Конец истории уланского гвардейского полка - Михаил Зарезин

Читатель должен быть снисходителен к автору воспоминаний и к его буржуазной ограниченности. Любопытно, что полк - не большевистский. Новиков подчёркивает это с удовольствием. Полк - гвардейский кавалерийский. Элита внутри элиты. Однако, и простые кавалеристы и господа офицеры разбегаются по всем азимутам с нарастающей скоростью. Да и отношения между господами офицерами и нижними чинами трансформировались весьма радикально и совершенно необратимо.

Гвардейские кавалеристы воевали на Юго-Западном фронте, но в октябре 1917 года бригада гвардейской кавалерии была отправлена в Москву. Достигнув Гжатска, бригада получила известие, что силы Временного правительства в Москве уже разгромлены и защищать ей там некого.

Нагрудный знак Уланского Его Величества полка (4.03. 1917 полк перестал быт "его величества")

http://militera.lib.ru/memo/ru...

Зарождение добровольческой армии. — М.: Центрполиграф, 2001

С. Новиков. Конец родного полка

<...>

Еще в конце сентября 1917 гoдa, гoгдa полк стоял на позиции в районе местечка Гжималув, практиковавшееся в дрyrих частях выpaжение доверия и недоверия солдат к своим офицерам проникло и в наш полк. Доверие и недоверие выражались солдатами официально, через эскадронные и полковые комитеты, как тогo требовал революционный порядок, голосованием. Это было введено Керенским, разрешившим, для поддержания якобы спайки, единения и боеспосо6ности частей, удалять из частей офицеров, коим выражено недоверие. Здесь Керенский несколько ошибся: недоверие выражалось, главным образом, только потому, что тот, кому оно выражалось, был настоящим офицером, начальником. Но приказ этот имел все же и свою положительную сторону, так как давал возможность многим офицерам уезжать из полков, покидая таким образом кошмарную обстановку, царившую в них в то время. И вот начался тогдa разъезд из полка и наших офицеров. Часть из них уехала по вышеуказанной причине, дрyгие по болезни и в отпуск. Офицеры-поляки воспользавались тем, что имели право пере водиться в свои части.

В это же самое время отношение улан к оставшимся в полку немногим офицерам стало исключительно хорошим. Полковой комитет с председателем своим, унтер-офицером Соболевым, персонально относившимся еще так недавно враждебно и нетерпимо к офицерам, теперь увидел, что большевики окончательно разваливают части, что отсутствие офицеров только ослабляет полк. Начавшееся же в бригаде «украинское» движение заставило вожаков как-то опомниться.

Многие офицеры должны были уехать с украинцами {Напомню, что мину под армию в форме создания польских легионов заложил ещё Николай Николаевич в 1914 году, восемь латышских полков было сформировано в 1915 году, а после Февраля Временное правительство двинуло создание национальных частей широко и глубоко. - М.З.} и таким образом в полку оставалось не более 5 - 6 офицеров. Полковой комитет стал выносить ряд резолюций с выражением полноrо доверия остающимся и с просьбой не покидать полка, а совместно поддерживать дисциплину.

Но сохранить, после национальных выделений, этот полк, ничем уже не напоминающий, разве лишь красным погоном с синим кан-

том, былой, когда-то славный Л.-rв. Уланский Ero Величества полк, вряд ли было возможно. Об этом говорило все, и это видели оставшиеся в полку офицеры во rлаве с полковником Домонтовичем 2-м, который взял на себя нелегкую задачу покинуть полк последним, дав предварительно всем офицерам возможность под разными предлогами уехать.

Koгдa бригада стояла в Гжатскe, в частях проводился приказ о выборах в Учредительное собрание. В полку уланы, за крайне редкими исключениями, rолосовали за противобольшевистские списки.

Тяжела была в те дни жизнь офицеров в полку. Не легко было быть свидетелями гибели cвoeгo pоднoгo полка, и каждый с нетерпением ждал очереди уехать. Все чаще доходили слухи о восстаниях на юге, о них шли разговоры. Становилось ясно, что в своих частях делать больше нечеrо. Оставалось только одно: искать для спасения гибнущей Pocсии дрyrой путь, на котором могли бы объединиться с оружием в руках одинаково мыслящие патриоты. И для этоrо каким yгоднo способом пробраться в южную часть России, гдe обстановка еще позволяла ocмотреться и принять то или иное решение.

Поэтому офицеры полка решили: любым путем, но попасть на юг, где можно было работать для восстановления фронта против немцев и не допустить до заключения позорноrо мира.

Немалую роль в истории полка во время революции сыграло украинское движение. Еще несколько месяцев тому назад Временное правительство разрешило украинцам формировать свои национальные части. Предполагалось делать это постепенно. В описываемое время, в конце октября и начале ноября 1917 годa, украинизация прогpессировала, как и все в революционной стране, и солдат-украинцев это как нельзя больше устраивало. Они, таким образом, попадали к себе домой.

А о том, что этим ослаблялся фронт против вpara, что эшелонами формирующихся загpужались железные дороги, разве задумывались свободные гpaждане! Большевики, сменившие Временное правительство, вначале не препятствовали, как известно, национальным формированиям.

Украинским движением воспользовались и офицеры нашеrо полка.

Половина солдат в полку были украинцами, у гродненцев было приблизительно то же самое. Они решили на полковых «радах» организовать отдельную часть для отправки на Украину. От этих полковых «рад» поехали в начале ноября в Москву делегаты для тoгo, чтобы там переговорить с представителями краевой рады и получить разрешение на выделение, которое и было получено. Из нашей бригады разрешалось сформировать украинскую бриrаду из двух полков с батареей. Уланы должны были формировать «Сердючный 3апорожский конный полк»,

гycapы - полк «гетмана Сагайдачноrо», а 3-я гвардейская конная батарея - батарею имени еще какого-то гетманa.

Солдаты новой бригады просили полковника Домонтовича l-гo принять командование, на что он соrласился и приступил к формированию. Кроме тoгo, уланы-украинцы приглашали к себе наших офицеров, что вполне соответствовало желанию последних пробраться на юг. Часть офицеров могла, таким образом, ехать вместе. У полковника Домонтовича l-ro была мысль попасть на Украину как на этап на пути в казачьи области. Там, на Украине, он хотел подробнее разузнать о движении, начавшемся на Дону.

На предложение служить в Запорожском конном полку согласились: ротмистр Стасюлевич, штабс-ротмистр Ковалинский 1О , штабс-ротмистр Борзенко, штабс-ротмистр Афанасьев 11 , поручики Полянский, гpаф Ферзен 12 и прапорщик Арцимович.

Каждый эскадрон Уланскоrо полка выделял в Запорожский полк 40-50 шашек. Имущество тоже делилось пополам.

Так произошло разделение полка на две части. В концеe ноября предполагалась отправка выделенной бригады на Украину.

Одновременно с этими событиями и поляки получили разрешение на выделение из бриrады своих солдат в отдельный эскадрон, отправлявшийся в Польшу. Формировать ero приехал к нам поляк - ротмистр Масловский. В этот польский эскадрон ушли из полка: eгo командиром - штабс-ротмистр барон Бистром 13 , поручик Фаневич 2-й и прапорщик Велиовейский 14 .

В эскадронных комитетах вызвало большие споры еще одно формирование, происходившее в полку, а именно - отряда особоrо назначения для охраны посольств и консульств в Персии. На этом формировании стоит остановиться подробнее, так как оно тесно связано с началом существования улан Ero Величества в Добровольческой армии.

В конце августа 1917 года, после неудачи корниловского выстyпления 15 (28 aвгycтa), много офицеров, командированных из частей в Ставку для участия в нем, не могли вернуться обратно в свои полки. От нас ездили в Ставку следующие офицеры: полковник Домонтович l-й, штабс-ротмистры Алексеев 16 , хан Нахичеванский 2-й, Линицкий 17 , И. Н. Фермор18 и поручики Муханов 19 и Головин 20 . Хан Нахичеванский 2-й был послан генералом Корниловым с письмом к rенералу Каледину21, каковое и доставил. Для устройства хотя бы части таких офицеров rенералом Алексеевым 22 было исходатайствовано разрешение Главковерха на формирование вышеназванноrо отряда. Местом формирования предполаrался первоначально ropoд Новочеркасск, но донские казаки отклонили это, и тогдa был выбран гopoд Ставрополь. Истин-

ное назначение отряда сводилось к созданию надежной части, без комитетов, которой можно было бы воспользоваться для борьбы с царившей анархией. Близость места формирования к восставшим уже казакам должна была способствовать замыслу.

Предполаrалось сформировать дивизион в два эскадрона с пулеметной командой, что и было поручено ротмистру 4-ro гycapcкoгo Мариупольскоrо полка А.Д. Яновскому23, позже, в Добровольческой армии, полковнику, командиру 4-ro Кубанскоrо казачьеrо полка.

Офицеры нашеrо полка, принимавшие участие в Корниловском выступлении, сразу зачислились в дивизион. Как будет видно ниже, дивизиону так и не суждено было существовать, но печать eгo, находившаяся у намеченноrо адъютантом штабс-ротмистра И.Н. Фермора, существовала и многих офицеров выручила. С ее помощью они моrли свободно проживать в отпуску, а городские коменданты в творящейся безалаберщине едва ли знали, есть такая часть или нет.

Ротмистр Яновский решил произвести первый набор солдат в дивизион у нас в полку, для чего приехал к нам в концe ноября. Он переговорил предварительно в полковом комитете о цели приезда, так как надо было получить разрешение комитета обойти эскадроны с предложением записываться в дивизион. Яновский указывал rлавным образом на то, что формирование разрешено революционным r лавковерхом, но указ, что служба в дивизионе будет нестись по старому уставу и без комитетов, так как в Персии, то есть за гpаницей, разрешено находиться части только при таких условиях. Это должно было служить фильтром и удержать нежелательный элемент от поступления в дивизион.

Как ни странно, полковой комитет после долrих прений вынес резолюцию, что препятствовать желающим поступить в дивизион не будет.

Затем ротмистр Яновский обошел все эскадроны и предложил желающим поступить в дивизион. Отношение к этому вопросу в эскадронах было очень различным. Например, во 2-м эскадроне главари кричали, что затевается ловушка, и категорически отказались кoгo бы то ни было от себя пустить. Другие хотя и пустили, но не дали лошадей и снаряжения; третьи никому ни в чем не препятствовали.

Наибольший процент записавшихся дала команда связи, где в дивизион записалась почти половина. Командa вообще сохранилась более других во время революции, да и в дивизион ехал сам начальник ее, штабс-ротмистр потоцкий 2-й24, котopoгo солдаты любили. Bceгo в полку записалось около 40 улан. Таким образом, маленький эшелон Персидского конногo дивизиона, состоящий из трех офицеров: штабс-

ротмистра Потоцкого, штабс-ротмистра Новикова (то есть меня) и поручика Головина, около 40 улан и 40 лошадей, должен был отправиться из Гжатска, имея маршрут на Могилев - Киев - Pостов-на-Дону, вместе с эшелонами украинской бригады, шедшими тоже на Киев. Общая поrpузка и отправка были назначены на 1 декабря.

При погpузке произошло несколько недоразумений. Вообще, на погрузку, да и на самое формирование дивизиона бумаг никаких не было (или же были самые неофициальные), почему железнодорожники не хотели давать вагонов и запрашивали Москву. Там, конечно, тоже ничего не знали. Нам помог, как и не раз впоследствии, творившийся повсюду хаос. Удалось убедить железнодорожное начальство в правильности и даже срочности нашей отправки. Дивизиону предоставили пять вагонов. Но когда все погpузились и наши пять вагонов стали прицеплять к эшелону украинцев, 5-му и 6-му эскадронам Запорожскоrо полка, те наотрез отказались разрешить присоединить нас к ним, говоря: неизвестно, мол, что это за дивизион, и, может быть, они, то есть украинцы, будут невольно способствовать перевозке контрреволюционных частей на свою же голову и что из-за дивизиона задержат в пути и их. После долгих увещаний удалось убедить украинцев в том, что не их это дело и вина, когo к ним присоединяют на железной дopore. Случай этот ясно показывает политическое настроение выделенных из полка улан украинцев.

1 декабря, под вечер, бывшие солдаты Л.гв. уланскоrо Eгo Величества полка, а теперь украинцы, поляки и зачатки Персидского дивизиона покинули Гжатск и свой старый родной полк. В Гжатске с полком остались: командующий полком полковник Домонтович 2-й, штабс-ротмистр Молоствов 25 , штабс-ротмистр Салтыков, корнет Силин, прапорщик князь Меликов 26 и прапорщик Трейдон, произведенный во время революции из вахмистров. Нелеrко им было оставаться, видя, как все разъезжаются, хотя большевизм в эти дни в полк еще не проник. Видно это было из следующеrо: в Гжатскe в это время стояли пехотные армейские части, полностью уже б0льшевизированные. Комитеты этих частей предложили нашему полку снять погоны, что сами они давно уже сделали. Наш полковой комитет ответил: если им нравится не носить погон, пускай снимают, полк же поrон не снимет, и, во избежание возможных крупных недоразумений, с подобными требованиями чтобы впредь не обращались.

Орша, вторая большая станция от Гжатскa, на пути следования покинувших полк эшелонов и была «камнем преткновения». Здесь закончила свое недолгое существование украинская бригада, и ту же участь рисковали разделить и польский эскадрон и Персидский ди-

визион. Но судьба, а вернее, опять все тот же хаос оказался еще раз верным нашим пособником.

При подходе наших эшелонов к станции Орша начальники их, как всегда, пошли узнать у коменданта, скоро ли будет дальнейшая отправка. Коменданта на станции не оказалось, он пошел в ropoд усмирять пьяную чернь, разбившую цистерны со спиртом и перепившуюся, а также чтобы выпустить еще оставшийся спирт. Подождали ero прихода с час. Haконец появился революционный комендант молодой солдат-большевик в расстегнутой шинели без поrон, в фуражке на затылк, сильно навеселе. Видимо, спирт был выпущен удачно. Первыми обратились к нему за справками украинцы. Комендант удивил их ответом: «Украинцев? Пропустить дальше? Никуда не пущу. Здесь будете разгpужаться. На то есть у меня приказ rлавковерха Крыленко»

Полковые «рады» в волнении начали по прямому проводу запрашивать Могилев, Ставку. Оттуда такой же ответ: украинские эшелоны на юг не пропускать!

Мы, офицеры Персидскоrо дивизиона, думая, что украинцам yдacтся все же после переговоров со Ставкой двинуться дальше, решили о себе лучше не напоминать, а проскочить незаметно; едва ли кто-либо стал бы проверять состав эшелонов. Но когдa украинцы получили отрицaтельный ответ, и к тому же в категорической форме, нам пришлось напомнить о себе, приняв противоположную тактику. Штабс-ротмистр Потоqкий обратился к тому же коменданту в наивном тоне: Koгдa же отправят нас, пять вагонов Персидскоrо дивизиона, случайно прицепленных в Гжатскe к украинскому эшелону?

«А это еще что такое? Насчет вас у меня никаких указаний из Cтавки нет, а без ее разрешения тоже не пропущу!» ответил подвыпивший комендант. Он был прав. Относительно нас едва ли rде-нибудь было известно. Но нам было необходимо приложить все старания yгoворить пропустить дивизион именно коменданта, так как на получение разрешения из Ставки рассчитывать не было никакой возможности. Вряд ли Крыленко пропустит какую-то подозрительную часть в область, кипевшую восстанием. Задачу убедить коменданта взял на себя штабс-ротмистр Потоцкий. Он подметил, что тот благодаря винным парам, был в веселом и даже расположенном к нам настроении, и со свойственным ему юмором стал игpать на ero психолоrии. Потоцкий уверял коменданта, что раз тот поставлен на такой ответственный пост, следовательно, он пользуется революционным доверием и полновластен сам разрешить данный вопрос. Хотя пьяному солдату это и льстило и он, хлопая себя вгрудь, кричал, что он все может сделать, однако отправить эшелон побоялся и только разрешил Потоцкому лично пе-

реговорить по прямому проводу со Ставкой. Делать было нечеrо. Пришлось стать к аппарату и вызвать Могилев. Эти переговоры со Ставкой прекрасно характеризуют те дни: занятие главковерха сводилось тогда rлавным образом к тому, чтобы пропустить или задержать такой-то эшелон, даже, как в нашем случае, из двух-тpex десятков людей, и paзоружить или нет какую-либо часть.

Разговор по прямому проводу был таков: « У аппарата начальник эшелона формирующеrося коннoro дивизиона для охраны посольств и консульств в Персии, прошу разрешения на пропуск, без кoeгo комендант станции Орша не пропускает». «У аппарата тaкой-то. Сейчас передам главковерху». «Главковерх спрашивает, что это за дивизион и кем разрешено ero формирование?» «Дивизион идет для несения службы в Персии, а формирование разрешено революционным главковерхом».

На блаrоприятный ответ мы почти что не рассчитывали и, наоборот, ждали, что нас арестуют или в лучшем случае мы разделим участь украинцев. Понятно поэтому, в каком волнении стояли мы в ожидании у аппарата, когдa он снова застучит. Haконец телегpафист прочел ленту: «rлавковерх знает и пропустить разрешает. Сколько офиреров и солдат?» Видимо, малочисленность нашеrо состава окончательно ero успокоила. Едва ли «товарищ» Крыленко знал что-либо о нашем дивизионе. Ему просто хотелось, видимо, показать, что он в курсе всех дел, а в особенности дел cвoero предшественника. Так или иначе, разрешение было получено, и мы облеrченно вздохнули. Пропустили то, что большевистский главковерх никак не должен был пропускать. Нам оставалось скорее вырваться из Орши. Теперь, когдa вспоминаешь о всех этих разговорах с комендантом и с Крыленко, находишь их дocтойными страниц юмористического журнала,тогдa же это были жуткие минуты...

Получив разрешение, мы не могли не напомнить полковой укpaинской «раде», отказывавшейся в Гжатске прицепить дивизион: из за вас, мол, контрреволюционеров, нас задержат в пути!

Польский эскадрон получил пропуск без затруднений. Полякам большевики в те дни ни в чем не препятствовали. Нам это было выrодно: до Могилева с польским эскадроном нам было по пути, и, соединившись вместе, мы могли составить один эшелон. Пять вaгoнов дивизиона сцепили с польскими и дали паровоз. Железнодорожные маневры заняли ночь и часть следующего дня. Ночью из Гжатска подошел второй эшелон украинцев со штабом бригады, во rлаве с полковником Домонтовичем l-м. Мы тотчас же поставили ero в курс событий. Все досадовали на задержку в Орше, и приходилось опасать-

ся, вообще, и за дальнейшую судьбу украинской бригады. Полковник Домонтович решил подождать сосредоточение здесь всех украинских эшелонов и затем пробиваться дальше силой. Это казалось вполне возможным, тем более что в районе Орши стояли донские части, которых большевики тоже не пропускали на Дон, чем казаки немaло возмущались, и можно было рассчитывать на их содействие.

Но командный состав, который хотел принять эти решительные меры, в те времена ничего собой не представлял, и все командование находилось, в сущности, в руках самих солдат и комитетов. Так было у донцов и у украинцев. Смело можно сказать: все были разложены и развращены революцией наравне с русскими частями. у солдат вступать в бой не было ни малейшего желания. Украинцам хотелось уладить вопрос разговорами и переговорами, к тому же настроение у них было ввиду происшедшего очень подавленное.

На утро следующего дня в вагонаx появились делегаты от мecтнoгo большевистскоrо rарнизона, два-три солдата и один, может быть, офицер военнoгo времени. Держались и говорили они очень cдepжанно, и не шел к их лицам тот скорее заискивающий тон, с которым они обращались к украинцам. В последних, видимо, сквозила еще старая уланская школа, которая и смущала делегатов. Возможно, что им было приказано только произвести разведку и узнать о дальнейших намерениях бригады. На их предложение снять погоны украинцы отвечали, что погон не снимут, так как их, украинцев, большевистские приказы не касаются. говорили они такжe, что если эшелоны не пропустят, то они пробьются силой.

Отправка нашеrо польско-персидского эшелона состоялась под вечер тoгo же дня. До этого времени перемен никаких не было. Мы попрощались с остающимися в Орше однополчанами. Они говорили нам, что приложат все старания, чтобы тоже попасть на Дон.

Эшелон наш двинулся на Могилев. Не думали мы тогдa, что не увидимся уже с полковником Домонтовичем 1-м, который был pacстрелян в Киеве 27 февраля 1918 годa. Расстрелянный вместе с ним штабс-ротмистр Борзенко, получивший несколько ранений револьверными пулями, чудом был спасен.

На следующий день после нашеrо отъезда из Орши на рассвете были обнаружены залегшие по обеим сторонам железнодорожноrо полотна, где стояли эшелоны украинцев, сильные большевистские цепи с пулеметами. Большевики потребовали сдать все оружие и конский состав.

Так украинqы были обезоружены, имущество было отобрано, и все они, без погон, были отпущены на все четыре стороны, полковник Домонтович l-й сС офицерами проехал в Киев, перед отъездом назна-

БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ

чив солжатaм там же сборный пункт, куда они должны были пробираться одиночным порядком. Из плана этого ничего не вышло, в январе 1918 гoдa Киев был занят большевиками, да и солдаты предпочли paзойтись по домам, а некоторые из украинцев вернулись даже в Гжатск.

Каким-то чудом удалось проскочить на окраину только одному эшелону Запорожскоrо полка под командой штабс-ротмистра Афанасьева, вышедшему из Гжатскa за сутки до начала общеrо движения.

Наш польско-персидский эшелон дошел до Могилева благополуно. Здесь все эшелоны задерживались и пропуск давала сама Ставка.

Начальника нашеrо эшелона вызвал к себе сам «товарищ» Крыленко. Пошел к нему командующий польским эскадроном штабс-ротмистр барон Бистром. О нашем присутствии здесь, в большевистском гнезде, мы решили не упоминать. Один раз удалось, в дрyrой мы неминуемо попались бы. Оставалось только проскочить с поляками.

С большим нетерпением ждали мы возвращения барона Бистрома от «rлавковерха». Придя в нашу теплушку, Бистром рассказал нам про свое свидание с Крыленко. Знаменитый «rлавковерх» жил не в гopoде, а в великолепном штабном поезде. Пребывание в нем было, видимо, безопаснее. Охранялся поезд сильным конвоем, у дверей вaгoнa, где находилась сама особа Крыленко, стояли парные часовые. Бистрома он принял сам. Прежде, чем начать разrовор, он на нero долго, пронизывающе смотрел, желая, по-видимому, произвести большее впечатление. Затем, отчеканивая каждое слово, проговорил: «Вы идете с поляками к себе, национализируетесь. Так, так, хорошо... Что же, поезжайте!» Это было сказано таким тоном, который говорил: что, мол, удираете от большевиков? Ну, пока что мы вам не мешаем, а там посмотрим! В этих словах заключалась как будто yrpоза уже всей Польше. Крыленко, по всей вероятности, только для тогo и вызывал Бистрома, чтобы попугать ero и поиздеваться над ним.

Так проскочили мы Могилев. С поляками нам было по пути до станции Гомель, гдe мы и расстались с бароном Бистромом и ero эскадроном. Дальнейший путь нашеrо дивизиона был еще очень длинен, а продвижение стадо еще более тяжелым, так как ползли мы как черепахи. На станциях приходилось ждать «оказий» быть прицепленными к попутным эшелонам. Маршрут дивизиона был Киев - Pocтов-на-Дону. Одно было легче что проскочили такие пункты, как Орша и Могилев. Но радоваться, как оказалось, было еще преждевременно. Уже в Киеве ходили слухи о том, что в районе Александровска идут бои между большевиками и казаками и путь там разобран. На всех почти станциях за Белой Церковью мы coвeтовaлись с их начальниками о дальнейшем нашем движении. То одна, то

другая узловые станции на пути к Войску Донскому переходили из рук в руки, с чем нам и приходилось сообразовывать наш маршрут.

Дивизион постоянно прицепляли к эшелонам донцов, ехавших на родину, и это значительно облегчало наше продвижение. Нам гoворили, что в Александровске мы неминуемо попадем в бой. Казаки эшелона, к которому мы были прицеплены, решили, как и мы, пробиться хоть силой. Опасения, однако, оказались напрасными.

Действительно, за несколько часов до нашеrо проезда большевики наступали на Александровск и громили станцию артиллерией. Но какие-то донские части отстояли ее. Каждую минуту ждали мы, что наступление возобновится. Но проскочили благополучно и Александровск. Нужно заметить, что у фронтовых казаков, с чьими эшелонами мы сталкивались в пути, настроение было совсем не воинственное, им хотелось поскорей попасть на Дон и разойтись по станицам. В указанных же выше столкновениях с большевиками принимали rлавным образом участие казаки, посланные с Дона.

С кем нам приходилось выдерживать целые бои в пути, так это с осаждавшими вaгoны «товарищами». На каждой станции их была уйма, все дезертиры с фронта. Они представляли собой немалую опасность, так как все были вооружены и, попадя в вагоны, могли нарушить наш план довести состав дивизиона на Дон. Дезертиры эти выработали на практике свои революционные способы передвижения по железным дopoгaм: частные лица и офицеры просто выгонялись ими из вагонов, а места их занимались «товарищами». И это было не только в дни большевизма. Такой способ добывания плацкарт получил законность с первых же дней революgии. На одной из станций в наш вагон 3-гo класса намеревалась хлынуть такая толпа. Мы кричали в окна, что это воинский эшелон и все переполнено, но вразумить толпу, конечно, ничто не могло. Сейчас же послышались голоса: «Да что там разговаривать, товарищи! Наваливай, мы им покажем! Толпа солдат кинулась к дверям вагонаa, предусмотрительно закрытым на замок. Раздались удары кулаков и прикладов. Мы стали у дверей, вынули револьверы и приказали уланам зарядить винтовки.

«Товарищи» кричали: «Ломай двери!» По нашему адресу раздавались угpозы. Через окна мы грозили ломившимся в двери солдатам открыть по ним стрельбу. Такое энергичное отстаивание вагонa подействовало, и толпа замялась. В этот момент поезд тронулся. Ворвись толпа в вагон, с нами было бы то же, что было с сотнями офицеров в таких случаях.

Наконеч, 16 декабря 1917 roдa часть Персидскоrо конногo дивизиона блаrополучно добралась до Pостовa-нa-Дону, пробыв в пути

ceмнадцать суток. Здесь на станции мы сразу увидели, что слухи, ходившие еще в Москве, о каких-то офицерских и юнкерских opraнизациях на Дону, оказались действительностью. Все воинские чины носили погоны, отдавали честь. На станции полный порядок, поддерживаемый патрулями. Поговорив с встреченными офицерами, мы узнали, что в Новочеркасске rенералом Алексеевым формируется Добровольческая армия. Уже был сильный бой с большевиками под Нахичеванью, и большевики были разбиты. На душе сразу стало как-то легче.

Как было уже сказано выше, в дивизион записалось около 40 улан. В дopore несколько человек отпросилось в отпуск, с тем чтобы потом нагнать эшелон. Должно быть, только с целью попасть домой они и записались в дивизион, так как никто из них эшелона, конечно, так и не догнал. Осталось у нас человек около 30. Что же они собой представляли? Наиболее надежными были уланы команды связи и наши вестовые.

В районе формирования Добровольческой армии должны были находиться из наших офицеров: полковник Гершельман, штабс-ротмистр Алексеев и поручик Фермор27, уехавшие на Дон еще в ноябре, чтобы подробнее ориентироваться и решить нашу судьбу. Мы пошли в гopoд их разыскивать. Полковника Гершельмана нашли в одном из штабов, штабс-ротмистр Алексеев и А. Фермор находились в Hовочеркасске, гдe А. Фермор набирал добровольцев в формировавшийся полковником В.С. Гершельманом кавалерийский дивизион. Он очень обрадовался нашему прибытию: состав Персидскоrо дивизиона сразу давал существенное пополнение и начало кавалерийскому дивизиону Добровольческой армии. у нас был и офицерский состав, и люди, и лошади, и оружие в количестве, достаточном, чтобы назваться эскадроном. К тому же Ставрополь, гдe предполагалось формирование отряда особоrо назначения, был занят большевиками. Переговорив с В.С. Гершельманом, мы решили выгрузиться в Ростове и положить начало кавалерийскому дивизиону, войдя в нero уланским эскадроном cтaporo полка. Офицеров-улан набиралось немало: полковник Гершельман, штабс-ротмистр С. Потоцкий, штабс-ротмистр Алексеев, штабс-ротмистр Новиков, поручик Головин, поручик А. Фермор и приехавший вскоре корнет Мейер 28.

Дивизион выrpузился и разместился в Таганроrских казармах.

Через несколько дней приехал из Новочеркасска поручик Фермор с добровольцами, преимущественно юнкерами и вольноопределяющимися. Теперь было кому передать лошадей. Объяснив уланам назначение Добровольческой армии, мы предложили желающим остаться

служить в ней. Осталось трое, а остальным мы, как и обещали, выдaли увольнительные билеты.

Добровольцы дивизиона были вооружены и посажены на лошадей. Из казарм Taганрогскoгo полка перешли в отведенный для 1-го кавалерийскоrо дивизиона полковника Гершельмана Проскуровский rоспиталь № 10. Так, 31 декабря 1917 roдa был сформирован 2-й эскадрон 1-го кавалерийскоrо дивизиона, в котором на офицерских должностях были уланы Ero Величества.

В оставшемся в Гжатске после всех национальных выделений уланском полку комитеты решили выжидать дальнейших событий. Эта нерешительность комитетов находила в их глазах оправдание в предстоящем в ближайшее время созыве Учредительноrо собрания, которое, мол, все разберет, кто прав, кто виноват, и все успокоит без всякой борьбы. Захвата власти большевиками не признавали. Держали в страхе большевистски настроенный местный гарнизон и нeоднократно заступались за офицеров этоrо гарнизона, подвергавшихся грубостям солдат.

Полковой комитет просил командующеrо полком полковника Домонтовича 2-гo достать в Кречевитских казармах эвакуированные из Варшавы парадные формы полка. По получении этих форм песенники и трубачи выступали в старом парадном обмундировании в ropoдском саду Гжатскa и имели большой успех. Это была последняя красивая страница в жизни полка.

Красный rлавнокомандующий Москвы прислал приказание бригaдe перейти в район Курскa для реквизиции хлеба. Комитеты очень резко ответили, что никаких Мураловых не признают, повиновались Духонину, а после ero убийства, ввиду отсутствия впредь до созыва Учредительноrо собрания какой-либо законной власти, считают себя в своих действиях самостоятельными. Эмиссары от комитета были в Москве. Вернувшись, они предупредили, что Муралов, узнав о peшении бригадноrо комитета, заявил, что поступит с бригадой как «нож с картошкой», и грозил прислать из Москвы красные эшелоны. В Гжатске были приняты меры охранения и отданы распоряжения на случай боя. Но угроза Муралова осталась лишь на словах.

После разrона большевиками Учредительноrо собрания бриrадный комитет решил, ввиду невозможности принести какую-либо пользу для восстановления порядка, ликвидировать существование остатков бригады. Была назначена ликвидационная комиссия в составе командиров эскадронов и членов комитетов. Решили разъехаться по домам обозами, часть лошадей роздали крестьянам, артиллеристы спрятали орудия в поrpебах Гжатска и замуровали их. Оставшимся офицерам

были выданы документы, блаrодаря которым они смоrли уехать.

Полковник Домонтович 2-й, ротмистр Молоствов и поручик Головин 29 пробрались в армию адмирала Колчака.

Так закончил свое столетнее (после разделения на два полка) cyществрвание (7 декабря 1817 roдa - декабрь 1917 годa) родной мне по трем поколениям Л.rв. Уланский Eгo Величества полк.

ТОП ЗА 3 ДНЯ