Младшую дочь Веры Федоровны и Егора Константиновича звали Альфией. Причем Коноваловы были русскими от головы до пят, просто в деревне, где когда-то родилась Вера Федоровна жила татарка по имени Альфия и отчеству Мансуровна. Маленькая Вера запомнила ее на всю жизнь. Девочке казалось, что краше черноволосой и черноглазой молодой женщины никого на свете нет. А красивая, значит, счастливая. Это нехитрое утверждение отложилось у Верочки в подсознании.
Первых двух дочерей Егор Константинович басурманским именем называть не дал. А когда родилась третья девчонка, неожиданно сдался, и Вера Федоровна исполнила свою мечту.
Крошку нарекли Альфией… Егоровной.
Альфушенька стала для супругов светом в окошке. Если старших – Зойку и Наташку родители гоняли, то младшенькой позволялось практически все. Любимица ведь!
Альфия Коновалова на свою тезку из далекой деревни похожа не была.
У девочки были русые жидкие волосы, острый маленький носик и плохое зрение - с самого раннего детства она носила очки. Вере Федоровне еще и поэтому было невыносимо жалко младшую дочку, которой безжалостные окулисты заставляли заклеивать то одно, то другое стекло, сложенной слоями марлей.
Старшие дочери Коноваловых очков не носили и вообще вышли девицами ладными – кровь с молоком. Поэтому когда Зойка и Наташка подросли и по-женски округлились, родители старались держать руку на пульсе: с мальчишками стоять в подъезде не разрешалось, а за возвращение домой после девяти вечера можно было отхватить отцовского ремня.
Но, даже не смотря на это, девушки сумели хлебнуть мужского внимания, и осознать, что пользуются спросом. Старшая дочь Коноваловых – Зоя была особенно хороша, даже по-своему красива. Русая от природы она красила волосы «Басмой», а губы красной помадой. Не заметить стройную и синеглазую Зойку было невозможно. Парни сворачивали головы, провожая ее взглядом, а то и свистом. Когда отец понял – дочь выросла, лупить ее пятую точку почем зря перестал. В какой-то момент махнул рукой, мол, что выросло, то выросло. А выросло расчетливое и жадное до хлеба и зрелищ существо.
Семья Коноваловых была зажиточной. Егор Константинович работал водителем и возил на представительской черной «Волге» большое партийное начальство. Частенько он доставлял в обком молодых и сочных дам, на подозрительные вечерние собрания, а ближе к утру развозил хмельных посетительниц и раскрасневшихся членов партии по домам. Водитель прекрасно понимал, что за устав «изучали» в ночных кабинетах его начальники и умело этим пользовался на следующий день.
Утром, некий Григорий Кузьмич с трудом загружал свое полное тело в служебную машину и Егор Константинович как бы невзначай заводил речь на нужную ему тему. Начальник, испытывающий муки похмельной совести вникал в просьбу водителя и обещал помочь.
И помогал, разумеется. У Веры Федоровны появлялись крутые болоньевые плащи, зонты «три слона», а у девчонок американские джинсы и югославская обувь.
Пол и стены квартиры Коноваловых были устланы коврами, сервант ломился от хрусталя и китайского фарфора, а однажды под Новый год глава семьи принес домой детище вильнюсского радиотехнического завода - катушечный стереомагнитофон «Айдас- 9М».
Одним словом девочки Егора Константиновича ни в чем не нуждались, разве что в теплых взаимоотношениях. Но вся нежность и любовь супругов, как сказано выше, была посвящена Альфушеньке, а старшие дочери просто росли рядом – в модных шмотках и родительских придирках. Между собой старшие девчонки ладили, точнее не конфликтовали, а еще точнее относились друг к другу с безразличием. Младшая сестра для обеих была как мебель, ее Зойка и Наташка в равной степени презирали, немного ревновали, хотя без особого фанатизма.
Аленький цветочек, как нежно называла дочку мама, посещала всевозможные кружки, играла на аккордеоне, приносила из школы пятерки и семимильными шагами приближалась к золотой медали.
Марлен Дитрих из сельпо
По ночам Вера Федоровна, лежа в кровати, мечтала о дальнейшей судьбе своей кровиночки, которую видела замужем за иностранным дипломатом и живущую в трехэтажном особняке на берегу бирюзового моря. Мать грезила о той жизни, которой у самой не получилось.
Когда-то школьница Вера мечтала выйти замуж за Павла Кадочникова, популярного актера советского кино. Но в деревне, где жила девушка, артисты не встречались. В селе были только трактористы, машинисты и прочие представители трудового класса. Местные парни на симпатичную Верочку заглядывались, но они были ей не нужны. Девушка жаждала переехать из опостылевшей деревни в город и стать там богатой и знаменитой как Марлен Дитрих.
Фотокарточка зарубежной кинодивы в мехах и сигаретой, которую Вера всеми правдами и неправдами выпросила у хромой почтальонши Надьки Кротовой, была прикреплена английской булавкой над ее кроватью. И каждый день немка вызывала советскую барышню на незримый бой, мол, а тебе слабо?
Верочка злилась, гневно топала ножкой, показывала сволочной Марлен язык, и брела на работу в местное сельпо, где работала продавцом.
Распорядок дня был известен. До тошноты. Трое или четверо покупателей за весь день, а в обеденный перерыв прибежит влюбленный в нее машинист Сашка, потопчется у прилавка, ничего не купит и испарится. Разнообразие случалось, когда привозили товар. Но это было редко.
Вера скучала и ждала перемен. Точнее верила, имя обязывало. И когда на пороге магазина появился незнакомый фронтовик, замшелая рутина в девичьей душе дала трещину.
После войны Егор устроился работать водителем, специальность получил еще в 40-м. Сначала возил председателя колхоза, затем предложили место в районе. Жениться парень не спешил, девушки были, но ничего серьезного.
В тот особый для обоих день, Егор привез своего начальника в гости к местному председателю, а сам зашел в торговую лавку купить папирос. Так и познакомились.
Молодой Коновалов похож на Кадочникова, конечно, не был, но тоже был хорош: большой, с шикарным русым чубом, синими глазами и кокетливой ямочкой на подбородке. В городе у фронтовика была отдельная комната, вдобавок он водил автомобиль, пускай и казенный, что делало его в Верочкиных глазах сказочно богатым принцем.
Продавщица Егору понравилась. Особенно ее милые веснушки. Спустя несколько дней он наведался в деревню снова, потом еще раз, и еще…
Деревенские бабы Верке завидовали. После войны мужиков не хватало катастрофически, а тут заезжий и упакованный кавалер. Да и вернулся парень с войны с руками, и ногами, хотя три раза горел в танке и был ранен, от чего на лодыжке у него остался большой шрам в виде распустившегося цветка.
Когда Егор предложил Верочке пожениться, она ни раздумывая, согласилась. Мать покачала головой и поинтересовалась: «Любишь ли?»
Но настаивать, чтобы дочь осталась в деревне и подумала еще годок другой, не решилась. В доме было еще шесть ртов: пятеро детей и выжившая из ума бабушка. Верочкин отец пропал без вести на фронте.
Так Вера стала Коноваловой. Мужа она не любила, но была довольна, что любят ее. Егор Константинович увлекался фотографией и по ночам проявлял снимки с молодой женой в темнушке. Стены в комнате были увешаны Верочкиными портретами, и это ей очень нравилось. Ну чем не Марлен Дитрих! Как-то раз Верочка одолжила у соседки пальто с песцовым воротником, достала где-то сигарету, сделала томный взгляд и попросила мужа запечатлеть ее в таком образе. Отомстила поганой немке!
Работать в городе Вера не захотела. Егор зарабатывал хорошо и старался исполнить любой каприз супруги. Женщина много гуляла, ходила в кино.
По вечерам они с мужем слушали грампластинки, обсуждали новости, вместе готовили ужин. Начали копить на телевизор, собирались поехать в Ялту. Новая жизнь в городе Верочке очень нравилась, но все изменилось, когда родилась Зойка. Новорожденная орала дни и ночи напролет как потерпевшая. Только спустя несколько недель, пожилая соседка объяснила молодой и вымотанной мамаше, что у девочки на спине так называемая «шерстка» – мелкие волоски, которые доставляют ей массу неприятностей. По совету женщины Вера начала смазывать спинку дочки подсолнечным маслом, и благодарная Зойка проспала 12 часов, не просыпаясь. Вера смотрела на конверт со спящей дочкой с сожалением. Этот ребенок забрал ее женское счастье. Прощай телевизор. Ялта, до встречи!
Через два года родилась Наташка. Еще через четыре – Альфия. Только к рождению третьей дочери Вера Федоровна смогла справиться с обидами на жестокую судьбу и несбывшимися надеждами. Хотя и частично.
К тому времени Коноваловы получили отдельную «двушку» и вкупе с комнатой Егора Константиновича выгодно поменяли ее на трехкомнатную квартиру в центре.
Дом Коноваловых был полной чашей, но не было в нем любви. Той, что вдохновляет, наполняет, придает сил. Вера Федоровна своих девочек любила по-своему: старших на инстинктивном уровне, младшую - жертвенной, а потому нездоровой любовью.
Даже обнимать детей в семье, было как-то не принято.
Когда малышки плакали, в основном их трепали по головам или легонько похлопывали по плечу: «Ну-ну…»
То, что в день каждому человеку нужны для выживания минимум два-три объятья, а детям еще больше Вера Федоровна не знала. Или не хотела знать. Младшую дочь родители иногда баловали и к себе прижимали. Но делали это в основном за пятерки в дневнике или очередную грамоту, принесенную из музыкальной школы.
Отличница и хулиган
Когда Зойка училась в старших классах, в нее влюбился красивый офицер с романтичным именем Владилен. Военный работал в колонии строгого режима, что, по мнению старшей дочери Коноваловых, придавало ему жуткого шарма. Владилен или как его называла сама красотка - Вальдэмар словно школьник поджидал ее у подъезда, дарил гвоздички и разные побрякушки.
Зойка окончила школу и поступила в архитектурный техникум, благодаря отцовской протекции. Тюремный надзиратель по-прежнему ходил по пятам.
Девушка учиться не хотела и не планировала, поэтому, когда на горизонте появился Владилен-Вальдэмар, вцепилась в него мертвой хваткой. И когда молодые расписались, Зойка бросила учебу, заявив, что будет вести хозяйство, и ждать мужа, сидя у окна. Как мама.
Наташка тоже поступила в техникум (разумеется, архитектурный, где у отца были связи) и была рада, когда старшая сестра освободила комнату, которую они занимали вдвоем. Свобода! У Альфии же всегда был отдельный уголок. Вера Федоровна тоже спокойно вздохнула, когда Зойка выпорхнула из родительского гнезда. В глубине души мать считала ее шалавой, особенно раздражали дочкины красные губищи и длинные черные волосы. Как у татарки, на которую ни капли не была похожа Альфушка. Поэтому когда Владилен повел Зойку под венец, перекрестилась.
Ну, теперь заживем.
Альфие оставалось учиться в школе еще год, но Вера Федоровна уже озадачилась выбором для нее престижного вуза. Возможно иняз или лучше физико-математический?
Пока мать размышляла, младшая дочь изменилась и превратилась в интересную девушку. Она больше не ходила с заклеенными стеклами, отцовский начальник привез ей стильные очки из-за заграницы. И хотя Алька заметно уступала в женской привлекательности старшим сестрам, она была миленькой и женственной.
Все чаще Цветочек рассматривала свое тело, стоя перед зеркалом (пока мать не видела!) и гладила округлости, доводя себя до возбуждения. В эти минуты, как Альфушеньке казалось разврата, ей было очень стыдно, но и очень приятно.
Еще девушка украла у старшей сестры помаду, и когда никого не было дома, красила губы и надевала на голову черные колготки, представляя, что это волосы. Алька ненавидела свое непонятное имя, а также Зойку, красоте которой завидовала.
Да, Цветочка боготворили родители, но она, не задумываясь, отдала бы это взамен сестринской популярности среди мужчин. В Альфие росла и крепла женщина, но мама с папой замечать это отказывались, заставляя младшенькую все время проводить за ненавистными учебниками и игрой на аккордеоне.
Вера Федоровна постоянно твердила, что быть умной, гораздо лучше, чем красивой. Красота однажды пройдет, а знания никуда не денутся.
«Вот пригласят тебя в гости, - говорила мама. – Станет всем скучно, а ты, раз, растянешь меха и кааак заиграешь!»
Аленький злилась, но про себя - мать огорчать не хотела. Да и как объяснить взрослой и упертой женщине, что интересы у молодежи несколько иные, и с аккордеонами в гости никто не ходит. Если только дураки какие-нибудь.
В душе Альфушеньки зрела буря, и она ее как могла, подавляла, но только пока на пути не возник Вадим Говоров, дворовый повеса и балагур.
Чем длинноволосый хулиган привлек умную, и не по годам развитую Альфию, Вера Федоровна не смогла понять до конца своих дней.
Цветочек влюбилась. По уши, без памяти, до дрожи в коленях и других частях девичьего тела. Местный стиляга в пижонских брючках не давал ей покоя ни днем, ни ночью: расположился по-хамски в голове, и исчезать не собирался. А когда парень однажды заговорил с ней на улице, у девушки земля ушла из под ног. Неужели он ее заметил?! Отличница и хулиган потянулись друг к другу как две противоположности, и между ними вспыхнуло чувство. О своем счастье влюбленная Алька рассказать никому не могла. Мама с папой считали ее святой. Сестрам было плевать на нее с большой колокольни. Подруг не было, ведь Вера Федоровна считала всех недостойными дружить с ее сокровищем. Ах, если бы только строгая мать могла увидеть дочкины видения, которые рисовал в девичьем воображении беспощадный пубертатный возраст. 15-летняя Альфушка очень боялась, что мама все узнает и ее убьет.
Подростковая любовь мешала не только делать уроки, но и вообще жить – сон ушел, забрав с собой и аппетит. Везде и всюду мерещился патлатый Вадька.
Вера Федоровна перемены в дочке заметила, но решила, что это от переутомления. А тем временем Цветочек начала родителям врать. Говорила, что нужно посетить дополнительные занятия, а сама неслась к Вадимке. Влюбленные встречаться во дворе не могли, 17-летний Говоров Алькиной матери боялся как огня. Подростки убегали в старый разрушенный дом на окраине, где частенько собиралась шумная компания местных бунтарей. Незнакомый мир песен под гитару, сигарет, красного вина и поцелуев Альфушку пугал до смерти, но и манил со страшной силой. Возвращаясь домой, она долго чистила зубы, активно что-то ела, дабы заглушить аромат вольной жизни и садилась за уроки. Справлялась, хотя в глазах все плыло, а в ушах звенело.
Когда дочка занималась, мама старалась не отсвечивать, тихонько заглядывала в комнату, где усердная Алечка склонилась над учебниками и со счастливой улыбкой прикрывала дверь. Гордость и ликование разливались бальзамом на сердце Веры Федоровны, а белозубый и богатый дипломат терпеливо поджидал на берегу моря, когда подрастет Аленький.
Вадик Говоров учился из рук вон плохо, его даже в комсомол не приняли, за аморальное поведение. У него был младший брат Олег и молчаливая мать, которая до ночи вкалывала на заводе в две смены, и на сыновей у нее не оставалось ни сил, ни времени. Альфушка же была комсомольской активисткой и вообще где не участвовала, занимала только первые места. Да и семья ее была обеспеченная и по внешним признакам – интеллигентная.
В школе влюбленные делали вид, что незнакомы, а по вечерам ели мороженое в вафельных стаканчиках и обнимались на руинах заброшенного дома. Когда наступили холода, целоваться на улице стало не комильфо. И Говоров пригласил Альфушку к себе. Олег тогда лежал в больнице, мать была на работе, а в гудящем как реактивная ракета холодильнике «ЗИЛ» оказалась початая бутылка кубанского «Хереса».
Вадька набулькал полстакана пахучей жидкости в граненый стакан и хихикая протянул Альфушке.
«Пей давай, а то заболеешь!»
Вино мгновенно ударило в голову и Альку бросило в жар.
Говоров налил снова, на этот раз почти до самых краев и выпил содержимое одним глотком. Потом развалился на стареньком диване и похлопал рядом с собой, приглашая подругу к себе. Она повиновалась, да и как могла ослушаться…
Нет позору!
То, что Альфушка понесла, первой узнала Наташка. Точнее увидела, как сестра обнимается с унитазом, и доложила об этом матери. Сделать выводы было нетрудно. Такого удара Вера Федоровна не ожидала. Этот день стал самым черным в ее жизни.
Альфушка сидела на кровати и смотрела в пустоту. Ее губы потрескались и покрылись белым налетом, взгляд остекленел, руки и ноги заледенели.
- Кто это сделал?- визжала как бензопила «Дружба» мать.
- Кто посмел? - нависал над дочерью горой Аюдаг грозный отец.
Цветочек молчала. То, что она беременная Альфия поняла спустя месяц, после вечера с «Хересом» в доме Говоровых. Девчонка не на шутку испугалась и вечером сообщила известие Вадьке. Парень побледнел, залепетал что-то про поездку на Север, а на другой день принес Альке три стеклянных бутылька доверху набитых витаминными драже.
- Сестра Кольки-шприца сказала, если глотать по десять шариков шесть раз в день, он рассосется, - объяснил Вадька со знанием дела.
- Кто рассосется? – не поняла Алька, крутя в руках бутыльки.
- Ну он, - отвернул глаза в сторону будущий отец.
- Кто он? – разозлилась младшая Коновалова.
- Ну ребенок, - перешел на шепот кавалер.
- Дурак! – сказала Алька и пошла прочь. Но витаминки принимать начала, и не по шесть, а по семь раз в день. Только бы помогло! К тому времени, когда все открылось, два бутылька уже были пустыми, но ожидаемого эффекта не произошло.
В школе удачно начались каникулы, и Альфия находилась под домашним арестом. Каждый день ее допрашивали, пытаясь узнать имя преступника. Но Цветочек продолжала молчать. Тайну раскрыла паршивка Зойка. Она наведалась в гости к родителям, и Наташка, брызгая слюной, вывалила ей все прямо в коридоре.
Мать слегла, отец бродил по комнате, словно медведь в клетке, на всю квартиру невыносимо несло катастрофой и корвалолом.
Услышав новости, Зойка громко расхохоталась.
- Ну Аленький! Ну насмешила! - заливалась старшая сестра.
Алька стиснула зубы и гневно сверкнула глазами в сторону гостьи.
Вальдэмарова жена стояла посреди комнаты - такая красивая и заграничная: в синем джинсовом костюме, с красными губами и черными локонами, разбросанными по плечам как на фото в журнале.
Взрослая женщина и женщина-подросток смотрели друг на друга. Одна ненавидела другую: за украденную и недодаденную любовь.
- А я знаю, кто это сделал, - неожиданно сказала Зойка.
Алька перестала дышать. Голова затрещала, словно была арбузом на рынке, который проверяли на зрелость. Старшая сестра снисходительно посмотрела на младшую. Сейчас она станет ее палачом, о, как же была сладка и приятна эта месть. Егор Константинович остановился как вкопанный, Вера Федоровна приподнялась на локте, Наташка, еле сдерживая довольную улыбку, опустилась на стул. Сейчас…Сейчас…
В комнате стало тихо-тихо. И только часы в зале тикали, отсчитывая, сколько осталось жить Аленькому и ее тайне.
- Это Вадька Говоров, - с нескрываемым удовольствием открыла карты Зойка. – Они давно вместе по подворотням ошиваются.
Что произошло дальше, повергло Веру Федоровну в шок. Ее малышка, ее отличница и медалистка набросилась на Зойку как дикая кошка и вцепилась ей в волосы.
- Ты все врешь! – орала на весь дом Цветочек. – Ненавижу тебя! Сдохни, шлюха! Сволочь! Сука!
- Альфуша, - зарыдала в голос мама. – Что же ты говоришь, милая?
- Не хочу быть Альфушей! – повиснув на Зойкиных волосах, кричала Алька. - Хочу чтоб меня Леночкой назвали!
Зойка извивалась змеей пытаясь скинуть Аленькую с себя, Егор Константинович старался отцепить младшую дочь от старшей, и спустя какое-то время это ему удалось. Цветочек билась в истерике, сжимая в кулаке черный клок Зойкиных волос. Отец сгреб дочь в охапку и утащил в ванную под холодный душ. Наташка хохотала, а Зойка с размазанной по щекам помадой, нервно поправляла полы задравшегося в драке жакета, повторяя как заведенная одно только слово: «Дурдом!
Автор Марго Соседова.
Оценили 9 человек
19 кармы