Полковник Хауз в Потсдаме

Продолжаю выкладывать отрывки из второй части большого очерка М.Н. Покровского "Америка и война 1914 г."  Начало здесь - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

В отрывке, очередь которого пришла сегодня, Покровский рассказывает о поезде полковника Хауза в Берлин в преддверии Первой Мировой войны.

http://militera.lib.ru/researc... 

Покровский М. Н. Империалистская война. — М.: Соцэкгиз, 1934. — 449 с. — Тираж 12 000 экз.

АМЕРИКА И ВОЙНА 1914 г.

II.

{3. Полковник Хауз в Потсдаме  1 июня 1914 года}

214
С англо-американской «дружбой» (читатель вероятно уже за­метил, что и это слово в данном сочетании не менее заслуживает кавычек, нежели полковничий чин Хауса) связаны не только неосуществившиеся мечтания Хауса о гегемонии Соединенных штатов в Америке, но и первое2 вмешательство американцев в европей­ские дела,—осуществившееся, но не давшее тех результатов, каких от него ждали в Вашингтоне.

В обширный кругозор «полковника» входили не только Англия и ABC, в него входила и Германия, притом со знаком, удивитель­ным для того, кто не понял бы диалектического характера англо-американского союза. Разговаривая с одним своим знакомым в ян­варе 1913 г. (NB: до начала дружбы с Греем), Хаус говорил ему:

«Я желал бы добиться лучших отношений между Англией и Герма­нией; если бы Англия была менее нетерпима к германской экспансии, между ними могло бы установиться согласие. Я думаю, мы могли бы по­ощрить Германию в ее попытках эксплоатировать Южную Америку за­конными путями, т. е. разработкой ее природных богатств и высылкою туда излишков своего населения; это было бы хорошо для Южной Америки и вообще имело бы благодетельные последствия»3.

В это время спор о мексиканской нефти и панамских пошлинах был еще во всей силе. Но гораздо позже, когда Англия и Америка давно уже «похоронили топорик» 4, в мае 1914 г., Хаус писал Виль­сону:

************************

2 Первое при Вильсоне: предыдущие случаи такого вмешательства—Рузвельта в 1903 и потом в 1905— 1906 гг.— выходят из рамок нашего рассказа.
3 House, I, р. 245—246.
4 «Похоронить топорик», или томагаук—обычный символ мира у краснокожих Северной Америки, знакомый всякому, кто читал Купера.

215
Лучшим шансом для мира было бы соглашение между Англией и Германией в вопросе о морских вооружениях, но для нас было бы не совсем выгодно, если бы они слишком тесно сблизились между собою»1.

Явный перевес Англии над Соединенными штатами в Южной Америке вынуждал искать противовеса. Союзник Англии, Штаты, не желали полного и окончательного разгрома Германии: если этот разгром осуществился, это было неудачей политики Вильсона. Из двух «друзей» тот, который жил по сю сторону Атлантического океана, был гораздо хитрее и ловчее заокеанского «брата Ионафана». Ионафан, несметно богатый, но неуклюжий и застенчивый провин­циал—столичным жителем его сделала именно война—понимал иногда, что его водят за нос: мы скоро увидим поразительные по своей откровенности афоризмы Хауса на этот счет. Но сопротивляться ловкому и нахальному Джон Булю2 не мог—просто уменья не хватало—и давал себя использовать то тут, то там, являясь своего рода «эксплоатируемой» стороной почти везде.

Результатом этих противоречивых влияний, желания спасти Германию от разгрома и оказать услугу своему союзнику (а в то же время и оттянуть развязку до того момента, когда Соединенные штаты сделаются одною из решающих военных держав) явилась мало кому известная поездка Хауса в Европу в мае—июне 1914 г., перед самым началом войны. Об этой поездке Вильгельм сказал однажды, уже после своего падения, что она «едва не предупредила мировую войду». Это конечно такое же огромное преувеличение, как и то высокое мнение о своих подвигах, какое с неподражаемым самодо­вольством высказывает в своих письмах сам «полковник». Но что поездка Хауса в Берлин была чрезвычайно серьезной английской разведкой перед самой войной—разведкой, может быть действи­тельно в самом окончательном счете определившей решение Англии воевать,—это не подлежит сомнению.

Мысль о поездке Хауса в Европу зародилась во время тех раз­говоров с Тиррелем [Уильям Тиррель - личный секретарь Эдуарда Грея, министра иностранных дел Великобритании], которые велись в декабре 1913 г. и непосред­ственным результатом которых было соглашение о мексиканской нефти и панамских пошлинах. Хаус приписывает инициативу себе,— но его собеседник так быстро вошел в курс дела (в течение одного разговора, не попросив минуты на размышлёние), что невольно является подозрение: не привез ли Тиррель проекта с собою и лишь очень ловко заставил американца высказаться первым. Во всяком случае план поездки был дан Тиррелем—Хаус этого и не скрывает: сначала (!) в Берлин, там говорить с кайзером, канцлером и мини­стром финансов (Тиррель едва ли не имел в виду «финансовые круги»), лишь потом в Лондон. Ехать безо всяких официальных полномочий, частным человеком,—тут англичанин очень польстил «полковнику», предупредив его, что даже и в этом качестве ему придется отбиваться

**************************

1 House, I, р. 255. Разрядка моя.—М . П .

2 «Джон Буль» и «брат Ионафан»—старинные насмешливые прозвища англичан и американцев.

216
от чрезвычайных почестей, которыми будто бы готовы осыпать его немцы,—но тем не менее «частному человеку» было обещано снабдить его всеми документами, какими только располагает британское министерство иностранных дел по переговорам об обоюдном разо- ружении Англии и Германии на мере.

Хаус готовился к поездке очень обстоятельно, подробно ин­тервьюируя всех американцев, которые бывали в Берлине и вра­щались там в высших правительственных кругах. Характерно, что, чем лучше эти американцы знали придворный и крупнобюрократи­ческий Берлин, тем большее удивление вызвал у них проект Хауса. Характерно и то, что уже в этих разговорах в числе стран, куда можно допустить германскую экономическую экспансию, рядом с Центральной и Южной Америкой появляются «Малая Азия и Пер­сия»—предметы отчасти вожделения, отчасти уже и обладания друга и союзника Георга V Николая II. Мы сейчас увидим, что тут именно нащупывалась ось всей комбинации,—и что ось опять-таки была английского изделия. Уже в январе 1914 г. «полковник» имел кален­дарный план передвижений Вильгельма на всю первую половину года (до конца лета). Американский редактор бумаг Хауса имеет добросовестность отметить, что в этом плане имелась и поездка кайзера в Норвегию, каковую поездку антантовская публицистика стремилась изобразить как маскировку военных приготовлений Гер­мании. Что Германия решила войну в июле уже с января 1914 г., этого не осмеливается утверждать даже антантовская публицистика, даже она датирует австро-германский «заговор» с 5 июля. Таким образом бумаги Хауса дают лишний аргумент тем, кто думает, что война 1914 г. застала Германию врасплох.

Готова или не готова Германия воевать—в получении ответа на этот вопрос был повидимому главный смысл поездки Хауса для тех, кто эту поездку инсценировал. Планы самого Хауса были ко­нечно шире, но с этими планами случилось то же, что с панамери­канским «пактом». Как видно из его письма к Вильсону от 26 июня 1914 г., перед «полковником» носилась картина некоего капитали­стического (можно бы даже сказать ростовщического) рая, где «Америка, Англия, Франция, Германия и другие дающие взаймы и развивающие нации» великодушно распределяют деньги «за разум­ные проценты» и «на благоприятных условиях»—таких однако же, при которых «займы могли бы быть разумно обеспечены»1. Англи­чане весьма учтиво соглашались разговаривать на эту тему, прекрасно понимая, что никаких практических последствий из этого получиться не может, не считая того, что разговор происходил за два дня до убийства Франца-Фердинанда, когда Европа сразу начала спу­скаться куда глубже ростовщического капитализма, в слои чистей­шей «феодальной формации» и внеэкономического принуждения. Пусть читатель—ежели он изучал эту эпоху по книге академика Тарле—не волнуется чересчур: я вовсе не хочу намекнуть, что со

******************************

1 House , I, р. 271.

217
беседники Хауса что-нибудь знали о готовящемся убийстве. На­против, как сейчас увидим,, есть основания думать, что организа­торы последнего именно англичан в свои планы не посвящали— не потому, что бы они были сверхъестественно высокого мнения об английских добродетелях, а потому, что скрывание подобных ве­щей именно от англичан определялось условиями игры. Ибо то, что в виде намека мы уже видели в одной записи Хауса, стало дальше лейтмотивом всей «авантюры» когда из-за всего этого миража стало выступать что-то реальное, то реальное оказалось сделкой Англии с Германией за счет России.

Нет сомнения, что Тиррель был очень откровенен со своим со­беседником и рассказал «полковнику» гораздо больше, чем можно было прочитать не только в газетах, но и в разных «синих книгах». Отправляясь в Берлин, Хаус прекрасно представлял себе реальные европейские отношения—и в сущности новейшие американские исто­рики мировой войны, Fay или Barnes, недалеко опередили его в этом. Между тем «полковник», будучи человеком весьма смышленным—умнее своего друга Вильсона конечно,—гениальным дипло­матом и мыслителем исключительно сильной дивинации отнюдь не был. Ежели он так хорошо понимал, очевидно, кто-то дал ему весьма толковые объяснения. Уже в первом письме из Берлина (от 29 мая) он писал президенту:

«Как только Англия согласится, Франция и Россия нападут на Германию и Австрию. Англия не хочет, чтобы Германия была совершенно раздавлена, потому что тогда ей придется одной считаться с ее старым врагом, Россией; но если Германия будет настаивать на постоянном уси­лении своего флота, у Англии не будет выбора» 2.

Дальше следовало уже цитированное мною место о невыгод­ности для Соединенных штатов и слишком тесного сближения Ан­глии и Германии.

Любопытнее всего, что Хаус не только писал это в письме к своему интимному другу, но и говорил добрую часть этого таким людям, как адмирал фон Тирпиц. С главой германского флота он встретился за обедом у американского посла Жерарда, почти на другой же день по своем приезде в Берлин. Они пробеседовали «почти час»—и один из аргументов, пущенных в ход Хаусом, чтобы убедить главу не только германского флота, но и германской воен­ной партии (что «полковник» опять-таки отлично знал) насчет жела­тельности для Германии столковаться с Англией, был тот, что «Ве­ликобритания не хочет разгрома Германии, потому что этот разгром оставит ее одну лицом к лицу с ее старым врагом, Россией»: букваль­ное повторение фразы из письма к Вильсону—или, лучше сказать, буквальное ее предвосхищение, поскольку разговор с Тирпицем происходил за два дня до написания этого письма; формулировка

**************************

 1 The great adventure—название, под которым проф. Сеймур дает весь рассказ об этой поездке Хауса. Так называл ее и сам «полковник».

2 House, I, р. 225. Разрядка моя.— М . П.

218
очевидно нравилась Хаусу. И то же самое, с еще большим подчер­киванием, было повторено при разговоре с самим Вильгельмом. Но разговор этот стоит привести подробнее.

Вильгельм II — гроссадмирал Германского флота. Картина Адольфа Беренса, 1913

«Полковник» очень добивался личного свидания с императором— притом не просто приема, «аудиенции», а непременно личной беседы. Когда одну минуту казалось, что это неосуществимо, Хаус при­грозил уехать из Берлина, не начиная дела. И тут обнаружилось, что Тиррель, рисуя перспективы, которые ожидают личного друга президента Вильсона в Берлине, не выдумывал на чистом месте, но только сгущал краски. Частное лицо, простого американского туриста, не только приняли, но встретились с ним в весьма торже­ственной обстановке и удостоили если не часовой, то получасовой беседы с глазу на глаз. Для будущих историков одного этого факта будет совершенно достаточно, чтобы притти к заключению, что в этот день, 1 июня 1914 г., Вильгельм воевать отнюдь не желал. Что за Хаусом стоит не только Вильсон, но и английское министер­ство иностранных дел, он, разумеется, прекрасно знал.

Встреча произошла на большом военном празднике германской армии, в Потсдаме, когда по традиции император сидел за одним столом с солдатами своей гвардии, ел их обед и пил с ними из одного стакана. Инсценировка для представителя американской «демократии» была построена весьма удачно. У нас, мол, тоже демократия, но со штыками... За обедом было только два иностранца— Джерард и Хаус; им были отведены места прямо против императора и его семьи; по правую руку от Хауса сидел военный министр фон Фалькенгайн. Это уже была спекуляция на тщеславие американского мещанина. После этого обеда и состоялась та беседа, ради которой Хаус ехал в Германию. Из-за этой беседы был даже задержан на несколько минут экстренный поезд, который должен был отвезти императора и его гостей обратно в Берлин. Это очень волновало аккуратную хозяйку дома, германскую императрицу, но Вильгельм все говорил и говорил—и его не смели прервать.

Оказалось, что по части широты планов германский император ничуть не уступал американскому «полковнику» из Техаса—и даже способен был «углубить вопрос». Он, в довершение ко всему прочему, . поставил еще и расовую проблему.

«Он говорил,—записывал Хаус в тот же вечер,—о том, как безумно со стороны Англии входить в союзы с латинской и славянской расой, которым чужды наши идеалы и цели, и которые являются колеблющимися и ненадежными союзниками. Он говорит о них, как о народах полуварварских, а об Англии, Германии и Соединенных штатах, что они пред­ставляют собой единственную надежду прогрессирующей христианской цивилизации».

«Об Англии он говорил тепло и с восторгом. Англия, Америка и Германия—родственные народы, и должны теснее сплотиться. О других народах он был; неважного мнения...»

В ответ на эти излияния Хаус и развил знакомую уже нам мысль еще более резко и определенно, чем в разговоре с Тирпицем—и даже чем в письме к Вильсону.

219
«Я выразил мысль, что Россия является величайшей угрозой для Англии и что последней было бы выгодно, чтобы положение Германии было таково, чтобы она могла сдерживать Россию и служить барьером между Европой и славянами. Я без труда добился его согласия с этим мнением» (еще бы!).

Думал ли в эту минуту Николай II, что его голову какой-то американец подносит на блюде «другу и кузену Вилли»—и что друг и кузен с благосклонной улыбкой принимает дар?

Дело пошло гораздо туже, как только собеседники коснулись морских вооружений. Оказалось, что всей восторженной любви Вильгельма к Англии далеко недостаточно, чтобы уменьшить гер­манский флот хотя бы на один броненосец, причем император весьма ловко использовал аргумент, подсунутый ему Хаусом: как же, говорил он, я буду держать Россию под шахом без флота? Единственное, чего здесь мог добиться Хаус, было согласие вступить по этому предмету в переговоры с Англией—частным, неофициаль­ным путем—через американцев. И тут Хаус должен был убедиться, что у феодального властелина руки гораздо более связаны, чем у де­мократического американского президента. С Вильсоном Хаус привык переписываться запросто через голову Брайана и официальной американской дипломатии, а когда дело дошло до переписки Хауса с Вильгельмом, оказалось, что нужно писать через «нашего друга Циммермана в министерстве иностранных дел...»1.

В сущности гора родила мышь: от великолепных планов Хауса не получилось никакого конкретного результата. Ясно было одно— Вильгельм воевать сейчас не хочет. Сейчас Германии война невы­годна: «Германия была бедна, она становится богаче, и еще несколько лет мира сделают ее совсем богатой», говорил Вильгельм все в той же беседе. Когда она будет совсем богатой, тогда она со своим водяным и воздушным флотом (значение последнего Хаус оценил сразу) начнет с кем следует серьезные разговоры; но пока ей воевать невы­годно. Это не был результат для Хауса, но это было ценное указа­ние для пославших его англичан: если для Германии война сейчас невыгодна, то ясно, что нужно воевать как можно скорее. И с этой стороны поездка Хауса опять была весьма кстати: получив почти официальное предложение переговоров, и не такой простоватый человек, как кайзер, почувствовал бы себя, хотя на время, в безо­пасности. Это чувство безопасности можно было еще усилить, по­дарив—или даже только посулив—Германии часть шкуры русского медведя. Этот зверь становился все нахальнее. Он дерзко запускал лапу на стол, за которым англичане привыкли кушать одни, и тащил оттуда всякий кусок, какой ему приглянется. Отношения между Англией и Россией в Персии так обострились в это время, что союз объективно подвергался некоторому риску.

***********************

1 Весь текст этой записи Хауса занимает стр. 259—264 I тома.