Продолжаю знакомить интересующихся с большим очерком М.Н. Покровского. Предыдущий отрывок здесь - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
Гаврило Принцип в тюремной робе в Терезине
http://militera.lib.ru/researc...
Покровский М. Н. Империалистская война. — М.: Соцэкгиз, 1934. — 449 с. — Тираж 12 000 экз.
АМЕРИКА И ВОЙНА 1914 г.
II.
<...>
227
Я сказал выше, что у нас нет данных, устанавливающих сопричастность английской дипломатии к сараевскому происшествию 28 июня 1914 г. Но вот что однако писал Пэдж [американский посол в Лондоне] 29 июля Вильсону:
«Он (Грей) сказал мне через день или два после убийства наследника австрийского престола, что он боялся того, что случилось, и худшего,- чем случившееся»1.
Допустим, что тут была только чрезвычайная сила дивинации, свойственная очень хорошим дипломатам. Можно также допустить, что Пэдж ошибся датой и что разговор его с Греем происходил не «через день или два» после убийства Франца-Фердинанда, а значительно позже. Словом, не будем ничего строить на одной фразе,— правда, из дипломатического документа, а не из газетного интервью. Но у нас есть не одна фраза из дипломатического документа, а целый ряд дипломатических документов, непререкаемо устанавливающих другой факт: знал или не знал Грей заранее об убийстве, но об австрийском ультиматуме он знал за достаточное количество дней до его предъявления, вполне достаточное, чтобы, если Грей это находил нужным,—предупредить ультиматум и европейскую войну.
Тут нам американские документы не дают чего-либо нового, но тут нового и не нужно. Факты известны достаточно давно и хорошо, так давно и хорошо известны, что само английское министерство иностранных дел не стало их скрывать, и соответствующая переписка опубликована в IX томе британских документов. 16 июля, ровно за неделю до предъявления австрийского ультиматума в Белграде, английский посол в Вене телеграфировал,1 Грею:
«Против сербского правительства выдвигается обвинение в соучастии в заговоре, который имел последствием убийство эрцгерцога. Обвинение будто бы основано на данных сараевского процесса. Мой информатор утверждает, что от сербского правительства потребуют определенных мер для обуздания, националистической и анархической пропаганды и что австро-венгерское правительство не намерено разговаривать с Сербией, но будет настаивать на немедленном безусловном подчинении, в противном случае будет употреблена сила. Германия будто бы совершенно согласна с таким методом действий, и думают, что остальная Европа будет сочувствовать требованию Австро-Венгрии, чтобы Сербия в будущем заняла более подчиненное положение... Я спросил, ожидают ли, что Россия останется спокойной, если против Сербии будет употреблена сила? Мой информатор ответил, что, по его мнению, Россия вряд ли будет покрывать убийц-националистов, но что во всяком случае Австро-Венгрия будет действовать, не считаясь с результатами. Она потеряла бы свое положение великой державы, если бы стала терпеть дальнейшие издевательства от Сербии».
На другой день в письме к одному из помощников Грея, Никольсону, посол давал дальнейшие подробности, указывая, от кого он получил свои сведения (это был бывший австрийский посол в Риме, граф Лютцов).
********************
Page, III, р. 126.
228
«Он видел обоих, Бертхольда и Форгача, на Валльплатц1 накануне и имел с ними длинный разговор. У него было очень серьезное лицо и он сказал, что не знает, понимаю ли я, как остро положение...»
Но, спросит читатель, мог ли Грей действовать на основании таких, хотя и вполне конкретных и в высокой степени авторитетных, но частных сообщений? В том-то и дело, что были не одни частные сообщения. На депеше Бунзена (английского посла в Вене) есть пометка сэра Эйри Крау, другого помощника Грея:
«Граф Таутмансдорф (австрийский поверенный в делах) говорил со мной об этом очень подробно сегодня (совершенно неофициально), высказывая те же самые взгляды...» 2.
Об австрийском ультиматуме в Лондоне знали от самих австрийцев за неделю. И как же на это реагировали? Вероятно так же, как реагировал Грей на самый ультиматум на другой день после его опубликования. Грей сказал тогда (это было 24 июля) Лихновскому, что это дело его, Грея, не касается—правда, на этот раз уже с оговоркой: «если это не вызовет осложнений между Австрией и Россией». Но что «это» не вызовет осложнений между Австрией и Россией, мог поверить только очень маленький ребенок, и сам Грей не надеялся на это ни одной минуты 3. Накануне отъезда Хауса обратно в Америку Тиррель передал ему, что «Грей желает, чтобы Хаус знал до своего отплытия, что австро-сербские отношения очень серьезно его (Грея) беспокоят...»4. Союзников надо было предупре-
***********************
1 Бертхольд—австрийский министр иностранных дел. Форгач—его помощник. Балльплатц—место, где помещалось министерство иностранных дел Австро-Венгрии,
2 Цитаты по Fay, The Origins of the World War, II, p. 247-—348.
3 Предварительно однако Грей давал Лихновскому определенные ручательства и на случай этих «осложнений». В разговоре 9 июля (по инициативе уже Грея) английский министр сказал, что «к своим тогдашним (в разговоре 28 июня.—М. П.) словам он сегодня ничего не может прибавить и может только повторить, что между Великобританией, с одной стороны, Францией и Россией— с другой, не существует никаких тайных соглашений, которые налагали бы на Великобританию какие-либо обязательства в случае европейской войны. У Англии руки совершенно развязаны, и она в случае континентальных осложнений может действовать совершенно свободно. Грей соглашался, что между Англией и Францией были кое-какие разговоры о военных сюжетах в 1906 и потом в 1911 гг., но «и эти разговоры, о которых впрочем он никаких подробностей не знал (!), отнюдь не имели агрессивного значения, поскольку английская политика как раньше, так и после, стремилась только к сохранению мира и попала бы в очень затруднительное положение, если бы вспыхнула европейская война». «На случай, если бы венский кабинет увидел себя вынужденным вследствие сараевского убийства решительно выступить против Сербии (eine schärfere Haltung gegen Serbien einzunebmen ), он (Грей) стремился бы склонить русское правительство к спокойному взгляду на этот вопрос и к примирительной политике относительно Австрии». Правда, тут следовали дипломатические оговорки насчет «славянских чувств», кои могут испортить все дело,—но в общем бедный Лихновский был опять «обойден» и заканчивал свою депешу словами: «Министр был в совершенно оптимистическом (Zuversichtlich) настроении и заявил весело (in heiterem Тоnе), что нет никакого основания относиться к положению пессимистически» (См. Deutsche Dokumente, I, 51—52).
*********************************
4 House, I, p. 282.
229
дить, что их услуги скоро понадобятся... Это было 20 июля, т. е. опять-таки за три дня до предъявления австрийского ультиматума.
Во время войны, когда гвалт антантовской публицистики заглушал все и вся и чисто механическим давлением влиял на нервы даже марксистов, в ходу было изображать события 1914 г. как предупредительную войну Германии против Антанты. Антанта готовилась напасть, Германия предупредила этот шаг Антанты, атаковав первая. Пущенный в ход немцами афоризм «лучшая оборона есть нападение» (die beste Deckung ist der Hieb) очень помогал распространению этой иллюзии. К своему несчастию, руководители германской политики лучше умели говорить, чем действовать. Англичане не оглашали воздуха звонкими афоризмами, но то, о чем немцы говорили, англичане осуществляли на деле. Война была, действительно, «предупредительной», но только не со стороны Германии, а со стороны Англии. Неизвестно, когда эта истина проникнет в сознание историков: новейшие американские исследователи, стоящие на «ревизионистской» точке зрения1, до сих пор уверены, что «виновниками войны» были только Франция и Россия,—а что Англия была втянута в войну почти случайно, чуть ли не благодаря личным ошибкам Эдуарда Грея (дипломатическое искусство которого эти авторы совершенно несправедливо отрицают). Американские практики в этом вопросе давно уже обнаружили гораздо большую проницательность. Еще накануне первого из объявлений войны Хаус писал Вильсону:
«Моим намерением было вернуться в Германию и еще раp повидать императора, но оттяжки (conservative delay) сэра Эдуарда и его собратий сделали это невозможным»2.
Уже тогда Хаус смутно догадывался, что «оттяжки» не были совершенной случайностью. Восемь месяцев спустя он формулировал свои мысли по этому поводу еще более отчетливо.
«Для меня ясно,—писал Хаус в своем дневнике 15 апреля 1915 г., — что император (Вильгельм) не желал войны и не ожидал ее в настоящее время. Он глупо позволил Австрии создать острое столкновение с Сербией, решив, что если он твердо поддержит своего союзника, Россия ограничится более или менее энергичным протестом, как она сказала, когда Австрия аннексировала Боснию и Герцеговину. Бряцания ножнами и «блестящего вооружения» было бы достаточно в этом случае, и он думал, что этим и ограничится его участие,—по той причине, что он не верил чтобы Великобритания пошла на войну из-за какого-то происшествия на Юго-востоке. Он дважды пробовал Англию, на Западе и должен был ей уступать, поэтому не было большой опасности, что он возобновит попытку в вопросе, где Англия была бы замешана. Но на этот раз он думал, что отношения Германии и Англии настолько улучшились что Англия в своей поддержке России и Франции не дойдет до войны с Германией. И он зашел так далеко в том, что может быть названо «блефом»,
****************
1 «Ревизионистами» называются в соответствующей литературе те авторы, которые требуют пересмотра (ревизии) Версальского договора в той его части, где вина ва войну возлагается исключительно на одну Германию.
2 House, I, р. 284. Письмо от 31 июля 1914 г.
230
что в последнюю минуту для него было невозможно отступать, потому что положение стало сильнее его. Он был недостаточно предусмотрителен, чтобы предвидеть последствия и недостаточно предусмотрителен, чтобы видеть, что создание громадной военной машины неизбежно ведет к войне. Германия была в руках группы милитаристов и финансистов, и это страшное положение стало возможно, потому что (те и другие) преследовали свои эгоистические интересы»1.
Тут есть кое-какие отзвуки теплых воспоминаний о гостеприимном потсдамском хозяине, и есть вещи, одинаково относящиеся и к Германии и к любой империалистской стране, начиная с самих Соединенных штатов, где тоже были и «милитаристы» (от них же первым был сам Хаус) и «финансисты». Вильгельм не только «бряцал ножнами»,—он готов был и воевать, с Францией—весьма охотно, с Россией—скрепя сердце, но он был убежден, что разгром Франции быстро охладит военный пыл Николая II, и Англия окончательно лишится этого «ненадежного» союзника. С кем он совершенно не готов был воевать, это с самой Англией. Что он был доведен до фантастического убеждения, будто Англия ни в каком случае «не дойдет до войны с Германией», в этом был величайший триумф политики Эдуарда Грея, который войдет в историю английской дипломатии достойным наследником славы Питта младшего, Пальмерстона и Дизраэли.
<...>
***********************
House, I, р. 277—278. Разрядка моя.— М . Я .
Оценили 9 человек
21 кармы