Заткнуться на чужих похоронах

  Не выдержал обычно сдержанный Захар Прилепин, наш народный министр культуры(говорят, где-то есть министр номенклатурный, получающий за это немалые деньги - но о ней никто и не слышал). Вот что он пишет:

  Тут вылезает из-под куста мудреватый кудрейка или кудреватый мудрейка в статусе светила отечественной словесности и говорит, буквально: российская армия должна с позором проиграть, а Россия должна понести наказание.

  Я перевожу это так: пусть они ещё раз убьют твоего Воху и ещё сто раз убьют Графа, пусть они убьют всех, кто стоит на их пути, пусть ваша армия бежит до Урала, а мы будем улюлюкать вам вслед, потому что вы агрессоры и убийцы.

  Для меня не имеет никакого значения, писатель это говорит, музыкант или продавец бубликов.

  Я говорю ему в ответ то, что думаю о нём. Я говорю ему: ты урод.

  Я говорю: ты урод, и я не хочу тебя видеть в своей стране, равно как ты не хочешь видеть меня в своей.

  Ты против моих мёртвых. Почему я должен сидеть с тобой за одним столом?

  Мне говорят: у него другое мнение.

  Какое ещё «другое мнение»? Вы в своём уме?

  У меня убили брата, а у него по этому поводу «другое мнение»: он рад, что его убили. И я должен его понять, ведь у него такой хорей, такие ямбы.

  У меня кровь приливает к голове, когда я это слышу.

  Между прочим, у нас есть отличие, и оно весомо.

  Я вовсе не хочу, чтоб его убили, этого человека с другим мнением. Я просто хочу, чтоб он заткнулся на похоронах, где мы провожаем товарищей.

  Мне вообще всё равно, как он будет жить и какие усилия предпринимать, чтоб на европейском рынке был теперь только он, в премиальных мировых списках — тоже только он и в будущих учебниках — тоже он.

  На здоровье, пусть ест хоть в три горла.

  А вот он хочет, чтоб нас не было.

  Говоря о нашем поражении, на самом деле он знает, как это поражение выглядит. Он хочет, чтоб нас (взявших в руки все виды оружия: путинских пропагандистов, империалистов, сторонников русского мира, волонтёров с новыми теплаками) наказали, лучше — посадили, но если убили — тоже не беда. Так надёжнее.

  Здесь меня опять перебивают и почему-то именно мне начинают объяснять, что русская культура обеднеет, что у неё должно быть два крыла, и очень длинный хвост, и глаза, которые смотрят в разные стороны.

  А меня, говорю, тошнит. Я слышать это не могу уже.

  Россия каждый день хоронит своих сыновей, своих детей и братьев, а мне подсовывают ехидное акунинское лицо и говорят: ну это же твой собрат по ремеслу, возлюби его, он так интересно писал про фандоринские приключения.

  Мне пишут целую статью, что зря я «идеологизирую литературу».

  Да что с вами вообще?

  Люди, которые многоумно и благообразно рассуждали об эмпатии, о гуманизме русской словесности, лишены этой эмпатии по отношении к собственной армии напрочь. На эту армию не распространяется их гуманизм. Они всё расчёсывают свою тоску о том, что без Симеона Харитоновича и Соломона Соломоновича обеднеет картина русской поэзии.

  Ничего с вашей поэзией не случится. Пусть цветёт сто цветов.

  Просто передайте Симеону Харитоновичу и Соломону Соломоновичу, что моё сердце болит только о русском солдате.

  Я давно не надеюсь докричаться до всех оглохших в своём литературном, кинематографическом, театральном эгоцентризме.

  Тёплые инфантильные люди, не знавшие никогда ни крови, ни горечи, ни опыта национальной беды, — откуда им знать то, с чем они не встречались? Они выросли, видя друг друга, гладя друг друга, теша друг друга.

  Но если всякий раз являться на похороны и по-вороньи каркать: «Покойник был убийцей! Мало вас убили!» — я не знаю, какой ещё реакции желают эти люди.

  Она самая мягкая из возможных.