Склад пушечного мяса

Предыдущий отрывок из большого очерка Покровского здесь - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Вероятно, Михаил Николаевич не ведал, что история не знает сослагательного наклонения. Если бы России поводила самостоятельную империалистическую политику, полагает он, то воевала бы она в союзе в Германией против США и Англии (и примкнувших к ним). А если бы Англия и Германия договорились (на английских условиях, разумеется), то Россию могли бы выдать Германии на расправу. А вышло так, как вышло. 

http://militera.lib.ru/researc... 

Покровский М. Н. Империалистская война. — М.: Соцэкгиз, 1934. — 449 с. — Тираж 12 000 экз.

АМЕРИКА И ВОЙНА 1914 г.

II.

{4. "...в глазах Америки, Англии и Франции царская Россия была только складом пушечного мяса..."}

219

Трения начались давно. Уже в 1912 г. в Бальморале Сазонову пришлось разговаривать с Греем и на эту тему. Положение не улучшилось с тех пор. Только за первое полугодие 1914 г. в архиве

220

бывшего министерства иностранных дел имеется до 30 крупных документов, посвященных этому сюжету. Переписка Лондона и Петербурга занята в этом месяце персидским вопросом почти на 50%, а личная конфиденциальная переписка Сазонова и Бенкендорфа— на 90%. Причины трений были разнообразные. Формальным аргументом англичан была военная оккупация русскими северной Персии (по конвенции 1907 г., признанной входящей в русскую сферу влияния), делавшая русских консулов фактическими правителями этих персидских провинций. На самом деле источником споров была «нейтральная зона» между русской и английской сферами влияния,—по существу не поделенная соглашением 1907 г., часть Персии, которой заранее было суждено стать яблоком раздора двух «дружественных» империализмов; ибо в Персии, как и в Монголии, столыпинская Россия выступала как подлинная империалистическая держава, со всеми присущими такой державе атрибутами.

Для характеристики настоящего, а не воображаемого «русского» империализма нет более ценного материала, чем дипломатическая переписка по персидским, и монгольским делам за этот период1.

Здесь мы берем выдержки только из тех «персидских» документов, которые непосредственно граничат с поездкой Хауса в Берлин и рисуют положение, как оно стояло перед убийством Франца-Фердинанда. Уже в личном письме Бенкендорфа Сазонову от 7/20 мая 1914 г. мы находим весьма любопытную постановку всего вопроса:

«что отношения Антанты с державами тройственного союза (т. е. с Германией в первую очередь.—М. П .) стали менее натянутыми, даже улучшились, в этом не может быть сомнений», писал Бенкендорф, В Англии, заканчивал он свое письмо, складывается убеждение, которое нужно «вырвать с корнем»: это, что соглашение 1907 г. было по отношению к Англии надувательством («L’AngJeterre a.conclu un marche qui s ’est trouve etre un тагсЬё de dupes»). Не менее выразительную цитату из рассуждений Грея мы находим в начале телеграммы от 29 мая/11 июня. Разговор шел по поводу статей «Таймса», инспирированных «англо-персидской нефтяной компанией», которая особенно рьяно стремилась проникнуть в заповедную «нейтральную» зону. Совершенно неожиданно по обыкновенной формальной логике из-за этой компании у Грея вдруг выскочила Германия.

«Он (Грей) сказал, что с Германией то же самое; что он не знает, какими средствами Германия обрабатывает (английскую) прессу, но что она пользуется всяким расхождением двух правительств (английского и русского) по поводу Персии». «Грей сказал мне, что с 1907 г., частью благодаря внешним обстоятельствам (но частично, значит, и вследствие сознательных усилий царского правительства), влияние России в Персии явно усилилось, тогда как английское влияние шло в обратном направлении до такой степени, что это начинает затрагивать реальные английские интересы. Он мне сказал, что это прогрессирующее усиление (русского влияния) создает английскому правительству крупные и чрезвычайно

******************************

221
серьезные затруднения и постоянно используется как противниками англо-русского соглашения в самой Англии,таки нашими врагами в Германии.

Эту точку зрения он мне развивал особенно обстоятельно, чтобы я обратил на нее ваше внимание».

В частном письме , которое служило комментарием этой телеграмме, Бенкендорф объясняет, что тактика Грэя в этом вопросе диктуется английским общественным мнением (читай: интересами нефтяников и колониальной буржуазии), 

«с которым Э. Грей считается и не может не считаться. Если бы он этого не делал, он был бы сломлен и с ним вместе были бы сломаны и конвенция (1907 г.) и Антанта»(разрядка моя.—М. П.). «Если бы соглашение 0 Персии выродилось и потеряло силу, моральные узы Антанты были бы разорваны, и она перестала бы существовать»

«Великолепный тип старого славянина» был сильно напуган Греем. Конечно Антанта держалась на гораздо более прочных якорях, чем Русско-английское соглашение по поводу Персии. Но на случай действительного соглашения Англии с Германией по морскому вопросу Персия могла сыграть роль великолепного предлога, чтобы повернуться к России спиной. Во всяком случае испуган был не один Бенкендорф.

« Я должен вам передать сообщение, которое мне строго конфиденциально передал Камбон! Он мне сказал, что по его личным сведениям, которые могут итти только из Тегерана, отношения между двумя посольствами (английским русским) внезапно чрезвычайно испортились,—и он мне выражал по этому случаю свои живейшие опасения».

Что тревога широко захватывала французские правящие круги, свидетельствуется тем фактом, что Пуанкаре ехал в Петербург, между прочим, и с целью поправить испортившиеся из-за Персии русско-английские отношения2, - он понимал, что оставлять в начинающейся войне в руках Англии такой предлог выйти из Антанты было бы более чем рискованно. Дальнейшее поведении Англии, как мы увидим ниже, слишком оправдывало подобные опасения.

Тем более, что Англия угрожала не только на словах. Почему не была подписана англо-русская морская конвенция, переговоры о которой начались по инициативе Франции ещё в апреле? Предлогом были просочившиеся в Германию сведения о ней, - причём стороны сваливали друг на друга - и на французов - вину за "нескромность" и "болтовню".

 Но «персидская» переписка почти не оставляет сомнений, что причиной неудачи было именно русско-английское охлаждение из-за восточных дел. Это охлаждение всего ярче отразилось. в почти истерическом письме Сазонова к Бенкендорфу от 11/24 июня 1914 г . Цитатам из этого письма я и закончу характеристику конфликта двух империализмов.

«Если бы дело шло только об обуздании ичрезмериого усердия некоторых из наших консулов] - писал Сазонов, - дело не представлялось бы

***************************

1 Французский посол в Лондоне.

2 F а V, Origins  of the World W a r , И , p . 278.

3 В одном письме Бенкендорф говорит, что русские консулы в Персии <<держат в руках Судьбу Антанты».

222
трудностей, но есть нечто большее, и это большее, что меня смущает, это убеждение, сложившееся уже довольно давно, что англо-русское соперничество в Персии возобновилось. Ни Грей и ни один англичанин в этом не признается, но это так. Соглашение 1907 г. не дало Англии тех выгод, которых она ожидала с точки зрения своих местных интересов,— потому что главный ее интерес, политическая безопасность индийской границы, перестал быть источником постоянного беспокойства каждого английского правительства и перешел в разряд исторических воспоминаний. Англичане чувствуют себя в безопасности, но в то же время они начинают замечать, что их торговля и их влияние в Персии уменьшаются, уступая место нашим».

Раздражение довело Сазонова в теории почти до экономического материализма, а в области практики до прямых угроз.

«Прием, какой оказали французским предложениям Грей и английский кабинет, позволял нам надеяться на скорое заключение соглашения между нашими генеральными штабами. Проявляющаяся теперь тенденция оттянуть это соглашение не может нас успокоить. Я не могу от вас скрыть, что мне будет крайне трудно, если не невозможно, добиваться согласия императора на очень важные уступки, которые мы расположены сделать Англии в Тибете, если Англия уклонится от подписания морской конвенции, переговоры о которой начались по инициативе Франции».

«Пусть англичане не забывают Ковейта, всего Персидского залива, Афганистана и Белуджистана. Напомните им при случае, в каком положении находятся эти страны1. От Лондона до Тегерана далеко, но от Москвы до Тавриза расстояние не очень большое». 

Я не привожу других перипетий персидского вопроса—письма Георга V к Николаю, английского меморандума и т. д. Это отвлекло бы нас слишком далеко от темы настоящего очерка. Для нас важно лишь влияние персидских «недоразумений» на отношения внутри Антанты. Влияние это было таково, что у Сазонова и его группы должно было явиться стремление вызвать европейскую войну раньше, чем Англия и Россия из-за Персии окончательно поссорятся, Англия же и Германия может быть на долгий срок помирятся. Не для возникновения войны 1914 г., но для момента этого возникновения англо-русский спор имел первостепенное значение. Для Сазонова это был безусловный мотив для того, чтобы спешить, для Грея—условный, на случай невозможности добиться соглашения с Германией, ибо ведь заключить соглашение с Германией могла не только Англия, могла и Россия...

Когда 17 июня Хаус увиделся в Лондоне с Греем, Тиррелем и Пэджем (последний функционировал только в качестве хозяина дома: его друг находил, что американскому послу лучше не участвовать в подобных совещаниях, ибо «это может придать им официальный характер, которого следует избегать»), 

«отношения между Россией и Британской империей обсуждались совершенно свободно и с полнейшей искренностью. Сэр Эдуард объяснил, что Великобритания и Россия соприкасаются в стольких пунктах земного шара, что некоторого рода доброе согласие между ними необходимо.—

************************************

1 Намек на слова Бенкендорфа, что англичане не потерпят, чтобы северная Персия превратилась в «русский Египет».

223
Я выразил мысль, что следовало бы (англичанам) позволить Германии содействовать развитию Персии. Он сказал, что может быть хорошо было бы их (Россию и Германию.—М . П.) натравить одну на другую «it m ight be good move to play the one against the other»), но немцы так агрессивны, что это могло бы быть опасно. Сэр Эдуард прекрасно понимал необходимость для Германии держать флот, соответствующий ее морской торговле и достаточный, чтобы защищать ее от России и Франции» (!) Через несколько дней английский министр иностранных дел прибавил к этому, что «между Англией, Францией и Россией нет письменного договора и что их доброе согласие основано только на (обоюдной) симпатии и решимости соблюдать интересы друг друга»1.

Совершенно очевидно, что «симпатия» нисколько не помешала бы английским империалистам предать не только русских, но и французских,—если бы только, разумеется, Вильгельм пошел на основное английское требование: отказ от всякого соперничества с Англией на море. Мы увидим впоследствии, что эта черта английской политики была очень устойчива и что еще в дебатах по поводу условий перемирия, в октябре 1918 г., англичане, требуя полного уничтожения Германии как морской державы, употребляли всяческие усилия, чтобы сохранить что можно от ее сухопутного могущества; они сдались в этом пункте только перед ультимативными требованиями Фоша и Клемансо, поддержанных американским военным командованием. Флотская проблема стояла в центре всего англо-германского конфликта: с какого бы конца мы ни подходили к вопросу, решение всегда получается одно и то же. Мы видим также, какими «патриотами своего отечества» на свой лад—бессознательно конечно—являются те молодые русские ученые, которые придают ужасно какое большое значение «русскому» империализму в вопросе о возникновении войны 1914 г. Поскольку русский империализм был самостоятелен, он раскалывал Антанту, а не усиливал ее.

Если бы такой самостоятельный русский империализм был достаточно развит и если бы именно он определял политику последнего Романова, а не интересы помещичьего государства с его хлебным экспортом и т. д., вся картина войны 1914 г. была бы совершенно иная. Мы имели бы тогда, может быть, военно-политический блок Англии и Соединенных штатов с самого начала (может быть, с участием Франции и Японии и наверно с участием Турции на стороне Англии) против Германии и России, с главным русским фронтом в Закавказье, Персии и Афганистане, а не на Висле и Карпатах.

Если дело сложилось совершенно иначе, то лишь потому, что в глазах Америки, Англии и Франции царская Россия была только складом пушечного мяса, не больше. А поскольку она переставала быть только складом, она превращалась во враждебную силу—и надо было «натравить» на нее Германию.