. д. То есть сторонники транснационального подхода рассматривают человека как свободного гражданина мира.>>
51
{Полцарства за коня и проходную пешку! Где господин Шевырин видел марксизм, в котором действуют только буржуазия и пролетариат? Цитату в студию! Назовите книги, статьи, письма Маркса, Энгельса, Плеханова, Ленина, в которых исторический процесс выглядит столь примитивно. Может быть, автор подводит читателя к мысли, что классовый подход вообще устарел? Что же мешает ему высказаться прямо?}
**************************
Вот такая увлекательная картина, дорогие товарищи и уважаемые господа. Не нравится современным буржуазным историкам марксизм. Имеют полное право, скажу больше, обязаны его не любить. Скажу ещё больше, попытка "опрокинуть" марксизм может быть величественной и плодотворной. Читайте Макса Вебера. Невероятно интересно. Но что мы видим тут? Почему эклектицизм, безыдейность и откровенный антиинтеллектуализм возводятся в перл создания? Не отражается ли в убожестве российской буржуазной исторической мысли убожество самой российской буржуазии?
Оценили 16 человек
35 кармы