О том, как закладывался фундамент сколеновставательной экономики

https://ecfor.ru/publication/e...

Экономические беседы. Диалоги Яременко Ю.В. с Белановским С.А. Книга издана при поддержке Российского фонда технологического развития. Издатели С.А. Белановский и Г.А. Яременко. М.: Центр исследований и статистики науки, 1999 г.

130

Беседа девятая

О причинах инфляции. Изменения структуры цен. О валютном курсе.

Жесткая финансовая политика и ее деструктивные последствия. Политические мотивы либерализации цен.

-- В прошлый раз вы затронули вопрос о причинах нашей инфляции. Пожалуйста, расскажите об этом подробнее.

-- Недавно1 я присутствовал на правительственном совещании по данному вопросу. На совещании выступал новый вице-премьер Борис Федоров2, который заявил, что анализ причин инфляции -- бесполезное занятие, что нужно не анализировать инфляцию, а бороться с ней, и что он будет это делать. Далее он сказал, что если инфляцию не остановить, то экономика и общество приспособятся к жизни в инфляционном режиме, однако это не лучший способ адаптации, так как проблема инвестирования в таких условиях нерешаема, а производство в лучшем случае будет держаться на плаву, но не расти.

Смысл моего ответного выступления состоял в следующем. Если мы хотим извлечь какие-то выводы из той политики, которую правительство проводило в прошлом (1992) году, то главное внимание необходимо сосредоточить на том, что означала либерализация цен. А означала она не просто тотальный их рост, но одновременно и дрейф в сторону структуры мировых цен. Цены на сырье стали стремиться к мировым, а при существующем валютном курсе это означало их быстрый рост по отношению к ценам на продукцию обрабатывающей промышленности. На мой взгляд, этот дрейф в условиях технологического неравновесия и при искусственном валютном курсе, принятом в наших расчетах, стал мощным фактором продолжения и ускорения инфляции.

Механизм этого явления понятен. После отмены государственной монополии на внешнюю торговлю продавать сырье за границу стало очень выгодно, а на внутреннем рынке -- очень невыгодно. Чтобы не оставить страну без сырья, государство сохранило твердые цены на сырьевые ресурсы и одновременно ввело экспортные квоты. Но разрыв в уровнях рентабельности

131

оказался настолько велик, что правительству трудно выдерживать давление со стороны руководителей сырьевых отраслей, которые к тому же начали угрожать забастовками своих трудовых коллективов. И если забастовки угольщиков сейчас не катастрофичны, то аналогичные забастовки работников нефтегазового комплекса способны поставить всю страну на колени.

Надо признать, что требования руководителей сырьевых отраслей во многом справедливы. Общий рост цен резко увеличил издержки в этих отраслях, что в условиях существования твердых цен на их продукцию привело к падению рентабельности до отрицательных значений. Доходы перестали обеспечивать текущее производство, не говоря уже об инвестициях (а без инвестиций поддержание производства в долгосрочном плане немыслимо).

Итак, внутренние цены на сырье, в первую очередь на энергоносители, стали подтягиваться к мировым, исчисленным в рублях по курсу доллара.

Выросли также экспортные квоты и доходы соответствующих отраслей в валюте. Этот процесс и стал мотором нашей инфляции. Механизм его действия таков. Валютные доходы позволили руководителям добывающих отраслей сильно повысить зарплату своим работникам (а не повысить было нельзя, так как трудовые коллективы требовали своего куска пирога). Рост зарплаты работников этих отраслей вызвал необходимость подтягивания зарплаты в других отраслях. Последовавший за этим рост цен на потребительскую продукцию спровоцировал новую волну требований нефтяников, угольщиков и т.д. Сходные процессы идут и в производственном секторе, поскольку рост цен на энергоносители порождает соответствующие ценовые сдвиги в энергоемких отраслях -- металлургии, транспорте и других, что в свою очередь влечет за собой рост издержек у производителей энергоресурсов.

Таким образом, до тех пор, пока наши внутренние цены продолжают двигаться в сторону мировых, инфляция будет нарастать. Более того, я утверждаю, что чем дальше мы смещаемся от исходной структуры цен, которая соответствует технологической структуре нашего производства, тем сильнее будут инфляционные импульсы, идущие именно от изменения соотношения цен в условиях неравновесной экономики. Можно даже сказать, что в дрейфе ценовых соотношений есть определенный рубеж, который вообще

132

нежелательно переходить, так как за это придется очень дорого заплатить. Я вижу три принципиальные возможности: либо нарастание дотаций в условиях плохо функционирующего денежного хозяйства (налоговой системы, бюджета) -это означает гиперинфляцию;

либо модернизация отраслей, выпускающих продукцию с высокими издержками, -- на данном этапе это невозможно;

либо крупномасштабный спад производства и крупномасштабная безработица.

Понятно, что малое изменение структуры цен дает малый инфляционный эффект, а большое -- большой эффект, крайним результатом которого станут спад производства и сопровождающая его явная или скрытая безработица.

Последний вариант тоже может означать гиперинфляцию, поскольку придется в массовом порядке дотировать неработающие, простаивающие производства.

Надо сказать, что действие инфляционного механизма, создаваемого изменением структуры цен, которое в свою очередь провоцируется низким курсом рубля, не заканчивается вышеназванными последствиями. С каждым месяцем у искусственного валютного курса появляется некая объективная база, состоящая в том, что этот курс формируется на перепродаже товаров малой роскоши, всякого рода элитарных товаров, поступающих в престижные валютные магазины. Многое зависит от масштабов спроса на них. Уже сейчас десятая часть граждан с наиболее высокими доходами получает около трети совокупного дохода населения. Это уже достаточно масштабное пространство, на котором создается объективная база для нашего спекулятивного по своей сути валютного курса. Наша страна, вывозя нефть, получает валюту, затем продает ее на валютном аукционе, где ее покупают спекулянты. Выезжая за рубеж, они приобретают на нее то, что считается у нас предметами роскоши (одежда, бытовая техника и тому подобные товары иностранного происхождения), а затем продают это у нас за рубли. Затем они снова приобретают на вырученные рубли доллары, получаемые в результате продажи нефти. Так создается искусственное потребительское пространство, которое не несет в себе ничего конструктивного с точки зрения интересов страны.

-- А в чем вы видите выход из такого положения

133

-- В общем плане меры, направленные на остановку инфляционных процессов, должны сводиться к замедлению изменений в структуре цен, чтобы эта структура не сильно отрывалась от внутренней технологической, продуктовой структуры нашей экономики. Поскольку у нас нет сейчас возможности модернизировать экономику, то необходимы такие шаги, как введение принудительного валютного курса, ограничение роста доходов у спекулятивной части населения и, может быть, в некоторых отраслях, раскручивающих рост заработной платы, а также прямые действия по регулированию цен, например в виде ценовых соглашений между ассоциациями производителей. Такая сумма мер -- единственное, что может как-то остановить инфляцию.

По мнению Бориса Федорова, правительство Гайдара действовало правильно, но не владело техникой реализации бюджетных ограничений. Эта фраза характеризует его как своего рода технократа от финансов. Он даже издал словарь финансовых терминов, в котором проявляется его глубокое понимание сути этих английских слов. Сам Федоров еще довольно молод и в практической сфере почти не работал (точнее, очень недолго -- в Европейском банке реконструкции и развития). Отсюда его дилетантство, самомнение и непрофессионализм. Он собирается проводить ту же линию, что и Гайдар, критикуя его только за незнание приемов и методов реализации финансовой политики. Это, конечно, свидетельствует отчасти о некой финансовой культуре, которой в нашей стране, к сожалению, не хватает, как не хватает ей культуры и в других отношениях. Но по существу Федоров тешит себя иллюзиями.

Я утверждаю, что без предлагаемой мной суммы мер невозможно перейти к проведению структурной политики в экономике, так как инвестирование структурной перестройки предприятий, особенно в области конверсии, сейчас нереализуемо. Разговоры о такой перестройке являются в данный момент своего рода мимикрией экономического руководства, которому периодически напоминают о настоятельной необходимости ее осуществления.

Грубо говоря, это известная чиновничья уловка: отрапортовать "Будет сделано!" -- а там хоть трава не расти. Раньше говорилось о стабилизации экономики, и только потом предполагался какой-то рост. Теперь стало ясно, что никакой стабилизации нет, поэтому чиновники из Министерства экономики, легко

134

пренебрегая очевидными вещами, заговорили о совместимости структурной политики с мерами по стабилизации. Я публично заявил, что такой курс нереалистичен, но мое выступление на упомянутом совещании не встретило особой поддержки.

Правительство сейчас находится в противоречивой ситуации. С одной стороны, раздаются голоса, что надо повышать пенсии, минимальную заработную плату и т.д., с другой стороны, многим понятно, что это приведет к инфляционному толчку. Крайнюю противоречивость сегодняшней жизни признают все. В этих условиях и действия руководства страны неизбежно приобретают противоречивый характер, поскольку необходимо давать деньги направо и налево, но одновременно как-то бороться с инфляцией. Во всем этом проявляется некий фатализм, то есть ощущение, что нам уже не выбраться из инфляционного процесса. Но я считаю, что конструктивный выход из положения есть. Он заключается в том, чтобы сохранить сложившуюся у нас структуру внутренних цен, а не форсировать переход к мировым ценам.

-- Вы говорили, что цены в январе 1992 года отпускать не следовало. Прокомментируйте, пожалуйста, это утверждение.

-- Совершенно очевидно, что необходимо было сначала спрогнозировать последствия отпуска цен. При принятии данного решения правительство Гайдара руководствовалось тем, что товаров в магазинах нет, а у людей скопилось много денег.

Интересно, что наше общество заранее было осведомлено о предстоящем отпуске цен. Один раз об этом во всеуслышание объявил Рыжков, а другой раз -- Гайдар. В результате люди стали делать запасы; активизировались мафиозные структуры. После таких заявлений иного и быть не могло. Паника потребителей была спровоцирована. Тем не менее был сделан вывод, что у нас огромная скрытая инфляция и огромные дефициты. По мнению Международного валютного фонда, существовал только один способ от этого избавиться -- поднять цены и ограничить денежную массу. Я понимаю, когда такого рода меры применяются, и, может быть, даже с эффектом, в других странах, с расстроенным денежным хозяйством. Но действовать таким способом целесообразно лишь в том случае, если в какой-то благополучной стране у власти оказалось расточительное правительство, которое начало тратить

135

слишком много денег. Тогда на смену ему должны прийти умные люди, готовые все это прекратить, -- они отпустят цены, ограничат бюджетное финансирование и тем самым восстановят равновесие на рынке.

Но в нашей стране дефициты были связаны не столько с избыточным финансированием государственного сектора, сколько с тем, что у нас, с одной стороны, крайне слабо развит потребительский сектор, а с другой -- все основные каналы распределения перекрыты мафиозной государственной торговлей. В ходе перестройки шла активная борьба со всякими министерствами, ведомствами, госмонополиями, но на реформу торговли было наложено табу. Торговля владела и ныне владеет монополией на все производимые в стране товары и делает с ними все, что хочет. Монополия административного аппарата по отношению к товарным ресурсам сохранилась доныне.

В прежние времена экономика у нас, как бы то ни было, все-таки развивалась, росла квалификация людей. Но органический рост заработной платы все время натыкался на жесткий, неэластичный потребительский сектор, уровень которого не соответствовал общему уровню развития экономики. В рамках той системы приоритетов, о которой говорилось раньше, постоянно появлялись сектора, лишенные льгот, и, соответственно, возникали социальные долги. Когда же начались экономические катаклизмы, то это в первую очередь сказалось на потребительском секторе. Кроме того, возросла бесконтрольность торговли.

Таким образом, накопилась целая сумма обстоятельств, создавшая ситуацию конца 1991 года. С одной стороны, это традиционная зажатость потребительского сектора; с другой -- некоторые дополнительные факторы, мешавшие его прогрессу и даже вызвавшие некоторый регресс; с третьей -- сохранение монстра госторговли; с четвертой -- снятие с органов госторговли многих ограничений и видов контроля; с пятой -- снятие контроля за величиной заработной платы; к этому надо еще добавить созданный правительственными заявлениями ажиотажный спрос. На мой взгляд, снятие контроля за ростом зарплаты в соответствии с Законом о предприятии сыграло свою негативную роль, хотя в то же время явилось попыткой восполнить некоторые социальные

136

долги. Но это был лишь один из факторов дефицита товаров, и, конечно же, не главный, как считают некоторые.

Ситуация конца 1991 года сложилась вследствие совокупности всех названных обстоятельств. Для предотвращения товарного кризиса требовалось каждое из обстоятельств анализировать отдельно и принимать соответствующие меры. Вместо этого было объявлено, что у населения накопилось слишком много денег, поэтому необходимы жесткие методы. Почему-то методы шоковой терапии и раньше вызывали большой соблазн у некоторых наших экономистов.

Их готов был в свое время применить, например, Рыжков со своей командой.

Вместо того чтобы делать конкретную работу, хотя бы исправлять ошибки, касающиеся Закона о предприятии, такие люди пошли по пути наименьшего сопротивления, полагаясь на автоматизм действия рынка, то есть на некое чудо.

Тут сказалась и определенная идеологическая подоплека, но налицо была и просто административная несостоятельность тех, кому пришлось руководить нашей экономикой в тот период.

-- Что будет в случае продолжения жесткой финансовой политики?

-- Ничего хорошего не будет. В частности, в нашем институте сделаны расчеты, которые показывают, что может произойти, если отменить субсидии угольной промышленности. Согласно этим расчетам, субсидии все равно придется частично выплачивать. В противном случае возникает такой вариант, как закрытие шахт, переориентация нашей черной металлургии на польский уголь, который дешевле, и т.д. Другими словами, произойдут такие крупные изменения, к которым мы сейчас никак не готовы. К подобным сдвигам необходимо готовиться как в социальном, так и в производственном плане. Уже в который раз мы никак не можем оценить последствия своих действий, пускаемся в плавание, совершенно не осознавая, к каким берегам пристанем.

Сначала так поступил Гайдар, а теперь многие акции Федорова, особенно отмена субсидий, также чреваты последствиями, о которых он и его помощники даже не подозревают.

-- Вы имеете в виду сельское хозяйство, сырьевые отрасли?

-- Да, именно их. Мне кажется, когда Федоров говорит, что готов на деиндустриализацию, то он недооценивает масштабов грядущего спада. Ведь в силу взаимозависимости отраслей спад пойдет в целом по всей экономике. Если

137

в сельском хозяйстве он отражается главным образом на жизненном уровне населения, то в металлургической, угольной, машиностроительной промышленности его последствия многочисленны. Я думаю, в высказываниях Федорова есть элемент легкомыслия, авантюризма, неоправданной жесткости, поскольку реальные масштабы спада в результате деиндустриализации он, конечно, не оценивал. В отличие от Гайдара, который оказался не готов принять возникший в результате кредитной эмиссии спад нашей экономики, Федоров заявил, что к этому готов. Он собирается осуществлять свою акцию, основываясь на селекции предприятий, введя положение о банкротстве, давая кредиты только тем предприятиям, которые будут работать эффективно.

Очевидно, Федоров рассчитывает, что может провести этот спад каким-то управляемым способом. Но ведь платежеспособность предприятия зависит сейчас не только от эффективности его работы, а еще и от ценовых изменений.

Масштабы же ценовых сдвигов настолько несоразмерны с возможным увеличением эффективности производства, что их влияние будет, конечно, доминирующим. Как же тогда определить, по какой причине предприятие оказалось на грани банкротства? По причине ли изменения цен или из-за неэффективного управления? Как в этих условиях выделить составляющую эффективности и сделать ее критерием отбора тех предприятий, которым следует или не следует давать кредиты? На мой взгляд, это практически невозможно.

В условиях ценового хаоса очень трудно проводить селективную политику. Кроме того, неплатежеспособными оказываются целые отрасли -- легкая промышленность, пищевая, многие отрасли машиностроения. Поэтому, на мой взгляд, идея такой селективной политики несостоятельна. Мне кажется, что в этом случае многие жизненно важные с народнохозяйственной точки зрения предприятия окажутся финансовыми банкротами и наоборот.

-- Вы говорили, что либерализация цен была скорее политической, чем экономической мерой. Что вы имели в виду?

-- Я уже упоминал, что этот вопрос ставился задолго до прихода правительства Гайдара. Существовала совокупность обстоятельств, которая подталкивала к такому решению. Наряду с теми обстоятельствами, которые я назвал раньше, существенной причиной либерализации цен стали

138

обострившиеся отношения с сопредельными республиками, прежде всего с Украиной и Прибалтикой. Там осуществлялась мощная кредитная эмиссия, быстро росли цены, что способствовало утечке туда товаров. В результате правительство Силаева столкнулось летом 1991 года с двумя тенденциями.

Одна из них -- распадающийся Союз, для сохранения которого России приходилось идти на разного рода жертвы. Другая тенденция -- необходимость обеспечения самостоятельной жизни для России, необходимость проведения курса на экономическую автаркию, принятия жестких мер, которые отделили бы российскую экономику от остальных и тем самым привели бы к сокращению потерь.

В этой ситуации либерализация цен убивала сразу нескольких зайцев: являлась продолжением курса Павлова3, поскольку освобождение и повышение цен обесценивает сбережения; обесценивала накопления предприятий и тем самым сокращала инвестиционный спрос; создавала денежный полюс притяжения товаров путем повышения цен на них. Последнее, казалось, позволяло прекратить утечку товаров в Прибалтику и на Украину и даже повернуть эти потоки вспять, но не был учтен фактор внешней торговли за валюту. Наконец, и это самое главное, предполагалось проведение денежной реформы, то есть введение российского рубля. Однако цены после их отпуска так взлетели и конфискационный эффект оказался настолько значительным, что лишил смысла проведение такой реформы.

Может быть, все могло бы пройти и мягче, если бы либерализации цен не сопутствовало пятикратное удорожание нефтепродуктов. Оно придало ускорение повышению цен.

-- А как могло быть иначе? Ведь цены на энергоносители нельзя было оставить на прежнем уровне?

-- Конечно, нельзя, но все дело в масштабах повышения цен на энергоносители. Пятикратное их повышение с самого начала задало масштаб общего ценового скачка. Если бы оно было, скажем, двукратным, всплеск цен не достиг бы такой величины. А при пятикратном повышении ускорение роста цен оказалось несоразмерным естественной их раскрутке, обусловленной структурным взаимовлиянием. Лучше было бы в дальнейшем еще несколько

139

раз повышать цены на нефтепродукты, чем сразу дать им возможность пятикратно взлететь вверх.

-- Как повлиял рост цен в сырьевом секторе на другие отрасли народного хозяйства?

-- Рост цен на первичные и промежуточные ресурсы -- на энергоносители, черные и цветные металлы, конструкционные пластмассы, продукты основной химии и т.д. -- предопределил рост издержек не только в обрабатывающих отраслях. У сырьевых отраслей имеется также и свой внутренний цикл в потреблении сырья: например, металл -- это трубы, которые потребляют нефтяники. Возможно, в быстром росте цен значение имел не столько цикл "сырье -- обрабатывающая промышленность -- оборудование", сколько прямой обмен первичными материалами и энергоносителями между сырьевыми отраслями. Кроме того, в нефтяной, газовой, отчасти угольной промышленности процесс инвестирования и капитального ремонта очень близок к процессу текущего производства, то есть инвестирование является элементом текущего производства. Бурение, возведение необходимых конструкций, строительные работы, монтажные работы, транспортное, буровое оборудование -- все это является текущим инвестированием. Здесь круг быстро замкнулся через обязательный процесс поддерживающего инвестирования в добывающих отраслях. Еще одной инфляционной линией были повышение цен на питание, жилье и, как следствие, соответствующий рост заработной платы.

Надо также отметить, что взлет цен произошел даже не в годовом цикле, а в течение нескольких месяцев -- срок слишком короткий для того, чтобы отрасли могли оказать влияние друг на друга.

Помимо названного внутреннего механизма, был еще один -- автономное повышение цен на первичные ресурсы, опережавшее рост издержек. Главной причиной этого явления у нас называют монополизм. Но мне кажется, что главная причина -- ориентация на ту выручку, которую можно получить в рублях, продав соответствующую продукцию за марки или за доллары.

Конкуренция этих двух направлений реализации продукции -- за доллары и за рубли, -- а также постоянное преимущество тех, кому удалось реализовать свою продукцию за доллары, пусть даже косвенно (продав ее, например, в

140

Прибалтику или другие страны ближнего зарубежья за часть валютной прибыли), создали ситуацию роста цен, опережающего рост издержек.

Таким образом, влияние внешнего рынка было не прямым, а косвенным. Оно осуществлялось не обязательно через прямые контакты, допустим, с Европой, а и через наши бывшие союзные республики. При этом надо учесть, что спрос на сырье есть всегда. Например, Китай предъявляет колоссальный спрос на сырье, имея избыточные мощности в обрабатывающей промышленности, избыточные ресурсы рабочей силы. Единственный сдерживающий фактор в Китае -- недостаточные инвестиции в сырьевые сектора, то есть дефицит сырья. Это болезнь многих развивающихся стран: с одной стороны, низкая технология, а с другой -- наличие огромных резервных мощностей, загрузка которых сдерживается отсутствием первичных ресурсов.

Таким образом, Китай долго еще будет оставаться насосом для откачки сырья из нашей экономики. Это может сильно стимулировать обмен нашего первичного сырья на продукцию китайской легкой и пищевой промышленности, толкая нас в сторону сырьевой специализации.

-- Это уже происходит?

-- Да. Например, китайцы уже вкладывают в Удоканское месторождение инвестиции, чтобы 50 процентов меди увозить к себе.

_______________________________

1 В апреле 1993 года.

2 Федоров Борис Григорьевич (род. в 1958 г.)-- с марта 1993 по январь 1994 г. был вице-премьером Правительства РФ, с 1990 по январь 1994 г. -- министром финансов в российском правительстве.

                           Борис Григорьевич Фёдоров (1958—2008)

3 Павлов Валентин Сергеевич (род. в 1937)--в 1989--1991 годах. -- министр финансов СССР, в январе--августе 1991 г. -- председатель Совета министров СССР.