Мир без США: геополитическое фэнтэзи или реальность?

С недавних пор сценарии «гибели Америки» стали усиленно будоражить умы фантастов и политологов. А вот экономисты и серьёзные политики, хотя в моделях разрушения государств под грузом имперских обязательств ничего уникального с исторической точки зрения нет, предпочитают выносить подобные геополитические сюжеты за скобки.  

До последнего времени столь глубокая вера в потенциал американского государства была связана с его институциональным характером и не просто сложной, а сознательно запутанной (до противоречивости) системой политических и социальных институтов - когда нельзя изменить баланс сил и отношений внутри страны, не разрушив всю систему и не создав серьёзную общемировую турбулентность. Считалось, что государственность имперского типа, прежде всего американская, слишком сложна, чтобы её реформировать, и слишком важна для глобальной стабильности, чтобы допустить её обрушение.

Причём судьба Советского Союза, развал которого принёс много страданий, но всё же оказался менее трагическим, нежели предполагалось, не изменил точку зрения даже тех, кто искренне считает Америку «исчадием рая на земле». Однако события последних трёх месяцев несколько поколебали уверенность в абсолютной, чтобы ни случилось, «железобетонности» США.

Американский разлом

Например, выяснилось, что управлять общественным мнением через твиттер, обращаясь напрямую к избирателям, можно, но управлять страной в условиях разрушения (причём сознательного!) механизмов бипартийного диалога - крайне затруднительно.

Управлять страной через твиттер крайне затруднительно.

Стало понятно, что имеющихся инструментов государственного управления ситуацией на важнейшем геоэкономическом переломе у американской федеральной элиты нет, а управление общественным мнением через средства массовой информации и социальные сети не даёт шанса сфокусировать ресурсы.

Кроме того, возникли элементы локальных двоевластий (самое яркое в Сиэтле), показавших силовую беспомощность региональных властей. В результате выяснилось, что инициировать локальные и региональные протесты и направить их против «трампистов», а косвенно - против федеральных властей, региональные либералы могут, но потенциал вернуть ситуацию в относительно спокойное русло присутствует далеко не всегда и не везде. Что и создало в дополнение к линии напряжённости «федеральные власти - власти штатов» дополнительное и очень острое противоречие по линии «власти штатов - власти крупнейших городов штатов», что уже сейчас становится реальным политическим водоразделом в Нью Йорке, Пенсильвании, Калифорнии, а в перспективе - в большинстве южных штатов.

Примечательно, что и американские вооружённые силы, кажется, со времён Гражданской войны Севера и Юга, впервые подали политический «голос», не просто отказавшись выполнять распоряжения президента Трампа, а вступив с ним в публичную политическую полемику. И им за это пока что ничего не было - Трамп предпочёл сделать откровенный шаг назад…

Опять-таки впервые со времён войны Севера и Юга в США на системном уровне появились элементы взаимодействия различных штатов, вызванные не столько протестами, сколько неэффективностью федеральной власти в ходе противостояния пандемии коронавируса и последовавшему экономическому спаду. Именно протестная активность на фоне, мягко скажем, противоречивости действий федеральных властей и усилила потребность в подобной координации.

Протестность, в том числе в насильственных формах, стала элементом социального и культурного структурирования общества.

Также выяснилось, что либеральная толерантность, как суррогат идеологии и в какой-то мере религии, работает только в относительно спокойной в политическом и социальном плане ситуации. Особенно, если политическая стабильность покупается за счёт подачек меньшинствам. В ходе кризиса, даже не слишком глубокого - как в Миннеаполисе, либеральная толерантность быстро замещается куда более радикальными идеологическими концептами. В результате протестность, в том числе в насильственных формах, стала элементом социального и культурного структурирования общества.

Наконец, в ходе нынешнего кризиса выяснилось, что степень доверия к государственным институтам и структурам в США находится на весьма низком уровне. Впрочем, отчуждение общества от институтов государства вполне естественно, если учитывать особенности американской политики последних лет, достигшей опасной черты.

Властные институты США фактически расписались в утрате контроля над социальными процессами в целом ряде политически взрывоопасных пространств, например в расово однородных пригородах. И в этот самый момент воспетое политологами американское гражданское общество частично исчезло с политической арены, а частью - влилось в протесты.

Неочевидное, но вероятное

Каждый в отдельности новый элемент политического ландшафта в США мог бы быть легко нейтрализован или абсорбирован американской экономической системой, но, взятые в совокупности, даже ещё и помноженные на среднесрочную экономическую неопределённость, они создают ситуацию структурного кризиса американской государственности. Учитывая, что всё это происходит в крайне непростой геополитической обстановке, когда даже в прошлом верные союзники, например Турция, начинают подумывать о большей свободе рук в важных для устойчивости Pax Americana регионах, внутренний кризис с неопределённым результатом может иметь для США последствия и на международной арене.

Даже Турция начинает подумывать о большей свободе рук.

Обычно американское государство и американская элита выходили из кризисов - внешних и внутренних - усиленными и даже с «прибытком». Но нельзя не заметить, что для США впервые за последние пятьдесят с лишним лет возникла ситуация прямого сочетания внутренних кризисных явлений социально-политического характера - фактически, кризиса власти, и внешней турбулентности, ставящей под сомнение сохранение влияния США в мире.

При этом нельзя забывать, что очень часто США выходили из внутренних проблем за счёт внешней активности, за счёт ограбления, «раскулачивания» своих врагов, союзников и партнёров: в кризис не до морально-политической рефлексии…

Исходя из этого, предположим, что критическое ослабление США - возможно, с утратой части элементов централизованности - перестаёт быть некоей фантастической перспективой и должно рассматриваться как потенциальная реальность. Наиболее дальновидные представители американской политической и экономической элиты уже осознали глубину и системный характер кризиса своей государственности, поэтому нацелены на выработку наиболее безопасных методов купирования последствий кризиса, на сброс «избыточной напряжённости». Главная точка неопределённости - в какой форме, в какой временной промежуток и с какими последствиями эти задачи могу быть реализованы.

Оптимизация лидерства

Думается, при любом раскладе стратегической линией станет попытка осуществить некое переиздание «арабской весны», но применительно уже к другим регионам, прежде всего - к Европе, но нельзя исключать Африку и Ближний Восток. Тем более что мир в целом и ряд конкретных стран созрели для восприятия новой идеологии, основанной на радикальных формах реализации принципов социальной справедливости. Но какова будет роль США в осуществлении этой стратегии? Кончится ли дело политическими манипуляциями и экспортом «новых революционеров» или же - в случае победы в США если не в 2020 году, то в 2024-м, - глобалистско-социалистическая группа в американской элите выберет более активные формы участие в идеологическом переформатировании современного мира по типу симбиотического взаимодействия Советского Союза и Коминтерна в 1930 годы прошлого века?

На этот вопрос чётко дать ответ пока что невозможно, но очевидно, что американская элита в целом, не говоря уже о её глобалистской части, не может позволить себе пожертвовать фактором глобального лидерства или, по различным соображениям, согласиться с «оптимизацией господства».

Но проблема в том, что «лидерство» в новых геоэкономических условиях предполагает не только ещё большие затраты по сравнению с «господством», но и усиленную агрессивность на мировой арене. Правда, для этого придётся выходить на принципиально более высокий качественный уровень социально-идеологического конструирования, нежели уже продемонстрированный США в ходе управления «цветными революциями».

Никого не должно вводить в заблуждение заявление Дональда Трампа о том, будто США больше не собираются играть роль «глобального полицейского».

Действительно, с некоторых пор Вашингтон пытается проводить политику эгоистического глобализма, минимизируя свои обязательства перед партнёрами, но при этом, оставляя себе максимальную свободу рук в том, что касается применения военной силы за рубежом. Так что быстрого сворачивания военной активности США ожидать не приходится. С другой стороны, последние события в США не остались без последствий.

В чём сила, Трамп?

Американской элите необходимо переосмыслить и пересмотреть свои взаимоотношения с силовыми структурами, в первую очередь, с вооружёнными силами, не избежавшими политизации, но по-прежнему необходимыми как сдерживающий фактор в условиях системной внутриполитической конфронтации. Заявление министра обороны США Марка Эспера, классического представителя американской элиты, связанного с крупным бизнесом, о необходимости изучить «опыт действий Национальной гвардии в ходе последних беспорядков», свидетельствует об осознании элитой потенциальных рисков. Но в условиях развала внутриполитического консенсуса в США и явного институционального кризиса американской государственности маловероятно, чтобы элите удалось сформировать обновлённое и закреплённое в законах понимание роли и места силовиков в американской политике, которое гарантировало бы её безопасность.

Стало быть, фактор «ручного управления», сломавший отношения Дональда Трампа с силовиками (когда президент не сумел продавить «пограничное» с точки зрения американского законодательства решение о вводе войск в Вашингтон) будет усиливаться. Но вместе с ним будет усиливаться и значение «клановой лояльности» - традиционно сильной в американских вооружённых силах.

Так что вряд ли в новом политическом и экономическом пространстве, которое формируется в США на наших глазах, отношения американских вооружённых сил с обществом и элитами останутся прежними. Последствия кризиса скажутся и на моделях управления.

Неизбежно сокращение военного присутствия США за рубежом.

- Несомненно усиление запроса на политический и гражданский контроль над вооружёнными силами, что на практике будет означать усиление вмешательства вашингтонской элиты и союзных с ней в настоящее время сил (включая и «активистов») в управление вооружёнными силами и продвижения в них «расширенных» в связи с современной ситуацией принципов политической корректности, расовой и иной толерантности. Борьба за «умы и сердца» американских военных, причём и непосредственно в казармах, станет регулярной потребностью.

- Неизбежно сокращение военного присутствия за рубежом, как наиболее затратного инструмента внешней военно-силовой активности. Но по какому принципу этот процесс будет осуществляться? Сомнительно, чтобы американская политическая элита стремилась активно возвращать части и подразделения, размещённые за рубежом, непосредственно в США. Скорее всего, те структуры армии США, о внешнем финансировании которых не удастся договориться в рамках формальных альянсов или на двусторонней основе, могут быть «раскассированы».

- Вероятен и рост внимания к стратегическим ядерным силам, о чём Трамп заявлял с самого начала президентства. Впрочем, это связано не столько с военно-политическими потребностями (хотя и их отрицать не стоит - необходимость сдерживания Китая с использованием СЯС будет усиливаться объективно), сколько с тем становящимся очевидным обстоятельством, что другого такого драйвера высокотехнологической индустрии, как ракетно-космический сегмент ВПК, у США нет. Не исключена и попытка превращения СЯС в некий личный военно-политический ресурс американского президента.

- Неизбежно переосмысление роли и места частных военных компаний в структуре инструментов «жёсткой» силы США. Причём не только с точки зрения инструмента внешнего воздействия, но и в роли охранно-силового потенциала базирующихся в США транснациональных компаний - для обеспечения благоприятного политического и экономического пространства. Кроме того, для американской власти, если, конечно, она не будет переподчинена интересам глобалистов, критичной станет задача установления плотного контроля и управляемости всех силовых структур - и государственных (например, силовых компонентов ЦРУ и министерства внутренней безопасности), и частных, а также предотвращения их приватизации и инфильтрации в них деструктивных идеологических веяний.

Это есть их последний и решительный бой…

Как бы там ни было, а распад американской государственности всё ещё остаётся некоей фантастической перспективой. Однако относительно длительное внутреннее ослабление США, с точки зрения системных рисков, более глубоких, нежели на рубеже 1960-х - 1970-х годов прошлого века, уже не исключает и такой вариант.

И американская элита (или её отдельные группы, если единство не удастся восстановить уже в самое ближайшее время) будет искать выход из этого положения - поскольку, как бы красиво американские интеллектуалы ни рассуждали о «сетевизации» мира и самой Америки, пожертвовать американским государством они не готовы.

Таким образом России и партнёрам следует быть готовыми к обострению внешнеполитической активности американской элиты, которая, в отличие от советской элиты, вряд ли готова капитулировать, не дав последний бой. А, вот, где этот «последний бой» будет происходить - внутри США или на мировой арене, зависит от слишком многих факторов. В любом случае, наивно рассчитывать на сворачивание американского глобализма под воздействием системного кризиса. Напротив, агрессивность поведения США на мировой арене будет только расти.

Дмитрий Евстафьев

Источник