"...думает ли он, что Великобритания объявила бы войну Франции, если бы та нарушила бельгийский нейтралитет..."

Предыдущий отрывок из большого очерка Покровского здесь - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

http://militera.lib.ru/researc... 

Покровский М. Н. Империалистская война. — М.: Соцэкгиз, 1934. — 449 с. — Тираж 12 000 экз.

АМЕРИКА И ВОЙНА 1914 г.

II.

{5. Вкрадчивое миролюбие англичан}

223

... в глазах Америки, Англии и Франции царская Россия была только складом пушечного мяса, не больше. А поскольку она переставала быть только складом, она превращалась во враждебную силу— и надо было «натравить» на нее Германию

Но это последнее предполагало англо-германское соглашение по морскому вопросу. При отсутствии этого соглашения—Хаус это совершенно отчетливо формулировал, как мы видели,—«у Англии не было другого выхода», как воевать вместе с Францией и Рос-

224

сией против Германии. В возможность этого соглашения: со всём пылом неофита верил Хаус. В него, после опыта 1912 г., почти совершенно не верил Грей. Но поддерживать в Вильгельме иллюзию, что соглашение возможно, было практически полезно. 3 июля {NB: после убийства Франца-Фердинанда!) Тиррель сказал Хаусу, что:

«сэр, Эдуард Грей хотел бы, чтобы я (Хаус) передал кайзеру те впечатления, какие у меня получились от нескольких разговоров с этим (т. е. английским) правительством в отношении установления лучшего согласия между народами Европы, и попытался получить ответ до моего отъезда (в Америку). Сэр Эдуард сказал, что он не желал посылать что- либо официальное или вообще письменное—из страха задеть чувствительность французов и русских, в случае если это стонет известно. Он думает, что это одна из таких вещей, которые лучше всего делать неформально и неофициально. Он сказал также Пэдж у, что у него был длинный разговор с германским послом по тому же сюжету и что (Грей) поручил тому передать об этом непосредственно императору»1.

Хаус не заметил, что версии Тирреля и Пэджа исключают друг друга. Если Грей не хотел выступить официально, то зачем же было разговаривать с германским послом? Ведь с Лихновским Грей не мог беседовать «по душе», как с Хаусом2.

7 июля Хаус написал наконец Вильгельму. В письме сообщалось, что Хаус практически видел всех главнейших членов британского правительства и пришел к убеждению, что они (члены английского кабинета) желают соглашения, которое заложит1 основание

***********************

1 House, I, р. 277.

2 В германских документах за этот период имеются два длинных разговора Лихновского с Греем: первый 24 июня, второй 9 июля. Оба разговора весьма любопытны,—но ни один из них не отвечает тому, что мы имеем в записи Хауса. Ни там, ни тут нет и намека на предложение повести переговоры о флотском вопросе. Напротив, в первом разговоре Лихновский, по его словам, даже «намеренно избегал касаться нашего флотского закона, так как я этой щекотливой темы еще ни разу не затрагивал в разговорах с министром (Греем) со времени моего прибытия в Лондон, и он до сих пор заботливо воздерживался от объяснений со мною по этому вопросу. Самый разговор происходил по инициативе не Грея, а Бетмана Гольвега, который, явно под впечатлением берлинских бесед с Хаусом, писал Лихновскому (16 июня), что войны, на которую науськивают германские и русские шовинисты, можно еще избежать, если мы оба (Англия и Германия) дружно выступим, как поручители, за европейский мир, в чем нам, поскольку мы будем преследовать эту цель с самого начала по общему плану, не ставят препятствий взаимные обязательства ни Тройственного союза, ни Антанты». Таким образом не Грей по собственной инициативе, а немцы повели разговоры «в развитие» берлинских предложений Хауса, и английский «друг» явно надувал последнего, изображая дело как раз обратно. Сделано это было конечно с целью подтолкнуть Хауса поскорее написать письмо Вильгельму (а то, мол, и без тебя обойдемся!). Содержание этой беседы, где Грей распространялся о необыкновенном миролюбии России, нет надобности приводить. Все эти рассуждения были тогда же оценены по достоинству германской дипломатией. «При разговоре, как и следовало ожидать,—написал на депеше Лихновского Циммерман,—Грей совершенно обошел Лихновского, укрепив в последнем убеждение, что он имеет дело с честным и правдивым государственным человеком» («Die deutschen Dokumente zum Kriegsanbruch», 1, 4, 7—8). Тиррель, говоривший с Хаусом 3 июля, мог иметь в виду только этот разговор. Разговора 9 июля, еще более интересного, я коснусь ниже.

225

вечного мира и безопасности. Англия должна по необходимости действовать осторожно, чтобы не задеть Франции и России; но, с изменением настроений во Франции, наступит постепенное улучшение отношений между Германией и этой страной, улучшение, которому Англия будет рада помочь1.

О возможности изменения настроения России, знаменательно, ничего не говорилось: не подсказывать же было Вильгельму, что Россия и Англия чуть ли не накануне разрыва из-за Персии? Подсказать нужно было другое, что Англия так же мало собирается воевать в данный момент, как и Вильгельм. Германские документы оставляли под вопросом один очень важный пункт: почему до 27— 28 июля Вильгельм так твердо верил в английский нейтралитет? Бумаги Хауса заполняют этот пробел. Вильгельму в эти именно недели сознательно внушалось, что Англия не прочь с ним столковаться за спиной Франции и России.

Повторяю еще раз, у нас, пока что, нет оснований думать, что английский кабинет был посвящен в секрет сараевского покушения. Наоборот, мы видели, что именно опасения разрыва с Англией из-за Персии, опасения, что Константинополь еще раз уплывет из рук и на этот раз неизвестно на какое время, по всей вероятности и побудило Сазонова и К-о пуститься во все тяжкие—и искать конфликта с Австро-Венгрией во что бы то ни стало. Что война с Австрией означает в то же время и войну с Германией, это было превосходно известно в Петербурге. Уилер, один из американских знакомых Вильгельма, передавал Хаусу: «Император (Вильгельм) говорил ему (Уилеру), что он (Вильгельм) предупредил Россию, что если та нападет на Австрию, он немедленно ее атакует» 2. Стало быть, для того чтобы получить европейскую войну и Константинополь, нужно было только вызвать на вооруженный конфликт Австрию. Что Англия вынуждена будет—при отсутствии морского соглашения с Германией—вмешаться в конфликт на стороне Франции и России, это Сазонов понимал также совершенно отчетливо.

«Нужно, чтобы англичане, с их исконной «островной» подозрительностью,—писал последний Бенкендорфу еще 2/15 апреля 1914 г.,—не теряли из виду, что они неизбежно должны будут принять активное участие в борьбе против Германии в тот день, когда последняя предпримет войну, целью которой может быть только нарушение в ее пользу европейского равновесия». Это было, в сущности, общим местом русской дипломатии. 15/28 июня Бенкендорф писал Сазонову: «то, что им (англичанам) дает Антанта, это—безопасность Индии и Персидский залив в то время, как мы являемся господами очень большой части Персии,— части, которая может увеличиваться, но главной, достигнутой нами гарантией является (страховка) против англо-германского соглашения. Два слова в пояснение этого вопроса. Оставляя в стороне крикливые но второстепенные элементы, кабинет и Грей остаются во главе решительного большинства либералов и решительного большинства юнионистов. В общественном мнении германские усилия достигли бесспорных успехов, но в глазах рядового обывателя единственная война, которая была и

****************

1 House, I, р. 279.

2 Запись Хауса под 1 января 1914 г., House, I, р. 252.

226

оставалась популярной, это война с Германией. Вот анализ базы, на которой Грей располагает свои батареи» 1.

Со временем понял это и Хаус. Летом 1916 г. он говорил одному из своих знакомых:

«Скучно слушать заявления англичан, что они дерутся за Бельгию и начали войну по этой именно причине. Я спросил (своего собеседника) думает ли он, что Великобритания объявила бы войну Франции, если бы та нарушила бельгийский нейтралитет, или что Великобритания не вмешалась бы в войну на стороне своих союзников, если бы Франция нарушила нейтралитет Бельгии. По моему цель вмешательства Великобритании в войну ничего общего с этим не имеет. Сила обстоятельства заставила ее стать рядом с Францией и Россией против центральных империй. Прежде всего потому, что Германия настаивала на том, чтобы иметь наиболее сильную армию и наиболее сильный флот, чего Великобритания не могла допустить во имя собственной безопасности»2.

Эта мысль видимо занимала Хауса, и он к ней вернулся в разговоре с Пэджем, два месяца спустя.

«Он (Пэдж) сказал, что британцам неприятны наши попытки добиться мира... Я не думаю, чтобы это было недостойным действием с нашей стороны, как это казалось Пэджу. Он заявляет, что никто из нас не понимает положения или тех высоких целей, которые британцы преследуют в этой войне. Я ответил, что нам тоже неприятны ломанье и лицемерие британцев,—например, в вопросе о Бельгии. Пэдж согласился, что британцы были бы союзниками Франции даже в том случае, если бы Франция нарушила бельгийский нейтралитет, чтобы легче проникнуть на территорию Германии» 3.

Уже в 1916 г. даже несколько наивным, но близко стоявшим к делу практикам была ясна нелепость «ритуальной легенды», которую еще в 1927 г. преподносили еще более наивной русской публике в ученых книжках как непререкаемую научную истину. Но ближе, чем Хаус, стоявший к английской кухне Пэдж понимал больше этого. Еще за два года до цитированного сейчас разговора он писал Хаусу, восторгаясь по обычаю ловкостью британцев. Восторг относился непосредственно к военно-организаторской деятельности Китченера.

«Но посмотрите на их дипломатию, —продолжал Пэдж,—конечно война идет в действительности между Германией и Англией; но Англия вмешалась не прежде, чем удостоверилась, что Россия и Франция воюют»1.

Итак, по мнению американского дипломата, для объявления войны Англией Германии нужно было, чтобы эта последняя уже была в войне с Россией и Францией. И это было не случайно, по оценке Пэджа: для этого, для создания такой комбинации понадобилось все искусство британской дипломатии. Это бросает свет на

**********

1 Даю выдержки из депеши Бенкендорфа по очень плохому переводу, сохранившемуся в архиве б. министерства иностранных дел. Оригинал конечно, как всегда, у «старого славянина» на французском языке.

2 House, II, р. 266.

3 Ibid., р. 320. И то, и другое—записи из дневника Хауса.

4 Письмо к Хаусу от 22 сентября 1914 г. Ibid., I, р. 340.

227

многое из предыдущего и кое на что последующее. Я сказал выше, что у нас нет данных, устанавливающих сопричастность английской дипломатии к сараевскому происшествию 28 июня 1914 г.